Цирк Шахматного Кошмара На Винтерфельдтштрассе

В глазах циркача застыл вопрос: обрадуюсь, или топну ножкой по ржущему стульчику?

Сначала розовое мне показалось клубникой со сливками.

Затем - парная телятина, и, наконец, оформилось в моём мозгу, как одежда.

Назвать подобное платьем у меня язык не повернулся, а, если бы повернулся, то убежал бы от стыда.

– Твоя униформа, Мрин! Одежда уборщицы!
– Иржи заметно беспокоился, сейчас в обморок упадёт.

– Одежда уборщицы?!!
– я встряхнула розово-белое воздушное.

Цветом изделие напоминало ночную рубашку, фасоном - ночной халатик.

Розовенькое платьице с розовым мехом, белыми кружавчиками, золотыми пуговками.

– Уборщицы... ХМ! Мы же решили, что я не уборщица, а называется по-другому.

Впрочем, "уборщица" - короче слово.

Неужели, я погружаюсь в цирк?
– я приложила платье к себе, подошла к зеркалу.

Из зеркала на меня таращила наглые безумные глазища ужасно толстая тётка с обвислыми щеками и животом коровы, в котором поместился Мировой океан.

– Адское зеркало!
– я отскочила, с опозданием поняла - кривое зеркало.

У клоунов, наверно, совесть кривая.

– Здесь НУЖНОЕ зеркало!
– Иржи побелел, будто его обсыпали сахарной пудрой.

Он набросил на клоунское зеркало покрывало и подал мне другое зеркало.

Что он испугался? Храбрец богатырь?

Подумал, что я от неожиданности разобью драгоценное кривое зеркало?

Тетка в зеркале на меня не похожа, даже очень не похожа, возможно - не я.

Для того и отливают кривые зеркала, чтобы люди себя не узнавали.

– Я предполагала, что на арену выйду в клетчатом платьице - шахматке и черно-белых туфельках, - я постепенно привыкала к платью, оно, обнимало меня, подластивалось.

Уютненькое, нежное, пуховое.

– Нельзя! Мрин! Не вольно... Твоя роль для зрителя - как можно дальше от шахмат.

Ты...

– Глупенькая, наивная дурочка - розовая и пушистая?
– я округлила глазки. Губки - сердечком, сдвинула носки туфель - превратилась в школьницу у доски.
– Никто не заподозрит во мне шахматную шпионку.

– ОООО! Ано!
– Иржи пробормотал на чешском или словацком языке.

Не знаю перевода, но догадываюсь, что циркач восторгается моим умом и блеском.

Ано, наверно, означает - Шикарно! Поразительно! Умопомрачительно!

Иржи извлек их хлама огромную метелку с разноцветными перьями.

Столько ярких красок, что я чуть не ослепла.

Зеленые, красные, лимонные, фиолетовые, рубиновые и еще - сиксилиард оттенков.

Зрители ни за что не подумают на девочку с этой метелкой, что я - чемпионка по шахматам.

В довершении концерта и театра мод Иржи преподнёс мне прозрачные туфли - ходули: каблук десять сантиметров, плюс платформа - четыре, а в платформе налита жидкость, и в ней плавают пластиковые рыбки.

ХМ! Не похожа ли я на девушку из ночного клуба?

Раньше родители держали от детей в тайне взрослые секреты.

Сейчас интернет рассекретил даже базы клонирования кенгуру, не говоря уже о картинках с безумных бразильских карнавалов.

Если бы платье оказалось коротким, как летняя ночь, то я бы ни за что не примерила.

Пытали бы меня, заставляли, но девочка подиумная себя ценит!

– Выйди!
– я повелительно махнула рукой-волшебной палочкой.

– Не понял!
– глаза Иржи застыли на моём прекрасном личике со сметанкой.

– Выйди! Я переоденусь! Примерю, как его... реквизит, что ли?

– Я не смотрю!
– Иржи отвернулся и нагнулся над ящиком-гробом.

– Иржи! В коридоре я сказала, что девочка командует, а мальчики выполняют приказы, пусть даже поступил приказ сожрать ящерицу!

Понял?
– я наступала на циркача, давила доброй улыбкой куколки Барби.
– На арене, если я прикажу сходить шахматной фигурой, а ты, или Славо сделаете по-своему, то цирк взорвется.

Наступит конец света.

Мне проигрыши ни в деревянных шахматах, ни в живых цирковых не нужны.

ВЫ дома никогда не видели НАСТОЯЩИХ девочек?
– я открыла дверь, еще миг, и Иржи получил бы полновесный школьный пинок.

Но уже не от куколки, а от разбушевавшейся девочки вампа.

Циркач слишком поспешно выскользнул в коридор.

Я прикрыла дверь, закрыла на замок и приступила к самому важному в жизни каждой девушки таинству - примерке.

В дверь стучали, Славо и Иржи умоляли открыть, кричали, что скоро начнется представление, угрожали пожаром.

Я каждый раз смиренно по-овечьи отвечала:

– Секундочку! Подправлю кружавчик (ленточку, бантик, пуговичку) и открою.

На голову я поместила изумительный белый кружевной чепчик: корона - не корона, но при фантазии - Корона Королевы Красоты.

Пусть зрители придумывают для чепчика роль, а я в это время заработаю себе и Цирку деньги на выигрыше в шахматы.

Белые колготки с лимонными кленовыми листиками отлично завершали ансамбль звездной простушки.

Когда за дверью затихло, лишь тоненько пищали то ли мыши, то ли уставшие тролли, то ли обессилившие Славо и Иржи, я открыла дверь.

Парни ввалились размякшие, словно их несколько дней варили с репой в одном чане.

– ОООО! Разве можливо примерять платье полтора часа?
– Славо бросил в угол два топора, стул, манекен и голову. Голова манекена, а не Славо.

– Один час тридцать семь минут!
– Иржи не по-джентльменски уточнил.

Он сказал бы еще что-нибудь ласковое о девичьих причудах, но посмотрел на меня и осекся, словно наступил на косу.

Мальчики с окаменевшими лицами разглядывали меня.

– Всего полтора часа прошло? Я сегодня слишком быстро примерила платьице, туфельки и Корону!

АХА-ХА-ХА-ХА!
– я заполнила вязкую тишину серебряным смехом.

– Тебя, Мрин, только в цирке показывать!
– Славо сделал сомнительный комплимент.
– Я знаю, что ты шахматистка, чемпионка (спасибо, Славо!), видел, как ты решила задачку пана директора.