Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
Марина с удовольствием вминала сапожками невесомый наст, торя стежку синеватых впалостей. Девушка улыбнулась – как-то даже стыдно ступать по нетронутой чистоте!
Приблудная снежинка растаяла на ее щеке ледяным поцелуйчиком, и «Росита» смешливо наморщила нос, принимая ласку природы.
А улица Мичурина несмело восставала против скупой зимней графичности – наметы под изгородями отливали густой небесной синевой, кое-где ломаясь лиловатыми прожилками и даже рдея прозрачной тенью зоревого румянца.
Рассеянно улыбаясь, Исаева отворила тяжелую калитку и зашагала к бывшей княжеской усадебке, куда вселилась
Офицеры справно несли службу – трое с лопатами наперевес расчищали дорожку, деля снежный ковер, устлавший двор, пополам. Заметив пришелицу, упаренная троица выпрямилась, изображая богатырей на разминке. Марина замерла, недоверчиво приглядываясь.
– Умар? Рустам? – воскликнула она, всплескивая руками. – И вы здесь?
Юсупов с Рахимовым приосанились.
– Куда ж без нас, товарищ стар… товарищ капитан! – просиял Рустам, лихо сдвигая тюбетейку на бритой голове. От его вида на фоне выпавшего снега тянуло сюрреализмом. – Всю Фергану вычистили, весь Ташкент! Отскребли, отмыли…
– Всех за шкирку, да на солнышко! – сипло похвалился Умар. – В один симпатичный лагерек на Западно-Сибирской равнине! Тихонечко, спокойненько…
– Так уж и спокойненько? – усомнилась Исаева с намеком на улыбку.
– Нет, ну бывало и шумненько. Особенно когда Кудратова брали!
– Начальник горпромторга в Бухаре, – прокомментировал Рахимов. – Был.
– Только я позвонил, – разгорячился Юсупов, – как он начал в дверь палить! Щепки летят, пули звенят… А я выстрелы считаю. Как вышли патроны, так мы и вломились!
– А Сунната куда дели? – оживленно поинтересовалась девушка.
– Джураев-ака нынче большим человеком стал, папским колхозом рулит вместо Адылова! Куда нам до него…
– Ох, как же я вам рада, ребята!
– А меня так в упор не видит, – обиженно забурчал Славин, скромно ковыряя снег в сторонке.
– Такого слона я сразу приметила, в общем-то! – рассмеялась Марина, и Николай тут же украсился улыбкой, из мрачного громилы обращаясь в добродушного увальня.
Офицеры, подхватив лопаты, проводили девушку почетным эскортом. В общем зале ее ждал еще один прилив энтузиазма.
– Маринка вернулась! – запищала Верченко, кидаясь навстречу.
– О-о! – завел Синицын, разводя руками. – Ну, все. Хана врагам рабочего класса!
– Что-то вы, Игорь Елисеевич, совсем опростились, в общем-то, – заулыбалась Исаева. – Здравствуйте, Лукич!
Старый аналитик салютовал ей блестящей фляжечкой из нержавейки, а трое незнакомых Марине парней, сидевших в рядок у стенки, кивнули в унисон и одинаково улыбнулись.
– Борис Семенович нам подкрепление прислал, – сделал Синицын жест в их сторону.
– Иваны мы, – прогудел боец, сидевший с краю, с короткими рыжеватыми волосами, но с пышным чубом. – Все. Я – Иван Первый.
– Второй, – поднял руку его черноглазый сосед с синеватой щетиной на впалых щеках.
– Третий! – ухмыльнулся самый молодой, с золотистыми кудрями херувима.
– Марина, – улыбнулась Исаева.
– Оперативный псевдоним «Росита», – Синицын акцентировал последнее слово, и трое Иванов мигом подтянулись. Легкое снисхождение в их глазах мигом сменилось почтением.
«Опять мы вместе! – приятно пульсировало в Марининой голове. – А вот где же мой Миха?..»
Среда 26 ноября 1975 года, утро
Сомали, Бербера, 527-й ПМТО [176]
Выспаться Ершову не удалось – духота страшная, а в панельном бараке гостиницы не держали такого блага цивилизации, как «эр-кондишен». Даже умыться холодной водой, чтобы маленько взбодрить дух, не получалось – из крана бежала хлорированная струйка отвратительно теплой жидкости. Не освежишься, разве что смоешь саднящую корочку пыли и высохшего пота, неприятно стягивавшую кожу.
176
Пункт материально-технического обеспечения. Политкорректный синоним для обозначения военно-морской базы.
Григорий мрачно глянул на свое отражение в зеркале и скорчил ему рожу.
– А вот фиг вам всем!
Глухим гулом отозвались шаги в коридоре. Дверь щелкнула, и загудел бас сержанта Юдина:
– Товарищ старший лейтенант! «Андижан» на подходе.
– Ага! – обрадовался Ершов. – Всё, Серега, едем. Я сейчас!
Мигом натянув хэбэшку, он сунул в кобуру нелюбимый, но убойный «стечкин» и покинул номер, на бегу цепляя панаму.
Во дворе задувал ветерок, не принося облегчения, лишь перевевая до смерти надоевшую сухую теплынь. Солнце висело над морем алым шаром, как декорация рассвета в тропиках, но очень скоро светило раскалится добела, немилосердно жаря с небес. И это у них осень!
Юдин уже газовал, восседая за рулем открытого «уазика». Григорий плюхнулся на сиденье рядом.
– Жми!
Машина рявкнула мотором и покатила, минуя блокпост.
– Салаад просил его подбросить, – сообщил сержант-морпех, выворачивая к Бербере.
– Давай, – кивнул старший лейтенант.
На окраине Юдин наддал, чтобы быстрей проскочить «Черемушки» – район трущоб, и выехал на главную улицу, грязную и пыльную, не знающую, что в мире есть асфальт. Убогий вид обшарпанных домишек, между которых гуляли козы, слегка смазывался редкими деревьями и пальмами дум-дум, чьи стволы двоились, вознося перистые листья.
– «Калаши» им… – пробурчал водитель, ожесточаясь. – Метлы им! Развели срач… Ур-роды черножопые!
– Никакого в тебе интернационализму, Серега, – насмешливо проговорил Ершов, – а еще комсомолец!
– Да бесят они меня, товарищ старший лейтенант!
– Ничего, сержант, – хмыкнул Григорий, – в этот раз мы не для них стараемся, а для себя.
– Ну, дай бог… – проворчал Юдин.
– И атеизму нехватка, – поцокал языком Ершов. Не выдержал и рассмеялся. Морпех недолго терпел, и вот его басистый гогот огласил Старый город.
Профырчав мимо крошечной мечети, отстроенной еще османами, «уазик» обогнал чернокожих рыбаков, бредущих к морю. Одетые во что-то похожее на серые, ни разу не стиранные чехлы, они волочили на худых плечах сеть, свернутую в ворох, и меланхолично жевали кат. Легкий наркотик отуплял, и в глазах рыбарей проступала бессмысленность коровьего взора.
Неожиданно наперерез машине бросился долговязый сомалиец в «военке».
– Стоять! – завопил он на корявом русском, подпрыгивая и размахивая длинными мосластыми руками. – Я звать Салаад Габейре!