Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
– Оба! – тряхнула головой Маша. – Или обе? Как сказать?
– А как ни скажи, – наметила Света улыбку, – всё верно…
– Да ну вас, – стесненно буркнул я, роняя ручку. – Обеих!
Кряхтя, сунулся под стол, косясь на Ритины коленки. Я едва дотянулся до «Пеликана», а вот гадский колпачок…
Не становиться же мне на карачки, лишь бы выцарапать его! Напрягая руку, мысленно прошипел: «Да иди ж ты сюда!»
Колпачок шевельнулся, и я выцепил его кончиками пальцев.
«Показалось…» – мелькнуло в голове.
Ко Дню космонавтики вышел роскошный номер «Техники – молодежи». На обложке и развороте – красочные, любовно прорисованные картинки, хоть вырезай и на стенку клей.
Старт Н-1 «Раскат» с Байконура… Пилотируемый ТКС в разрезе… Долговременная лунная база «Звезда»… Прелесть!
А на большой перемене я, как комсорг школы, ходил с важным видом по рекреации, оценивая стенгазеты. Праздничные выпуски были перенасыщены ракетами, звездолетами и пыльными тропинками. Победил 9 «Б».
Но куда интересней было наблюдать за одноклассниками – их реально захватывал космос, они по-настоящему, от души радовались и гордились. Хоть хештеги выставляй – #космоснаш, #мыпервые! Только некуда пока…
После занятий – сразу домой, как ВРИО мамы с папой. Сперва ответственность меня напрягала, но я быстро втянулся. Да и сестричку не баловал особо, порядок в квартире – на ней.
А вечерами слал бодрые рапорты по электронке – ребенок двоек не нахватал, накормлен, спать уложен. Ну и хвалил подопечную для пущего позитива. Вот, мол, Настя простирнула белье – сама, по собственному желанию! Пусть мамочка умилится…
…Разделавшись с домашкой, я подошел к окну и отдернул штору. Возможно, ощущение нарождающихся надежд приходит весной не потому вовсе, что солнце начинает припекать. Голые деревья, еще вчера скорбно воздевавшие кривые ветки, сегодня кутаются в легчайший муар нежной зелени. Парная чернота земли подергивается травяным пухом, а в воздухе сквозит лучезарность. Всеобщее обновление захватывает и людей, отбившихся от природы, кружит их в хороводе перерождений, заряжая новой верой и любовью.
Я глубоко вдохнул, улавливая сквознячок из форточки. Прозрачные клубы изумрудной и малахитовой опуши в парке – еще не очевидность апреля. Нужно пройти в бывшую родительскую спальню, чтобы разглядеть частный сектор по речным берегам. Там цветут сады.
Вишни и груши обволакиваются пышной белой кипенью. Еще клейкая листва как следует не распустилась, а путаница ветвей уже гнется под ворохами соцветий. Минует день-другой, и яблони тоже примерят невестины платья. Весна – пора упований!
Летом жизнь царит и буйствует, не ведая печалей листопада. Какие уж там робкие надежды! Сплошная сбыча мечт. Но вот я вбираю полную грудь будоражащего апрельского духа – и хочется жить! «Любить неистово и пылко, как будто бы в последний раз…»
Поймав себя на том, что пристально гляжу на пустой стакан, дотянулся до синего сифона, заправленного с вечера, и выдавил шипучую струю. Покачал стакан, вспенивая воду легким посылом.
Две недели энергия держится во мне, не истекая. А это значит, что мои внутренние «батарейки» выздоровели, обратившись в генератор, как раньше, до ракообразной хвори. Как уж там всё устроилось в моем мозгу – бог весть, но больше я не позволю «маленьким серым клеточкам» уродоваться, расползаясь мерзкими кляксами астроцитом. Но и растрачивать силу зря, на глупые фокусы,
тоже не стану.Вернулся дар? Хорошо. Весна же! Однако близить слезливую осень не стоит…
Боязливый стук в дверь вырвал меня из накатов суждений. Задирая брови в немом вопросе – чего ж не звонят? – вышел в прихожую и повернул ключ. За порогом стояла Инна.
Я обмер. В душе всё ощетинилось и сжалось. Хлябь воспоминаний хлынула по центральной нервной, мешая сладость с горечью. Рваные мысли замельтешили, множа сумбур в голове.
Хорошистка оделась вызывающе модно, а вот макияжа и следа не было, как у девчонки в «чистом цеху». Впрочем, Инна, как ни крутила ее любовно-киношная жизнь, не утратила юной свежести. Да, поблекла немного, да, закатилось прежнее сияние глаз, но ей же еще и восемнадцати нет!
«Стоп! – притормозил я поток сознания. – Сегодня ж двенадцатое…»
– Здравствуй, – робко вытолкнула нежданная гостья, шаря взглядом по моему лицу, словно ища ответ на не заданный вопрос.
– Привет, – в памяти заиграл оркестр Франка Пурселя. Смычки исторгали пронзительную мелодию «Манчестер – Ливерпуль». – Заходи.
Потупив глазки, девушка переступила порог и легонько щелкнула задвижкой.
– С днем рождения. – Мои губы наметили улыбку.
Дивный ротик Инны приоткрылся, будто силясь вымолвить то, что давно просилось на язык – и слезы потекли у девушки из глаз. Она махом закрыла лицо ладонями – маслянисто блеснуло обручальное кольцо – и заревела.
– Прости меня! Ну, прости! Ну, пожалуйста! – Гостья выталкивала слова глухо и невнятно, давясь рыданиями. – Ну, не могу я так больше! Прости-и!
И что мне было делать? Я ничего не забыл, ни обиды, ни боли, но и зла своей «бывшей» не желал. Без особой охоты, но мои руки обняли Инну за плечи. Девушка моментально стиснула мою шею руками, прижалась, дрожа и выплакивая свои горести.
– Не плачь… Рёва-корова… – пшеничную косу моей школьной любови состригли ради роли, и пальцы перебирали короткие светлые пряди. – За что мне тебя прощать? Что ты такого натворила? Ну, влюбился, признаю. И что? Не утолил вожделения? Ну да, жалко, конечно! – улыбнулся я. – Такую красотулю не затащил в постель!
Инна подняла заплаканное лицо и смущенно улыбнулась сквозь слезы. Утешая, я поцеловал ее соленые, чуть припухшие губы. Девушка встрепенулась, распахнула глаза, снова вспыхнувшие живым голубым светом, подалась навстречу – и поникла. Она больше не Дворская, она – Видова.
Неохотно отстраняясь, Хорошистка легонько, словно забывшись, провела рукой по моей рубашке и шмыгнула носом, смазав весь эффект. А я очень хорошо чувствовал ее в этот момент, даже лучше, чем раньше. Я ведь никогда не ошибался в людях, улавливая их психосущность, что ли, – и устои характера, и некий эмоциональный срез.
Инна не играла страдалицу, ее действительно мучило то, что произошло между нами. Вернее, то, чего не произошло. И эти переживания были замешаны на тягостной зимней мути – истериках сварливой матери, шипении новой родни, жестких императивах Гайдая. А опереться не на кого!
Если Олег не бросит ее, не предаст, я многое прощу «этому актеришке».
– Ты… с ним приехала? – приняв пальто «от кутюр», я небрежно повесил его на крючок.
Девушка кивнула, оглаживая платье на пуговицах от горлышка до подола. Замучишься расстегивать.