Цок

– Спасибо, дочь, – голос отца потеплел. – Ладно, насчёт выставки что-нибудь придумаю. В конце концов, материному радикулиту всё равно – рядом я или нет.

– Вот и здорово, – ответила Маша. – До встречи, целуй маму! Пусть поправляется.

– До встречи, Мань, – сказал отец и повесил трубку.

Не успела Маша снять пуховик, как телефон затрещал вновь. Сняла трубку.

– Хай, цыпа крокодиловна! С днюхой тебя! – так выражаться позволяла себе только Карина.

– Мерси, железная Тыква, – отозвалась Маша.

– Что значит железная? – весело возмутилась Зацепина. – Кстати, тридцатник, я тебе скажу, это возраст. Всё, милая, детство кончилось.

– Умеешь ты порадовать, – вздохнула Маша. – Кстати, что с Терпиловым? Не звонит, не пишет. Он там ещё не утопился?

– Я тебя умоляю! Носится твой Вадя, как ужаленный в попу конь, передаёт дела. Я, кстати, Самарина беру к себе нопом. Говорят, он ничего. И со связями. Это правда?

– Каким ещё нопом? – не поняла Маша.

– Ну, начальником отдела продаж, бестолковая моя подруга. Так он вменяемый?

– Вполне, – ответила Маша. – А как же Терпилов?

– Вот он дался тебе! – огрызнулась Карина. – Я, между прочим, все его долги взяла на себя. Плюс разнесчастные кактусы нужно куда-то распихать. Ты хоть представляешь, сколько их там?! Твой Вадик в реальном шоколаде. Почти. Пусть гол, но чист перед законом и кредиторами. Он, кстати, лучше тебя это понимает. Не устаёт благодарить. Слушай, ты сейчас навела меня на одну мысль… С меня шампанское!

– На какую мысль я тебя навела? – снова не поняла Маша.

– Возьму-ка я Терпилова специалистом по связям с общественностью, – Зацепина выдержала паузу. – Да, да, да! По деликатным, скажем, связям. С определёнными категориями общественности.

– Фу, какая гадость, – рассмеялась Маша, и, переменив тему, поинтересовалась: – Ты на выставку-то придёшь?

– На какую выставку, киса? – теперь удивилась Карина.

– Ты что, не слышала? На мою! Персональную! – воскликнула Маша.

– Да ты что, в натуре?! Открылась твоя выставка? Ну ты, мать, и слониха! Я тебя обожаю, Машенция! Когда? Где?

– Сегодня в три в галерее Антона Мамаева, адрес…

– Ой, знаю я адрес, – перебила Тыква. – Буду. Короче, чувствую, что одной бутылкой я сегодня не отделаюсь. С меня банкет, подруга. Сейчас же звякну Родине и обо всем договорюсь.

– Вы разве с ним знакомы?

– И давно, заметь. Мы, между прочим, со всеми знакомы. В общем, жди. К трём появлюсь. Или даже раньше.

– С нетерпением! – обрадовалась Маша, но свойство Карининого характера додумывать мысли по ходу разговора, принесло очередной плод:

– Нет, переиграем, – заговорила она тоном, не терпящим возражений. – Ты ж сегодня королева бала, так? Пришлю за тобой машину, а сама подгребу позже. Ко скольки карету подавать?

Маша не хотела никаких карет, но прекрасно понимала, что с Тыквой спорить бесполезно. Всё равно та сделает по-своему. Поэтому просто ответила:

– К половине второго, можно?

– Договорились, цыпа. Записываем: в тринадцать-тридцать лимузин к парадному подъезду Марии Борисовны…

– Карина!

– Всё, отбой!

Тыква повесила трубку. Нет, всё-таки она молодец.

Приятно, чёрт побери, когда тебе устраивают настоящий праздник.

Маша взглянула на часы. Боже, уже двенадцать! Через полтора часа за ней приедут, а у неё ещё ничего не готово.

Бросилась к шифоньеру, достала бордовое вечернее платье, приложила его к груди и повертелась перед зеркалом. Нет, прошлый век. Что бы надеть? Вот она – неизменная и неразрешимая задача, мучающая всех женщин со времён изгнания праматери из Рая. Вечный вопрос!

Но волшебный сундучок, открывшийся утром, видимо, не собирался захлопывать крышку и продолжал осыпать Машу сюрпризами. Опять зазвонил телефон. Маша отшвырнула платье на диван и схватила трубку.

– Марья, с днём рождения! – выкрикнул из динамика радостный мужской голос с лёгким кавказским акцентом.

– Спасибо, а кто это? – удивилась Маша.

– Ура, не узнала! Богатым буду. Это ж я, Карлсон! И я опять вернулся, – звонил Карен Тер-Оганесян, брат Карины и тайный Машин воздыхатель.

– С ума сойти, какие люди! – искренне обрадовалась Маша. – Ты откуда, из Англии?

– Бог с тобой, солнышко. Сказал же – вернулся. Уже пару месяцев как, – ответил Карен. – Мне тут сестра только что звонила, сказала, что тебе на презентацию надеть нечего. Так я тебя успокою – проблема решаема. Спускайся быстренько, я уже во дворе. В твоём, малыш. Смотри, не проскочи мимо!

– Лечу, Карлсон! – крикнула Маша и бросила трубку.

«Во, дают! – восхитилась она. – Нет, Тыкве пора податься в экстрасенсы, все мысли читает. И Карен в Питере. Как здорово!»

Бросив в сумочку мобильный телефон, облачившись в белое парадно-выходное пальто и схватив подмышку коробку с единственными приличными туфлями, Маша сунула ноги в сапожки и, захлопнув дверь, помчалась через две ступеньки вниз. Выбежав из подъезда, чуть не расшиблась о капот экстравагантной красной «Волги», сверкающей свежей полировкой, зеркальными стёклами и устрашающего вида хромированным «кенгурятником». Карлсон, прикуривавший огромную сигару от каминной спички, бросился наперерез, и успел-таки схватить подругу прежде, чем могла бы произойти одна из тех трагедий, которые обычно заканчиваются растяжениями связок. Или шишкой на лбу.

– Тихо, тихо, тихо, шустрый малыш, – быстро затараторил он и, будучи в своём репертуаре, тут же переврал перевод бессмертных строк: – Ты, конечно, суперстар для рок-н-ролла, но слишком молода, чтоб умирать.

– Карлсон вернулся! – Маша повисла на его шее и, выдернув из зубов приятеля сигару, звонко чмокнула в губы.

– Что ты делаешь, Марья? – весело отстранился от неё Карен. – Я же перевозбуждусь… перевозбудюсь… Шшит, чёрт ногу сломит в вашем русском языке! Так, времени у нас в обрез, поэтому прыгай в красный угол ринга, и помчались.