Цветы всегда молчат

– Я видел ее – Дурман, у которого похитили аромат. И скажу тебе – это неприятное зрелище.

– Странно, мне казалось, что она должна быть неотразимой.

Вардис усмехнулся:

– А разве может быть иной женщина, чья сущность – Дурман? Конечно же, она изящная, хрупкая, грациозная. Манящая даже в этом остекленелом состоянии. Родителей у нее нет, привезли ее ко мне опекуны – почтенные старые люди. Но добиться от них чего-то вразумительного не удалось – похоже, кто-то основательно подтер им память. Я не хочу ее потерять, как еще двоих – Вереск и Чертополох. Они увяли прежде, чем я успел понять, что с ними не так и как им помочь…

Вардис тяжко вздохнул. Когда он прикрыл ладонью лицо, стало заметно, что у него дрожат пальцы.

– Что будем делать? – Колдер стоял в своей любимой позе: опершись о рабочий стол и сложив руки на груди.

– Решение ко мне пришло вместе с письмом от Мейв, и я тут же рванул к тебе, – сказал Вардис. – Думаю, нам с тобой не составит труда соорудить Зелье Розыска, а потом с помощью твоего Зеркала Наблюдений мы вычислим следующий Цветок, на который нацелятся Похитители. Если будем действовать быстро, сможем их перехватить и вытрясти нужную информацию.

У Колдера заблестели глаза:

– Это и впрямь может сработать, – и добавил: – А тебя не смущает, что нам придется иметь дело с Мастером?

– Знаешь, я почему-то склоняюсь к мысли, что он такой же Мастер, как твоя давешняя гостья – Мать-Хранительница!

– Теперь, после того как ты это сказал, я почти уверен, что это кто-то уровня Старшего Садовника, в чьи руки по необъяснимому стечению обстоятельств попали Листья Памяти какого-нибудь Мастера, может даже самого Дракона.

– Да, когда я недавно был в ордене, там витала странная атмосфера. И этот скоропалительный суд над Торндайком, словно у них там каждый второй щеголяет сущностью Светлого.

– Пора как следует разворошить этот улей. Да и Сорняки там, судя по всему, давно никто не полол.

– Вот и отлично, – обрадовался Вардис. – Тогда давай начнем. Каждый день уносит частичку жизни моего Дурмана.

И друзья, облачившись в серые халаты, принялись за работу…

А через неделю столичная пресса взорвала свет известием о том, что у себя в имении скончалась графиня Брандуэн. От обширнейших ожогов. Так и не придя в сознание.

Глава 19. Игры, в которые играют люди

Лондон, Хэмпстед, 1878 год

Разнеженная и счастливая, Джози даже не сразу поняла, что происходит. О чем это, задыхаясь, говорит дворецкий, мистер Клэйдис? Лишь почувствовала досаду, когда Ричард разорвал объятия, потому что вдруг стало холодно. Очнувшись от оцепенения, она услышала, как Ричард сетует на то, что стоило ему только поменять распорядок дня и не заглянуть в утренние газеты – и тут же сюрприз!

– Ее светлость! Кто бы мог подумать! – причитал Клэйдис.

Ричард помог Джози подняться, отвел упавшую на лицо прядку, посмотрел грустно.

– Простите, ангел мой, вам придется переодеться в черное – моя тетушка скончалась.

Джози почувствовала, как внутри у нее что-то оборвалось и разбилось. Смерть. Она так боялась ее.

– Ах, Ричард! Это ужасно! – Она прижалась к мужу, он нежно провел рукой по ее спине.

– Да, смерть – это всегда страшно. Кто бы ни умер, – сказал он и горько вздохнул.

Не то чтобы Джози любила графиню, и к тому же она знала, что Ричард тоже недолюбливал ее, как и прочих своих родственников. Однако сейчас в глазах его стояла печаль, а Джози хотелось, чтобы в них сияла радость. Она вымученно улыбнулась и, с трудом оторвавшись от мужа, ушла переодеваться.

Спустившись через некоторое время вниз, она увидела Ричарда – впервые в черном и подумала, что он похож на ангела скорби.

По дороге они не разговаривали, просто сидели рядом, держась за руки. Джози положила голову на его плечо. Ричард иногда поворачивался и рассеянно целовал жену в губы или в лоб. То были совершенно невинные, легкие, как бабочки, поцелуи. Джози знала, что мыслями он где-то далеко, и не спешила возвращать его в реальность.

В гостиной графининого имения царили уныние и оцепенение. Лишь Саймон, упав на колени перед портретом матери, что висел над камином, безутешно и громко рыдал.

Нежное сердечко Джози екнуло от увиденной картины. Все горе Саймона вдруг обрушилось на нее, и она чуть не задохнулась от боли. Не мешкая ни минуты, бросилась к нему, опустилась рядом, обняла и разрыдалась вместе с ним.

– Кузен! Ах, кузен! – лепетала она сквозь всхлипы. – Мне жаль! Мне очень жаль! – и чувствовала, как нелепо и фальшиво звучит эта дежурная фраза. Но на что-то более душевное не было сил.

– Благодарю, кузина! Нет – Джози! Дорогая, милая Джози! – Саймон сжал ее ладошки и поцеловал их. Она вытерла слезы и попыталась улыбнуться ему.

Тут подошел Ричард и протянул Саймону руку.

– Вставай, еще много дел, – холодно сказал он. Саймон поднялся и по-братски обнял его. Ричард похлопал его по плечу и довольно сухо отстранил.

– Где Шефордт? Где Эрмидж? Почему тут только Молли и Долли? Куда все подевались?

Саймон вздохнул и, еще раз хлюпнув носом, пробормотал:

– Дядя Хендрик хлопочет о завещании – там что-то не так. Дядю Уильяма уже давно никто не видел – он уже полтора года как куда-то уехал. А Роджер – в Бедламе: совсем чокнулся. Так-то ты интересуешься родственниками, если даже этого не знаешь! – надулся он в завершение тирады.

Глаза Ричарда опасно сверкнули. Он сжал кулаки и проговорил ледяным тоном, чеканя слова:

– Как аукнулось – так и откликнулось! Но мы сейчас не будем это обсуждать. – И уже гораздо мягче, обернувшись к жене: – Джози, ангел мой, побудьте с Саймоном, а мне нужно будет отдать кое-какие распоряжения.

Джози смотрела на Ричарда во все глаза: если от Саймона исходило только страдание, то те эмоции, что нынче окутывали мужа, были настолько противоречивыми, что оглушили и ошеломили ее. Она даже не смогла ничего ответить – только кивнула и тяжело вздохнула, когда он вышел из комнаты.

Она усадила Саймона на диван, набросила на него лежавший рядом плед, налила и протянула стакан воды.

– Попейте, вам станет легче! – она не умела заботиться о других, но старалась изо всех сил. Тем более что ей действительно было до глубины души жаль Саймона.