Цветок Эридана

–  Кто отвечает за поставку животных? Ты, Тарг?
–  халдор нахмурился и повернулся влево.

–  Ja, - со своей извечной кривой ухмылкой кивнул эрл.

–  Я запретил использовать цангелий в импакте.

–  Впервые слышу. А что не так? Прекрасные бойцы - дикие, свирепые, опасные, как все разъярённые самки, - он насмешливо покосился на Мункс.

–  Убирать за ними много, - сказал Неай и покраснел.

–  Что ж, буду знать. Зато мы насладимся зрелищем превосходного боя, - невозмутимо ответствовал эрл.
–  Ставлю десять монет, что она разорвёт его на части.

Воины оживились, но никто не спешил принять пари.

–  Я ставлю против, - холодно сказала Мункс.

–  Что, из духа противоречия? Я думал, самки должны быть уверены в победе себе подобных, - ядовито улыбнулся Тарг.

–  Самки бывают непредсказуемы.

–  Бесспорно, тебе виднее, - он издевательски склонил лысую голову. За спиной послышались сдавленные смешки тех, кто слушал их перепалку.

Цангелия широко открыла рот с внушительными острыми клыками. Золотистая шерсть на затылке встала дыбом, хвост задёргался. Стоило падавану слегка шевельнуться, она молнией рванула вперёд - он успел лишь подставить копьё и покрепче зажмуриться.

Что произошло дальше, с трудом поддаётся описанию. Цангелия лапой вцепилась в древко, проволокла копейщика по земле и отшвырнула с такой лёгкостью, словно он был погремушкой в руках младенца. Падаван кубарем пролетел мимо хенкера. Палач попятился назад и выхватил оружие. Движение привлекло внимание обезьяны: она издала пронзительный визг, в два прыжка очутилась рядом, и в стороны полетели клочья кожи и мяса.

–  Уберите это чудовище!
–  вырвалось у бледного, как мел, распорядителя.

Не меньше пяти арбалетных болтов продырявили шкурку цангелии. Изогнув гибкое окровавленное тело, та с утробным воем метнулась к ограждению. Ещё два разорванных трупа упали на арену; квады побросали арбалеты и кинулись врассыпную. Галерея замерла, наблюдая за стремительным развитием событий, а среди зрителей началась паника.

Тем временем ближайший палач вышел из ступора, подбежал к краю арены и полоснул бестию кнутом, усаженным акульими зубами. Фол обвился вокруг шеи цангелии; животное с визгом обернулось, и его голова стремительно отделилась от тела, забрызгав кровью каменную стену.

–  Ох, лопни мои глазоньки!
–  в восхищении произнёс Тарг.

На арене появились несколько стражников, которые унесли трупы. Пока распорядитель пытался перекричать шум, специально обученный мальчик-раб собирал в мешок разбросанные внутренности. Что касается копейщика, ему повезло значительно больше, чем растерзанному на части хенкеру: он был ранен, но, опираясь на копьё, всё же смог подняться.

Все вернулись на свои места. Публика жарко обсуждала только что разыгравшуюся сцену, а у палачей возникла небольшая заминка, и они удалились посовещаться. Как нетрудно догадаться, новым хенкером стал палач, убивший цангелию. Он остался на арене, вызывая защитников на бой. В отличие от предыдущего хенкера, этот палач не стремился во что бы то ни стало выпустить защитникам кишки: его главной целью были смертники. Как и в прошлый раз, тун предпочёл отказаться от поединка. В толпе раздались крики удивления, которые перешли в яростный вой: осторожность не встречала у простых зрителей поддержки, они предпочитали опасные и бездумные сражения на арене.

–  Супплициум!
–  провозгласил Прасет, ударяя в гонг.

Пленник был умерщвлён кнутом - сильный удар буквально распорол несчастного надвое. Зрители приветствовали это событие возгласами одобрения и овациями, и Прасет огласил начало пятнадцатого хода. Тун поспешно выкрикнул имя нового бойца - это был квад, который дрался с птицеедом.

Амфитеатр отреагировал насмешками, свистом и топотом ног. Среди воинов послышался смех: несколько голосов тут же радостно сообщили, что хуже нельзя было придумать, тун идиот и трус, а квада сейчас вынесут с арены вперёд ногами. Кто-то из молодых гассеров даже завопил: "Сдавайся, тупица!"

Эрлы вели себя сдержаннее.

–  Леди нравится этот тун? Она будет за него сражаться?
–  глумливо осведомился Ога.

–  Пошёл к дьяволу!
–  прорычала Мункс.

–  Зачем так бурно реагировать?
–  вкрадчиво улыбнулся Тарг.
–  Нервы у дамочки шалят.

Квад всё ещё покашливал, нетвёрдо стоя на ногах. Его голень на глазах опухала от яда; но кровотечения почти не было. Товарищи прокричали ему что-то ободряющее, и он неуверенно вышел в центр ямы. В тот же момент всё его внимание обратилось на поднятую решётку. Взметнулся песок, и на арену вылетел здоровенный чёрно-бурый секач. Это было огромное животное с четырьмя торчащими вверх клыками, массивной головой и угрожающе вздыбленной щетиной. Маленькие свирепые глазки нацелились на человека - одинокую фигурку с острой железкой в руке.

Секач зафыркал, в бешеной злобе топча ногами землю, затем, хрюкнув особенно громко, вдруг с изумительной быстротой ринулся на квада. Если б тот не успел в последний момент отпрыгнуть в сторону, смерть была бы незамедлительной и ужасной. Разъярённая двухсоткилограммовая туша пронеслась мимо и с угрожающей быстротой приблизилась к хенкеру, который маячил неподалёку. У палача вырвалось громкое ругательство. Кнут был бесполезен, как детская игрушка, но хенкер твёрдо стоял на ногах - какой бы ни была опасность, он не имел права выказать страх или растерянность. В последний момент палач тоже отскочил, однако зверь через несколько метров развернулся для нового нападения. Арбалетчики дали залп, но вепрь словно не замечал торчащих в его теле коротких болтов - подкожный хрящевой панцирь служил надёжной защитой от подобных мелочей. Огромный амфитеатр замер, наблюдая за необычной корридой: одолеть врукопашную такого крепкого и свирепого зверя было невозможно. Несколько взмахов ножа навредили зверю не больше, чем укус насекомого; он всадил бивни в левую ногу хенкера и мотнул тяжёлой головой, разорвав бедро до самой кости. Квад закрыл глаза и упал в обморок, словно уже представлял себя на месте хенкера. Хенкер выругался, пытаясь устоять на месте; кровь хлестала фонтаном, уклоняться он уже не мог, но как только разинутая пасть повернулась к нему клыками, его оттолкнули в сторону, и на рыло обрушился сокрушительный удар кистенём - это другой палач подоспел ему на выручку. Массивное тело вздрогнуло, яростный визг перекрыл все другие звуки, захлебнулся и перешёл в хрип. Секач пробежал ещё шагов тридцать, потом тяжело развернулся и снова бросился в атаку, сбив палача с ног и придавив его всей тушей. Несчастный вскрикнул, а сверху налетела белая тень, и длинный острый сай прошил бок хряка ближе к основанию шеи. Подбежали стражники и помогли добить зверя. Над ареной пронёсся гул облегчения. Хенкер, перетягивающий ногу, был удостоен аплодисментов; второго палача пришлось унести с распоротым боком и переломанными костями, а третий вернулся на место, отделавшись порванным плащом.

Убедившись, что ситуация под контролем, Прасет громко объявил, что в этот ход защитникам не засчитана победа и они должны убраться с арены. Палач с саем тут же бросил им вызов, но желающих драться опять не нашлось. Видя, что тун упорно избегает стычек с палачами, зрители шумно выразили недовольство, которое перешло в свист, и на арену опять шлёпнулось несколько помидоров. Расплата была жестокой и быстрой: Прасет объявил супплициум, и голова стоявшего у столба человека под одобрительный гул толпы отделилась от тела.

К семнадцатому ходу тун, кажется, понял, что обстоятельства складываются не в пользу защитников, а потому суетливо выставил вперёд новую фигуру - падавана с большим двуручным топором. Это был угрюмый мроаконец с пропорциями гориллы, и тун надеялся с его помощью освободить парочку смертников, пока палачи не сравняли счёт. В галерее отреагировали на это презрительно.

–  Какая-то странная тактика, - сказал молодой кадар.
–  Почему он не сражается сам?

–  Тактика? Эта немытая деревенщина и драться-то не умеет.

–  Мда, тун из него никудышный. Предыдущий лез на рожон, а этот, похоже, боится за свою шкуру.

–  Интересно, на что он рассчитывает? Вообразил, что сможет спасти смертников или просто тянет время?

–  Не думаю, что ему улыбнётся удача. Защитников сейчас вырежут, как младенцев.

–  Как знать - дуракам обычно везёт.

Едва детина с топором достиг середины, как решётка опрокинулась, и на арену выбежала любимица публики - серо-коричневая эмбия. При виде удлинённого существа, напоминающего двухвостку с крупной головой и изящными усиками, амфитеатр огласился воплями восторга. Эмбия была самцом, о чём говорили две пары крыльев за спиной и миниатюрная длина - всего метр шестьдесят. Падаван попятился назад и поднял оружие.