Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
– Согласен, – важно кивнул «Мишаня». – А, по Марксу говоря, для чего и от чего она – там? Ведь фигня же получается! Освобождают пипл от долга, от обязанностей, от химеры совести… Зато все права – нате! И в сумме получается огромная толпа индивидуалистов, одиночек с раздутым «эго». Вопрос: для чего? А чтоб было проще массами рулить! По-моему, так. Зря они, что ли, со своей демократией носятся, как дурак с писаной торбой? В толпе инстинкт превыше всего! Чабан с парой овчарок легко справляется со стадом, уводя баранов, куда ему надо – хоть на пастбище, хоть на убой…
– Етта… – Вайткус шибко почесал в затылке. –
– Да я разве спорю… – Рука сама потянулась за вторым пирожком. – Нам не хватает демократии и свободы, надо бы их прибавить. Вот только… – Я задумчиво поглощал выпечку, а Вайткус внимательно следил за мной. – Вот только не вычтем ли мы тогда братство? Мы все – товарищи, пока не обдышимся свободой. «Демократии нам! – заблеем. – Правов человека, да побольше!» Сами не заметим, как общество разлезется по лоскуткам, по ниточкам, а индивидуям товарищество ни к чему. Да они и словей таких не знают, всё «господами» обзываются… Хм. Чуть не забыл одно отягчающее обстоятельство – деньги. Когда все продается и покупается, не до равенства и братства… – я фыркнул. – Выступаю, как политинформатор! Так ведь правда…
– Етта… – глубокомысленно заявил Ромуальдыч. – Зерно есть. Всё хорошо в меру – и по уму. Я как считаю? Хочешь за бугор свалить? Уматывай! Только сначала выплати государству за обучение в вузе. Всё, до копейки! В заднице свербит от свободы слова? А ну-ка, сдай свою эпохалку в Главлит, пущай проверят! Правду накропал? Молодец, возьми с полки пирожок с котятами! Набрехал, как Солженицын? Так засунь свой шедевр… сам знаешь куда! Баланс нужен. И дисциплина.
– О! – поднял я палец. – Золотые слова. Пошли, товарищ директор? А то мама будет ворчать.
– А на меня – Ирмочка! – засмеялся Вайткус. – Пошли!
Щелкнул выключатель, впуская тьму. С податливым лязгом прижалась дверь. Я обернулся, глядя на окна верхнего этажа, отразившие неживой свет фонарей. А еще выше вкатилась луна, небесный колобок.
– Я от Моссада ушел, – забормотал тихонько, – я от ЦРУ ушел, а от тебя, КГБ, и подавно уйду…
Среда 12 ноября 1975 года, утро
Первомайск, улица Чкалова
– Сетка! – Изин вопль заметался по гулкому спортзалу, пуская перепуганные эхо.
– Очко! – запрыгали болельщики. – Очко!
Словно разбуженное криками, выглянуло солнце. Тусклый рассеянный свет, сочившийся в огромные окна, забранные частой решеткой, плавно усилил накал, проявился квадратами сияния – шведская стенка заиграла желтым лаком.
Тиныч дунул в свисток и указал на нашу команду:
– Подача!
Я возбужденно подсигивал на носочках, как боксер на ринге, перейдя на место нападающего. Возбужденное топтание игроков пересыпалось короткими взвизгами кедов по площадке.
– Алка, подавай!
Алла, наш кудрявый комсорг, мощно «пробила до пола» – мяч, крутясь ядром, ударился кожаным боком. Аут! Защитники по ту сторону сетки дернулись, да поздно.
– Гаси! – взлетел одинокий голос.
– Да чё гасить?! Всё…
Свисток просверлил воздух за мгновенье до звонка. Команды, медленно остывая, смешались. Слышались возгласы:
– Алка,
ну ты вообще! Как из пушки!– Бац-бац, и мимо!
– Да это Паха зевнул.
– А чё сразу Паха?
– А чё, нет, что ли?
– Ой, да перестаньте вы! Как бы он достал? Ты с места на два метра подпрыгнешь?
– А чё я-то?
– Ви-и а зэ чэмпионс, май фре-ендс!
Тиныч хмыкнул, принимая мяч.
– Шевелись, чемпионы, обед стынет!
Я первым шмыгнул к выходу, в миллиметре разойдясь с Инной. Всей кожей уловив живое тепло, поймал, как брошенный цветок, нежный взгляд. Воистину, есть моменты, ради которых стоит жить!
Пока разгоряченная толпа мальчишек, галдя и гогоча, ломилась в высокие двери раздевалки, я, голый и босый, прошлепал в душевую. Журчащие струи хлестнули по плечам, окатили теплой влагой, и я выцепил скользкий обмылок со ржавой жестяной полочки. Решетка вентиляции под потолком донесла девичье ойканье – слышимость была хорошая.
– Вот кто постоянно коврики убирает! – слетело глухое Ритино ворчанье. – Убила бы. И так скользко, а они еще…
– Девчонки, девчонки! Давайте в темпе! – воскликнула Маша. – А то опять поесть не успеем!
– Житие мое… – вздохнула Светланка.
Свистящее шипение струй перечеркнуло высокие звонкие голоса.
На пороге душевой нарисовался распаренный Паша Почтарь – замер в позе сутулого Давида, только рукой придерживал не пращу, а полотенце.
– Миха, так нечестно! – поднял он крик с неподдельным возмущением. – Это мое место!
– Ваша лошадь тихо ходит, – фыркнул я, торопливо намыливаясь.
– Мон шер Поль, – манерно выговорил Зенков, щелкая самодельными шлепанцами, – наверное, вандалы спёрли мемориальную доску с вашей персональной кабинки!
– Да я там всегда мылся… – затрепыхался Пашка.
– Всё-всё, – миролюбиво сказал я, прикручивая оба крана, – ухожу!
Запнувшись о порожек, чуть не выстелился хилый Изя.
– Обожаю голых мужчин! – ухмыльнулся он, совершив пируэт на мокром кафельном полу. – Голых греков!
– Ой, Изя, не преувеличивай! – опал озорной голосок Альбины, теряясь за веселым шумством.
Динавицер смешно приосанился, выпячивая ребра, и крикнул:
– Спинку потереть?
Что мелкому нахалу ответили девушки, я не расслышал – обтершись цветастым китайским полотенцем с аляповатыми розами, спешно облачался. Даже большая перемена коротка, если длинна очередь в столовую, – гласит школьная мудрость.
Мне повезло – передо мной стояло всего трое шестиклассников, жадно принюхавшихся к упоительным парным запахам. Очередники подозрительно косились на меня, но им тоже подфартило – я против дедовщины. К тому же с Тасей-Харей не забалуешь – у нашей поварихи не только внешность, но и нрав, как у фрекен Бок.
– Здрасьте, Таисия Харитоновна, – сказал я бархатным голосом. – Мне, пожалуйста, пюре с котлетой и чай с рогаликом… Нет, давайте лучше с рожком!
– Не хватает, што ли? – прогудела «домомучительница» сочувственно, пока ее толстые красные руки ловко накладывали и наливали.
– Похудеть боюсь, – мило улыбнулся я, вызывая у Таси-Хари положительную реакцию.
Десять минут до звонка! Порядок…
Устроившись за столом у окошка, я умолотил толчонку с поджаристой котлетой и развел чайную церемонию.