Цифры нации

– Я не о ней. Я о Центральном банке, – уточнил Кошкин, а потом вдруг продолжил: – «Многоуважаемый Лев Давидович, Центральный банк уведомляет вас о прекращении финансирования социальных программ, призванных повысить деторождаемость… Основание – полное отсутствие финансовых средств на Ваших счетах».

– Я же говорила! – воскликнула Софья Степановна. – Большов доведет нас до ручки своими прожектами – ему только волю дай! Он же не может ничего, кроме как плавать…

– Ходить, – поправил ее сын. – На кораблях ходят.

– Не важно! Его не для того туда поставили, потому что после его избрания мы, выходит, приплыли… Но тебе-то откуда известно о прекращении финансирования?

– Оттуда… – Кошкин ткнул пальцем в сторону коридора. – От клиента… Но это ничего не меняет…

Он посмотрел в сторону Федора Ильича:

– Интересно, как у вас там устроено? Я имею в виду машину, о которой вы мне рассказывали… Нельзя ли на нее посмотреть?

– Это можно, – ответил Федор Ильич, на что Софья Степановна вдруг выкатила глаза.

– Мы же на дачу вроде как собрались! У нас там лужайка!

Начав с лужайки, хозяйка квартиры принялась рассказывать о даче в целом – где расположена, о соседях, а также про воздух, которым бы только дышать человеку.

Федор Ильич слушал внимательно. Воздух лесной, по его словам, был знаком ему больше всех. Этот воздух окружал его последнюю четверть века… Воздух, которым, к сожалению, сыт не будешь.

– Пусть прогуляются с Катенькой, если охота, – решила Софья Степановна. – А потом поедем к нам на дачу…

– Можно и так. Не возражаю…

Софья Степановна улыбнулась Федору Ильичу. Володеньке шел четвертый десяток, его будущее представлялось туманным. С появлением в доме андроида сын с головой ушел в работу: с утра за компьютер, затем прогулка, сон – и так в течение многих месяцев. Любые разговоры о том, что жизнь коротка, что сын может остаться один, не давали никаких результатов: Вовочка отвечал, что он не один такой, что так живут теперь многие, а то, что население при этом редеет, то это вроде как не проблема: меньше народа – больше кислорода.

Софья Степановна разводила от бессилия руками, хлопала себя по ляжкам.

«Вот и возьми тебя за рубль двадцать!» – восклицала она, потом шла к иконе Николая Угодника и горячо молилась, прося вразумить неопытное дитя. И вот он случай – сын притащил к себе в дом постояльцев.

«Слава тебе, господи, – радовалась мать, – сподобил наконец-то…»

Однако ближе к обеду Кошкин, Федор Ильич и Катенька, доставив Софью Степановну на дачу и взяв с нее честное слово, что она до их возвращения в город ни ногой, что она даже думать не будет об андроиде по имени Машка, уже ехали заброшенным бетонным шоссе. Местами из полотна торчала ржавая арматура, зияли выбоины, но в целом, несмотря на грохот колес, по дороге можно было все-таки ехать. За рулем сидел Федор Ильич. Перед этим он собирался остаться с Софьей Степановной на даче, но в последний момент вдруг вспомнил о трудностях предстоящей дороги, а также о том, что Катенька во многих вопросах не в теме, что ему самому надо бы побывать у себя дома и кое-что оттуда забрать.

Ехали они на машине довольно старой марки. Кошкин ни разу на таких не ездил: спереди у нее была лебедка, сзади – запасное колесо, под капотом рокотал дизельный двигатель, на рулевом колесе значилось слово «HUNTER». Федор Ильич все это время, как выяснилось, хранил машину на одной из городских парковок. Машине было лет сто. Она грохотала вовсю. Казалось, у нее совершенно отсутствует амортизация.

Катенька сидела с Кошкиным на заднем сиденье и временами оглядывалась. Возможно, это была привычка, вызванная долгой жизнью в лесу. Дорога между тем оставалось пустынной – только буйный кустарник рос по обочинам.

– Как ты думаешь, папа, мы успеем добраться засветло? – спросила Катенька.

Вместо ответа, отец зябко повел плечами и промолчал. Дорога, сужаясь, уходила вправо. Шоссе в этом месте оказалось перегорожено грудами бетонных шпал вперемешку с изогнутой ржавой арматурой, землей и валунами. Сбросив скорость, Федор Ильич съехал с дороги и стал пробираться грунтовой дорогой, виляя среди валунов.

Ревел мотор. Шумела в лужах вода. Кошкин держался за ручку двери. Казалось, они ходят по кругу в одной и той же местности. Он никогда ранее не бывал в подобных местах, и если б ему сказали: «Беги отсюда, родимый!», он не выбрался бы отсюда никогда. Тем более что солнце спряталось, так что ориентира не было никакого.

Федор Ильич остановился перед громадной лужей. За ней возвышался крутой косогор.

– Вот мы и приплыли. Два в одном называется. Так что сидеть и крепко держаться…

Он включил передачу и тронулся с места, набирая скорость. Проскочив лужу, он устремился кверху. Однако машина, не доехав до вершины, замедлила ход и остановилась, скребя колесами.

– Вот теперь ступайте, – велел Шендерович. – Видите пень наверху? Берите трос и вперед. Но только не стойте потом вблизи.

Кошкин отворил потяжелевшую дверь и, норовя скатиться вниз, первым выбрался из машины. Утвердился ногами среди травы и, удерживая плечом непослушную дверь, протянул руки к Катеньке.

– Потихоньку, – подсказывал Федор Ильич, – а то улетишь под гору. Сначала ноги, а потом уж сама…

Однако Катя сделала по-своему. Упираясь коленом в сиденье, она ступила в порог и выпала навстречу Кошкину. Тот подхватил ее, поставил рядом с машиной. Потом, взяв за руку, повел за собой на косогор. Затем опустился к машине и вновь поднялся кверху с лебёдочным тросом в руке.

Обернув трос вокруг пня и накинув крюк, он взял Катеньку под локоть и отвел в сторону. Федор Ильич включил лебедку. Трос натянулся. Машина, вращая колесами, ползла кверху.

Забравшись на косогор, они продолжили путь среди пихтового леса. Впереди темнела заросшая колея. На лице у Шендеровича выступили капли пота. Вынув из дверного кармашка полотенце, он на ходу утерся. Потом посмотрел на ручные часы и качнул головой:

– Однако долго мы едем…

Лес между тем начал редеть, колея пошла книзу. Поперек пути теперь виднелось бетонное шоссе, ведущее к тоннелю у подошвы горы. Забравшись на него с разгона, они повернули налево и въехали в темный овал тоннеля. Грохот двигателя и шум колес слились в единый рев. Вскоре тоннель повернул в бок и здесь уперся в глухие ворота.

Федор Ильич выключил двигатель, вышел из машины. Возле ворот на стене виднелись кнопки. Он нажал на одну из них, потом еще несколько раз, но ворота даже не вздрогнули.

– Отключилась, зараза! – Он смотрел себе под ноги. Найдя, что искал, наклонился и поднял с пола. Это оказался стальной пруток.

– Вот и ключик наш…

Федор Ильич вставил его в отверстие на двери, уцепил им что-то изнутри и с силой потянул на себя. Потом махнул рукой пассажирам. Те вылезли из машины и подошли.