Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
А дух витал, привычный с детства – тонкое кофейное благоухание. Пахучего растворимого «Бон» в забытой маминой банке хватило на две чашки. Правда, мы с Настей пили кофе по-вьетнамски, со сгущенкой, нещадно огрубляя аромат, но так вкуснее.
– Везет тебе… – загрустила сестричка. Она сидела напротив, в строгом школьном платье, по-родственному упершись в столешницу локотками, и сжимала чашку обеими ладонями. – Последняя четверть… Самая-самая последняя!
– Не спеши жить, – мудро улыбнулся я, смакуя в меру горячее и сладкое. – Школьная пора –
– А! – отмахнулась Настя. – Ничего ты не смыслишь в жизни! Лучше – это когда ты все сам, а не по указке.
– Чучелко… – вздохнулось мне. – Совсем не ценишь беззаботность…
– Говоришь, как дед на пенсии! – смешливо фыркнула сестренка. – Дедушка Миша!
– Пошли, бабушка Настя…
– Да рано еще!
– Лучше обождать, чем опоздать, – молвил наставительно.
– Ладно, уговорил… – сделала одолжение сестричка. И вдруг испуганно заверещала: – Ой, паук, паук! Да вон, на рукаве!
Сперва я дернулся оглядеть синий вельветовый пиджачок, и лишь потом дошло до меня, что попался.
– Первое апреля – никому не веря! – радостно прозвенела Настя и показала розовый язычок.
Я так давно не был в школе, что она показалась мне чуточку внове. Гипсовая «Девочка с лейкой», которую упорно красили серебрином, а не белили мелом, как «Горнистов» в пионерлагерях… Каштановая аллея вдоль ограды… «Дырчатое» крыльцо из силикатного кирпича…
Всё такое знакомое, свое, родное. Здесь я почти что исполнил давнюю мечту – доучился со своим классом. Совсем немного осталось. Двадцать пятого мая забренчит медный колокольчик с непременным бантом – в последний раз…
Девчонки на линейке будут хлюпать, впервые осознавая, что вот оно – окончание книги «Юность», а продолжение с названием «Взрослая жизнь» еще не написано. И «классная» Циля Наумовна всплакнет, и сентиментальная «Кукуруза Бармалеевна» смахнет слезу, а «Полосатыч» выступит с напутственным словом…
Потянув на себя тяжелую дверь «источника знаний», я вовремя увернулся, пропуская мимо летящего малолетку. За ним с воинственным кличем гналась такая же расхристанная мелочь.
– Ось скаженные! – ругнулась на них уборщица, прижимаясь к стенке.
Отворачиваясь, чтобы скрыть улыбку, я поднялся на третий этаж. Здесь, во владениях старших классов, галдели еще громче, чем внизу у мальков. Гаврики орали хрупким баском, то и дело срываясь на бег, а гаврицы оживленно шептались да хихикали, свысока поглядывая на ровесников.
– Миша! Миша!
Меня догоняли близняшки, и я в который раз благословил моду на мини.
– Иже херувимы! – мои губы растянулись будто сами по себе.
– Аз есмь! – гордо подтвердила Светлана, хватая меня под руку. Под левую.
Маша притиснула меня справа.
– Мы все знаем! – пропела она. – Мы все знаем!
– Пал Степаныч сказал по секрету, что ты ездил в ГДР! – сообщила Света утвержденную «легенду». –
По обмену опытом!– Видел бы ты Полосатыча! – хихикнула Маша. – Он был похож на попа, которому позвонил архангел Гавриил!
– Почти в рифму, – заценила сестра. – Лучше так: «Которому звонил архангел Гавриил!»
– Девчонки, я по вас соскучился! – признание далось мне легко, поскольку было истиной.
– Правда-правда? – заглянула мне в лицо Маша.
– Правда-правда!
– А уж Ритка… – многозначительно затянула Света. – Прям извелась вся!
Я ответил улыбкой, подумав, что не прочь лишний годик проучиться в такой милой компании. Будущее тревожило и даже немного пугало, как все неизвестное. Знаю всё про польский или иранский кризис, а что станется в жизни со мною, понятия не имею!
Мимо, энергично и пружинисто ступая, прошагала молодая женщина в строгой юбке и белоснежной рубашке с алым пионерским галстуком. Большие очки в тонкой оправе ей шли, добавляя загадочности приятному лицу.
– Здравствуйте, Галина Сергеевна! – прощебетали двойняшки.
– Здравствуйте, девочки!
Женщина мазнула по мне взглядом, нарочно сокращая зрительный контакт, а я гадал в это время, из какого управления эта оперативница – из 7-го или из 9-го.
– Наша новая пионервожатая, – проинформировала меня Света.
– Старшая, старшая!
– Девчонки, – я платонически обнял обеих за талии, – входим по одному… э-э… по одной. А то дождемся сцен ревности!
– А ты чего больше боишься: что Юрка разозлится? – с ехидцей спросила Светлана. – Или что Ритка надуется?
Я затруднился с ответом, близняшки рассмеялись – и втащили меня в класс.
– Привели, привели! – мажорно вылетело из Маши.
– Гарин! – петушком завопил Изя, соблюдая давнюю традицию. – Ты опять без гиперболоида?
– Оптическая ось погнулась! – поплыл я в улыбке.
Одноклассники нахлынули волной – любопытствующей, радующейся, по-приятельски тискающей или хлопающей по спине, – а я смотрел на единственную девушку, что осталась сидеть за партой.
Рита молча улыбалась мне, не меняя напряженной, алертной позы, готовая вскочить, броситься навстречу… Но не в классе же. Этот замерший порыв отразился в блеске черных девичьих глаз и в нежном румянце, тронувшем гладкие щеки Сулимы.
Звонок на урок едва пробился сквозь гомон, и я плюхнулся на стул рядом с Ритой.
– Привет!
По-моему, мне удалось вместить в одно слово всё, что я чувствовал к этой девушке. Или мне почудилось? Нет, нет – ресницы напротив затрепетали, раздувая черный огонь, и девушка легонько, на секундочку прижалась ко мне. Взглянула смущенно – и зарделась.
– У меня уши красные, наверное? – тихонько спросил я.
– Угу! – смешливо отозвалась Рита, поднимая холмики щек. – Но мои все равно ярче!
Близняшки, возившиеся на передней парте, разом обернулись.
– Житие мое… – пробормотала Светлана с беспечальным вздохом. – Вы такие красивые…