Цвет моего забвения

Кусты сирени машут нам цветастыми кистями. Горьковатый запах мая потихоньку вытесняет болотистый смрад. Вдалеке показалась стена дома, и я даже вижу то злополучное окно первого этажа. Рама приоткрыта: из тёмного прогала выбивается уголок пелёнки. Значит, не показалось: мне ответили. Сердце съёживается в комочек, но уже через несколько мгновений расширяется до предела, вбирая новый поток крови.

– Знаешь, чего я боюсь?
– решаюсь, наконец, озвучить самые страшные предположения.
– Что на нас охотятся.

– С чего бы? Как на дичь, что ли?

– Вроде того. Подумай сама! Сначала нас лишили памяти и личности, посадили на закрытую территорию. А потом они пустились по нашим следам. У них, наверное, своя игра на количество пойманных душ. Думаю, скоро зазвучат выстрелы.

– Мне не кажется это правдой, - говорит Лорна без тени сомнения.

– Почему?
– ну вот, единственная стройная гипотеза раскритикована в хлам. Но мне легче от этого, как ни странно. Не хочу умирать от ружья элитного мракобеса на глазах у его зажравшихся дружков.

– Если бы они хотели охотиться на нас, - поясняет Лорна, - нас не стали бы лишать памяти. Охотник получает удовольствие от того, что жертва предчувствует смерть заранее. От её гнетущих эмоций. И от саморазрушения. Выстрел - лишь итог. Как оргазм, полученный от этого морального онанизма.

– Стреляют лишь для того, чтобы стрелять, - возражаю я. Мне отвратительна до тошноты одна лишь мысль о том, что можно осознанно издеваться над живым существом.
– Откуда такие кровожадные мысли?

– А разве нет?
– Лорна сжимает губы.
– Ради результата пострелять можно и в тире. И в яблоки. Охотник - это тот, кому нужен процесс.

– Садист?
– ужас ложится на плечи ледяным покрывалом.

– Или просто обиженный, - добавляет Лорна.
– Тот, кто уничтожен сам. У каждого есть причина поступать именно так, а не иначе.

– Какая может быть причина для того, чтобы заставлять кого-то мучиться?!
– внутри закипает злость.
– Да ещё и удовольствие от этого получать! Такие поступки нельзя оправдывать!

– Оправдать можно всё, - отрезает Лорна холодно.
– Представь, что из тебя вытянули душу наживую. Или обидели того, кто дорог тебе.

– Я не помню, кто мне дорог, Лорна. Но считаю, что любую боль надо принимать достойно, а не уподобляясь тем, кто её причинил.

Мы продираем заросли и выходим к нужному подъезду. Я благодарю судьбу, что за пять минут не подбросила нам нежданных гостей. Если в тот момент, когда я выбегала из нашего убежища на пятом этаже, я мечтала встретить хоть одну живую душу, то сейчас я желаю прямо противоположного. Одиночества. Чтобы пережевать свои страхи и проглотить, запив слезами. И, возможно, понять, что всё не так плохо.

Перед тем, как зайти в подъезд, Лорна оглядывается. Уверенность в её взгляде на мгновение пропадает, перетекая в настороженность, и я перестаю обманывать себя. Всё действительно плохо. Очень плохо. Мы участвуем в жутком действе, о котором не имеем представления. И нет гарантии, что Лорна не всадит мне нож в спину за следующим поворотом.

– Ты напугана!
– выводит она меня из оцепенения.

– А ты - нет?
– на автомате отвечают мои губы.

– Уже решила, что делать будешь?

– Больше всего хочу найти комфортное местечко и отоспаться. Что-то вспомнить. А потом уже думать, как поступать дальше. Ненавижу принимать решения.

– Не думаю, что получится, - окидываю взглядом лестницу и облупившуюся краску на стенах.
– Здесь сплошной мусор и вонь. Сложно назвать это комфортом.

Мы добираемся до пятого этажа без происшествий. На лестнице к нам выбегает Лили. У неё озабоченный вид.

– Семь, - машинально произносит Лорна, глядя на майку девочки.
– Сколько же нас тут?

Лили останавливается на лестнице и робко поднимает лицо. Удивлённый голубоглазый взгляд ходит между нами, как маятник. Словно я распочковалась, как дрожжевая клетка.

– Это Лорна, - говорю я, пытаясь прервать молчание.
– Я нашла её в зарослях под окном.

Лорна улыбается ей: так же, как улыбалась мне на поляне. И от неё снова веет уверенностью и силой. Однако, это не та мощь, в ауре которой приятно находиться. Это - ореол хищника. Охотника. Та сила, что способна ранить, но никогда не протянет руку.

– Лорна?
– произносит Лили, приподняв бровь.
– Как в "ПТУ для зомби"?

Я понятия не имею, что такое "ПТУ для зомби", но мне становится смешно. Одинокий хохоток в тишине, пахнущей пылью и пеплом, звучит колко и устрашающе.

– Я Лили, - представляется девочка.
– А это - Десять. Она не помнит своего имени.

– Тут я должна сказать, что мне приятно познакомиться, - отрезает Лорна, не спуская с лица улыбки.
– Но боюсь, что в нашем положении это прозвучит, как сарказм.

***

Номер восемь

И навязались же они на мою голову...

Зачем, скажите, мне два прицепа? Ладно, громила с номером двенадцать ещё ничего: проскакивают у неё здравые мысли. И в морду дать сможет если будет угроза, я уверена. Короче, выгоду из её присутствия извлечь можно. Но эта пятнистая Нетти! Набитая дура же! И ещё вечно трясётся. А уж как раздражает её заикание - до колик просто! Каждый лишний слог - как пенопластом по стеклу.

Ладно. С этим можно смириться. Я привыкла думать за двоих. Могу и за троих, и за четверых постараться, без ущерба для себя... Но нужно понять, что она сможет сделать для общего блага. Тащить балласт не в моих принципах.

Стоп! Откуда у меня это знание? Нужно обязательно записать.

Я останавливаюсь на хлипкой тропке и сбрасываю рюкзак с плеча. Грязь втягивает подошвы кед и пружинит.

– Кого ждём, Принцесса?
– голос двенадцатой накрывает меня, укутывая колкой шубой. Огромная тень нависает надо мной, и я вижу ироническую усмешку в её глазах. Даже в том, что скрывается за плёнкой бельма.