Цивилизация Древней Греции
Шрифт:
Воспитание, которое ему предстояло получить, в Спарте и Афинах полностью различалось (сведений о других полисах у нас недостаточно). Юный спартиат, достигнув семилетнего возраста, сразу же включался в комплексную систему коллективного образования, организованную государством. Он переходил из одной возрастной группы в другую под руководством учителей и тренеров, выполняя регулярные упражнения, проходя зачастую трудные испытания и подчиняясь суровой дисциплине, направленной на развитие физической выносливости и духовной силы для воспитания из юноши солдата. Это обучение продолжалось до тридцати лет: даже женитьба не освобождала юного спартиата от совместной жизни с его товарищами. Интеллектуальное образование занимало в этой системе явно небольшое место: оно ограничивалось хоровым пением, изучением национальных поэтов — Алкмана, Терпандра, Тиртея — и обучением требовательной и ограниченной гражданской морали. Отсюда недоверие к риторике, которое поражало остальных греков, склонных к занятиям искусством слова, и заменялось преклонением перед короткими и сжатыми сентенциями, которые назывались лакедемонскими афоризмами.
Юный афинянин в возрасте шести-семи лет покидал исключительно женское общество в гинекее и отправлялся в школу в сопровождении раба, называемого педагогом. Законы Солона обязывали отца семьи следить за воспитанием своих сыновей: в диалоге Платона «Критон» (49 d) олицетворенные законы вменяют себе в заслугу то, что предписали отцу Сократа обучать его музыке и гимнастике. Учителя в школе жили за их счет и получали от родителей ребенка плату за свои услуги. Грамматист сначала учил читать, писать и считать, потом заставлял учить наизусть поэмы Гомера, Гесиода, Солона или Симонида:
Здесь нельзя избежать упоминания о нравах, которые обязаны своей сомнительной славой определенной части греческой литературы: речь о любовных отношениях между мужчинами и юношами, которые обозначают словом «педерастия». Эти отношения пользовались в эллинистическом мире некоторым престижем из-за социального положения его сторонников и дарования Платона. Иногда серьезно ошибаются, думая, что они были широко распространены в греческом обществе и не вызывали осуждения. Конечно, сексуальная мораль эллинов никогда не была суровой, за исключением того, что касалось измены супруги и ее соучастника. Но если нравы безоговорочно допускали содержание сожительницы или частое посещение куртизанок, то они не везде были столь снисходительны, когда речь шла о противоестественной любви. Здесь нужно признать различие между государствами. В некоторых дорийских полисах, в Спарте, на Крите, а также в Фивах, где юноши доверялись заботе взрослых, обремененных обязанностью воспитать из них воинов, такое «военное товарищество» с древнейших времен благоприятствовало рождению «личной» привязанности, которая сопровождалась физической близостью. Эти личные связи иногда поощрялись ради укрепления духовной сплоченности элитных боевых отрядов, например в «священном отряде» фиванцев в эпоху Эпаминонда. Философы искали впоследствии объяснение этого странного обычая: Аристотель в своей «Политике» (II, 10, 1272 а) полагал, что законодательство на Крите оправдывало гомосексуализм как способ избежать перенаселенности. Но в Афинах и остальной части греческого мира этот порок был привилегией незначительного меньшинства, которое очень энергично осуждалось общественным мнением. Аристофан при каждом удобном случае критиковал соотечественников, чья извращенность была известна: он не поступал бы так, не будучи уверен, что встретит благосклонный отклик публики. Педерастия развивалась в среде аристократии, но не в народе. Именно в угоду этой богатой клиентуре аттические гончары в конце архаического периода надписывали на своих вазах возгласы одобрения в честь красивых мальчиков. Известно, что Гармодий и Аристогитон были связаны влечением друг к другу, и главной причиной убийства тирана Гиппарха была любовная обида, а не любовь к свободе: но это не помешало демократии прославить тираноубийц. В эпоху Пелопоннесской войны гомосексуализм распространился в тайных аристократических обществах, или гетериях. Судебный процесс над Сократом, как мы видели, отражает неприязнь и презрение, которые народ Афин испытывал к этим юным распутникам. Вся сила искусства Платона и его старание обнаружить некую пользу в этих перверсиях не могли скрыть естественного отвращения, которое они вызывали у большей части общества. Законы Афин были суровы в наказании за совращение подростков: изнасилование раба каралось так же, как изнасилование свободного ребенка, — столь сильно общественная мораль осуждала само это действие. Когда в 345 году оратор Эсхил вознамерился опорочить Тимарха, друга Демосфена, который помогал ему в возбуждении политического процесса, он обвинил его в безнравственности и добился его полного унижения перед законом и перед общественным мнением: достаточно прочитать «Против Тимарха» и пьесы Аристофана, чтобы понять, какие на самом деле чувства испытывал афинский народ по отношению к педерастии. К тому же на старости лет божественный Платон, волк, превратившийся в пастуха, пытался исключить из «Законов» (VIII, 836 b и след.) противоестественную любовь, осознав, что она была не совсем совместима с достижением добродетели!
*
Греческий полис имел двойственную суть — географическую и человеческую: оно одновременно соответствовало определенной территории, как правило единственно занимаемой, и группе людей, сословию граждан. Из этих двух аспектов единого политического образования второй был самым важным: здесь заключается существенное отличие от современного понятия родины, которое в наших глазах тесно связывается с землей. Греческий же полис — это прежде всего единство людей, которые его составляют. Поэтому официальное название, которое он носил в текстах, было не названием страны или города, а именем народа: говорили не «Афины», но — «афиняне», не «Спарта», но — «лакедемоняне», не «Коринф», но — «коринфяне», и так далее. Это не значит, что греки не чувствовали эту простейшую форму патриотизма, которая выражается в привязанности к земле и родному городу: их ораторы и поэты придавали этому чувству трогательную и чудесную выразительность, которая до сих пор является для нас образцом. Но в исключительных обстоятельствах они думали, что главное — это не земля, а люди, и старались спасти полис, даже после утраты территории, если гражданский коллектив был сохранен и мог возродить в другом месте свои традиции и культы. Когда полководец Гарпаг по поручению Кира отправился покорять Ионию, он осадил Фокею; тогда фокейцы, по рассказу Геродота (1,164 и далее), видя, что сопротивление бесполезно, «спустили на воду свои пентеконторы, посадили туда детей и женщин со всеми вещами, а также погрузили статуи богов, взятые из святилищ, и все приношения, за исключением бронзовых и каменных скульптур и картин. Завершив погрузку, они сами сели на борт и отправились на Хиос». Оттуда они двинулись на запад, чтобы основать полис Алалию на восточном берегу Корсики. Народ города Теос поступил так же и обосновался во Фракии, на месте Абдер, древней колонии Клазомены, которую первые колонисты вынуждены были покинуть. В 480 году, в тот момент, когда персы заняли Афины, Фемистокл, от имени афинян, укрывшихся на Саламине, пригрозил спартанскому адмиралу Эврибиаду, который командовал греческим флотом, что покинет союз, если тот откажется дать сражение: «Если ты не сделаешь то, что я предлагаю, мы безотлагательно отправимся вместе с нашими семьями в Сирис, что в Италии, в город, который уже давно наш и где, согласно оракулам, нам нужно основать колонию». Шантаж имел успех и привел к победе при Саламине. Но если бы афиняне действовали в соответствии с его планом, они бы не чувствовали, что их гражданский коллектив разрушен: афинский полис поменял бы лишь территорию и, следовательно, название, но люди, которые его составляли, сохранили бы на новой земле достоинство граждан греческого полиса.
В принципе каждый гражданин принимал участие в управлении государством и чувствовал себя непосредственно связанным с ним настоятельной необходимостью. Тем не менее это не значит, что полис и индивид поддерживали в любых ситуациях прямые отношения без посредников. Действительно, в каждом полисе гражданин имел отношение к весьма ограниченным группам, роль которых была одновременно религиозной и политической и которые служили средством связи между государством и частными
лицами. Вне семьи, в узком смысле слова, существовали традиционные кланы дворянского характера, которые были связаны с более или менее мифическим предком и обнаруживали свою сплоченность в общих культах. Разумеется, по крайней мере в Афинах, эволюция, которая завершается возникновением классического полиса, главным образом была направлена против авторитета бывших всесильными когда-то предводителей кланов: именно так, как мы видели, нужно понимать законодательство Дракона об убийстве. Различные законы против роскоши и чрезмерных расходов, которые подвергли проскрипции всю непомерную пышность в погребениях, в равной мере имели целью помешать знатным семьям соперничать, выставляя напоказ свои богатства по случаю каждой траурной процессии. И все же принадлежность к знаменитому роду оставалась в Афинах классического периода предметом славы и гордости. Перикл по отцу Ксантиппу был членом рода Бузигов, а по матери был связан с кланом Алкмеонидов, который боролся против Писистрата в предыдущем веке и член которого, Клисфен, преобразовывал афинскую демократию. В IV веке оратор Ликург, игравший ведущую роль в Афинах в течение двенадцати лет после битвы при Херонее, происходил из рода Этеобутадов, еще одного древнейшего семейного клана, который имел по известной традиции жречество Посейдона Эрехтея (которое лично отправлял Ликург) и жречество Афины Полиэи, то есть служил двум славным божествам в Эрехтейоне, самом почитаемом святилище Афин. Из этих примеров видно, какой престиж имели еще в ту эпоху семьи, обозначаемые родовым именем «эвпатриды» — «знать».Все граждане отнюдь не принадлежали единственно к роду. Но все были объединены в группы религиозного и гражданского характера, которые нам очень плохо известны: «товарищества», или гетерии, которые обнаруживаются на Крите, на острове Фера, в Кирене и которые нельзя смешивать с политическими объединениями с тем же названием, сыгравшими свою роль в Афинах во время Пелопоннесской войны; «братства», или фратрии, которые были гораздо более широко распространены и которые, как мы это видели, заботились о соблюдении прав гражданства: отец записывал законных или приемных сыновей в книгу записей фратрии, а молодожен представлял свою жену членам группировки.
Тем не менее афинская конституция Клисфена, не отнимая у фратрий их привилегий, создала наряду с ними подразделения полиса на территориальной основе — демы, городские кварталы или сельские округа, которые стали основными элементами гражданского устройства. С этого времени принадлежность к полису официально определялась записью в книгах дема, которые играли роль актов гражданского состояния. Эта формальная процедура происходила по достижении юношей восемнадцатилетнего возраста и одобрялась голосованием граждан, которые составляли дем, демотов: после записи юный афинянин становился эфебом. Его официальное имя отныне состояло из собственного имени и следующих за ним именем его отца в родительном падеже и прилагательного, которое обозначало его дем, свидетельствуя, таким образом, о его достоинстве гражданина: Перикл, сын Ксантиппа, из дема Холарга (в восточном пригороде Афин); Демосфен, сын Демосфена, из дема Пэания (современный Лиопеси в Месогее).
Помимо распределения на фратрии и демы большинство греческих полисов сохранила старое деление гражданского общества на племена. Как указывает сам термин, племя (фила) имеет этническую или генетическую основу. Оно зачастую отражает древнее деление греческого народа до его прихода в бассейн Эгейского моря: так, в дорийских полисах зачастую обнаруживаются три традиционных дорийских племени — гиллеев, диманов и памфилов. Иногда к ним добавлялись другие племена, составлявшие первоначально недорийское население: например, в Сикионе было четвертое племя эгиалейцев. Геродот нам рассказывает (V, 68), что в начале VI века тиран Клисфен, принадлежавший к этому последнему племени, переименовал его в «племя вождей» (архелаи) и приписал трем дорийским племенам оскорбительные наименования, образованные от двух греческих слов, обозначающих свинью (Hyatai и Choiratai), и от слова осел (Oneatai): эти новые названия были в употреблении более шестьдесяти лет после смерти тирана, прежде чем уступили место прежним наименованиям. В ионийских полисах чаще всего присутствовали четыре ионийских племени (гелеонты, аргады, эгикорейцы и гоплеты), иногда дополнявшиеся, как в Милете, другими племенами. Афины до конца VI века знали лишь четыре ионийских племени. Но после падения Писистратидов Клисфен Алкмеонид, родственник тирана Сикиона, заменил их десятью племенами, созданными по территориальному принципу и представлявшими собой лишь группировки демов. Дельфийский оракул, называя героев-эпони-мов этих новых племен, поручился за реформу, политическое значение которой было велико, поскольку она ломала старые границы и традиционную солидарность, чтобы объединить весь народ Аттики целиком в новую организацию. Этот способ уже принес плоды другим реформаторам: когда в середине VI века Демонакс из Мантинеи был привлечен для создания законов в Кирене, он заменил дорийские племена, образованные до основания колонии, тремя новыми племенами, между которыми распределил группы людей разного происхождения, составлявшее тогда население великого африканского города.
Роль племени в архаическом и классическом полисе всюду, где это деление существовало, была необычайно важной. Не только члены племени были объединены отправлением общих культов, таких как культ героев-эпонимов, но главное распределение общественных, политических, судебных, военных и налоговых повинностей происходило в рамках племени. Именно в Афинах мы лучше всего видим эту внутреннюю организацию государства. Великое множество магистратур здесь были коллегиальными, и в каждой коллегии число магистратов равнялось числу племен (десять при Клисфене) или было кратно ему. То же правило существовало для структуры судебных заседаний. Комплектование войска с незапамятных времен основывалось также на этом разделении гражданского коллектива, которое старательно поддерживалось в войсковых частях пехоты или кавалерии: так, эскадрон, предоставленный каждым племенем, сам назывался «племенем», филой, и командовал им филарх. Уже у Гомера Нестор советовал Агамемнону:
Боев, Атрид, раздели ты на их племена и колена;
Пусть помогает колено колену и племени племя
Илиада, II, 362–363[29]
Сила греческого войска в действии (здесь мы не говорим об использовании наемников) связывалась с поддержанием гражданских основ военных формирований. В налоговой сфере именно по племенам было организовано распределение большей части прямых повинностей, лежавших на частных лицах и называвшихся литургиями: эти общественные затраты, расходы на которые богатые граждане несли поочередно, обеспечивали племенам престиж, когда речь заходила о состязании, в котором участвовали соревнующиеся лично, но от имени племен гимнасиархи или хореги. Таким образом, в повседневной жизни гражданин постоянно находился призванным к солидарности с членами его группы. В этом смысле, огороженное место героев-эпонимов на агоре, где покровители десяти племен были изображены все рядом, являлось своеобразным символом афинского государства: именно здесь выставлялись официальные объявления, относящиеся как к военным, так и к гражданским делам. Наконец, когда полис торжественно хоронил погибших в боях, каждое племя объединяло останки близких в один деревянный гроб из кипариса, и имена погибших за родину гравировались на мраморе в порядке очередности племен.
Собрание (экклесия) объединяла в принципе всех граждан, обладавших политическими правами. Поскольку она не могла собираться часто, за делами следил совет в сокращенном составе: обычно он носил название буле. В случае, когда он состоял из старейшин полиса (геронтов), он назывался герусией. Случалось, что буле и герусия сосуществовали. Что касается магистратов, они следили за управлением различных общественных служб и исполняли решения собрания и совета. Нам известно, что они часто образовывали коллегию на основе представительства племен. Теоретически эта система сочетала форму прямого правления (решения, принятые собранием) с зачатками полупредставительного правления (деятельность совета), а магистраты были постоянно под контролем совета и — периодически — собрания. Классический греческий мир, как это доказано, почти не знал системы собственно представительства, при которой представители, назначенные народом, обладают полнотой власти и могут действовать от своего имени без обязанности отчитываться: только такие редкие федеральные государства, как Беотийский союз, могли реализовать такую систему. Но в большинстве полисов подлинная власть принадлежала либо одному или нескольким сокращенным советам (тогда режим приобретал аристократический или олигархический характер), либо собранию, более или менее действенно руководимому буле (это случай демократических режимов, подобных афинскому).