Цок
Шрифт:
– Не движения, а кино, – перевёл Родина. – Фред сейчас очень торопится на встречу, но он в Питере ещё дней десять. Мы договорились на следующей недельке созвониться. Соберёмся втроём, обсудим детали. Ты не против?
– Я? Да я только за! – Маша чуть не ошалела от такой удачи.
– О’кей, – кивнул Ферер, –
Он протянул Мамаеву руку, потом поклонился Маше и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
– Фред – мировой парень, – Антон встал из-за стола. – Я с ним в Париже познакомился. Он ставил изумительный перформанс в галерее д’Орсе. Потрясающе! Ты даже не представляешь, насколько круто – произвести на него впечатление. А тебе, лапа, это удалось с первого взгляда. Я имею ввиду твои рисунки. Хотя ты и сама сегодня… Ого-го!
– Что значит твоё «ого-го», Антон? – в шутку нахмурила брови Маша.
– Моё «ого-го» много значит. Высший балл, лапа. Я и не подозревал, что ты не только умница, но и красавица.
– Перестань льстить, Мамаев, – покраснела Маша, – тебе это не идёт.
– А я и не льщу, – улыбнулся Антон, – озвучиваю факт. Ладно, там гости ждут, пойдём.
– Родина, миленький, – взмолилась Маша, – отпусти меня, а? Не могу видеть эти пьяные рожи. Им наши с Валькой рисунки до лампочки!
– А ты как хотела? – удивился Антон. – Нормальный посетитель пойдёт завтра. Открытие – это всегда своеобразное пип-шоу. Себя показать, других посмотреть, делишки перетереть. Да ещё Зацепина со своими столами. Понимаешь теперь, почему я не хотел никаких фуршетов? Впрочем, было бы то же самое, только на сухую. Но реклама для нас с тобой классная. И это главное. Скажи, лапа?
– Лапа! – сказала Маша – Так я пойду, Тошенька?
– Иди уж, что с тебя взять? – вздохнул Родина. – Да! Насчёт Фреда Трубе ни слова.
Ты, надеюсь, врубаешься, что её это ни коим боком не касается?– Как скажешь, Антон, – кивнула Маша.
– Ладно, лапа, одевайся и проваливай, пожалуйста. Наберу тебя, думаю, во вторник. Или в среду. Не кисни. Ещё раз с днём рожденья, Мария, – поздравил Мамаев и вышел.
– Спасибо за всё! – крикнула вдогонку Маша.
Глава десятая. Проказница Мари
Стемнело. Отец с дочерью пробирались по еле проходимой от раскисшего снега набережной. С ними сталкивались, их обгоняли торопливые, спешащие навстречу выходным редкие прохожие. Мимо, оглушая город истеричными клаксонами и натужным воем моторов, проносились грязные автомобили. И только Медный Всадник, позеленевший от сырости, холода и злости на бесконечный циклон, никак не мог собраться с силами, чтобы перепрыгнуть неуютную осеннюю площадь и ухнуть в чёрные воды Великой Мусорной реки.
Маша с сумочкой на плече и стареньким тубусом в руке пыталась поймать ритм ходьбы, чтобы не отстать от отца или, наоборот, не обгонять его, нагруженного ведром с розами и целой кучей целлофановых мешков с бутылками и закусками, собранными заботливой подругой.
Беспроблемный Карлсон настойчиво вызывался отвезти их по любому адресу, но отец ни в какую не соглашался. Сейчас, похоже, жалел. Но виду старался не показывать. Как, впрочем, и сама Маша. Да… Сапоги давно промокли насквозь, элегантное пушистое пальто пропиталось бесцветной кровью небес и превратилось в нечто бесформенное и жалкое…
Свернули на Галерную.
– Ничего, Манюнечка, рядом уже. Потерпи пару минут.
Конец ознакомительного фрагмента.