Цыганок
Шрифт:
– Так, говоришь, ребята ничего? А дисциплины никакой?
– Николай Яковлевич в раздумье потер ладонью тяжелый подбородок.
– Н-да-а... А ведь не за понюшку табаку пропадут, горячие головы...
– Как нечего делать!
– согласился Механчук.
– Ты с ними беседовал?
– Два часа баланду травил... Даже язык намозолил, - махнул рукой Федя.
– Я им втолковывал, как нужно бороться, как себя вести с немцами. Слушали очень даже внимательно. А потом, когда я прощальный гудок давал...
– Что, что?
– Ну, когда я прощался с ними, потребовали, чтобы
– Интересная петрушка!
– нахмурился Николай Яковлевич.
– А они откуда меня знают?
– Сказали, что слухом земля полнится, - замялся Механчук.
– Скверные слухи, Федя. Выходит, конспирация наша ни к черту не годится.
– Николай Яковлевич поднялся, подошел к окну, задумался.
– Видимо, придется брать ребят под свою опеку. Иначе пропадут, буйные головушки... Когда они хотят встретиться?
– Сегодня вечером.
– Хорошо, я пойду к ним...
Когда стемнело, Николай Яковлевич направился по указанному Федей адресу. Долго петлял по закоулкам, пробирался садами и огородами.
Наконец вышел в Известняковый переулок, нашел нужный дом, стоявший под старыми липами. Из окон пробивались полоски света, доносился неясный гул голосов. Николай Яковлевич поднялся на низенькое крылечко, нащупал ручку и толкнул дверь. Она со скрипом подалась в черную глубину сеней.
В хате было накурено.
Уныло бренчала гитара. Кто-то тихо и тоскливо пел про девушку в серенькой юбке, которая бросилась с утеса в море.
Прямо на полу двое парней играли в шашки. В углу за столом сидел и что-то быстро писал карандашом в ученической тетрадке худой длинноносый юноша. На Николая Яковлевича пытливо глянули его цепкие насмешливые глаза. "Видимо, он и есть Цапля, - подумал Нагибин, молча пробираясь к столу. Кто-то удивительно точно прилепил ему такую кличку".
В хате стало так тихо, что слышно было, как жужжат под потолком сонные мухи.
– Не ты будешь Цапля?
– кашлянув в кулак, спросил длинноносого Николай Яковлевич.
– Вполне возможно, - иронически усмехнулся юноша.
– Между прочим, у нас принято здороваться.
– Кхм... Добрый вечер. Будем знакомы. Смелый, - с запинкой назвался Николай Яковлевич и добродушно улыбнулся.
– А ты Цапля, значит. Интересное, брат, у тебя имя...
– Если ты пришел сюда обсуждать достоинства моего имени, то...
– Ну?
– ...то хромай отсюда!
– Не очень приветливо, однако понятно.
Николай Яковлевич повернулся к молчаливым парням, которые с любопытством смотрели на него со всех сторон.
– А вы, значит, будете...
– А они - мои орлы, - с вызовом сказал Цапля.
– Орлы? Ишь ты, интересная петрушка получается, - в упор глянул на него Нагибин.
– Нет, мой дорогой, не орлы они у тебя, а самые обыкновенные анархисты.
– Легче на поворотах, - мрачно посоветовал Андрей Рогуля.
– Прошу взвешивать свои слова. Кстати, это не ты с полицейской повязкой по городу гуляешь? Ты, я узнал тебя. Как-то держал тебя на мушке, да...
– Где это было?
– перебил его Николай Яковлевич, весь напрягаясь. Когда?
– Возле вокзала ровно неделю назад. Ты Феде
Механчуку в тот день довольно ловко какой-то сверток передал. Федю я давно знаю - это и спасло тебя. А то бы...– Та-ак... Веселенькое знакомство, - криво усмехнулся Николай Яковлевич и снова повернулся к настороженным юношам.
– Вы хотели, чтобы я пришел. Я к вашим услугам. Начну с того, что меня поразила грубость Цапли. Насколько мне известно, Андрей... то есть Цапля, бывший студент педагогического института. Поэтому не нужно объяснять ему, что такое элементарная воспитанность. Нагибин расстегнул плащ и поискал глазами, где сесть.
Кто-то из парней поднялся, пододвинул ему табурет. Николай Яковлевич вытащил из кармана сигарету, прикурил от лампы и сел.
– Давайте, братцы, подумаем, как будем жить дальше, - обвел он всех долгим взглядом.
– Мне кажется, вы не тем занимаетесь. Ну, подстрелите вы полицая, стащите ящик масла или шоколада. Так ведь для фашистов это сущая мелочь. Они в тысячу раз больше взяли только в нашем городе...
Николай Яковлевич умолк.
– А что же тогда нам делать?
– хмуро обронил кто-то.
– Надо, ребята, добывать оружие, - сказал Нагибин.
– Группа у вас уже есть, но, чтобы она стала по-настоящему боевой, не хватает самого простого дисциплины. Война - не игра. Война - это кровь и смерть...
Николай Яковлевич говорил тихо, с какой-то горечью в голосе. Когда кончил, стало слышно, как от порывов ветра шумят липы за окном. Юноши зашевелились, закашляли, начали перешептываться. Кто-то за спиной Нагибина громко потребовал:
– Говори, Цапля! А то зашился в угол, как тот крот под забор. Смелый правильно все тут сказал. За тобой слово.
– Что ж, вопрос ясен. Будем, мушкетеры, немчуру по-настоящему бить. Андрей Рогуля поднялся, обвел всех своими большими черными глазами.
– А теперь вопрос Смелому. Кто будет нами командовать?
– Федя Механчук, - ответил Николай Яковлевич.
– Заместителем у него будешь ты.
– Ответ исчерпывающий, Федю мы знаем, - Андрей Рогуля сел.
– Согласны!
– раздалось со всех сторон.
– Федя свой парень! Даешь Федю!
– Ша, братишки! Кончай авралить!
Все изумленно повернулись к дверям. У порога стоял Федя Механчук. Он неслышно зашел в комнату в тот самый момент, когда начался галдеж. Раздвигая парней, Федя вышел на середину и требовательно поднял руку. Вдруг нелепо закрутил головой и оглушительно чихнул. Все дружно засмеялись. Федя снова поднял руку, требуя внимания.
– Так вот, братишки. Прошу зарубить в памяти. О нашем сегодняшнем разговоре - никому ни звука. Чтоб завязали на морской узелок. Вы стали членами подпольной молодежной организации. Действовать будете только по моему приказу.
– Федя рубанул рукой.
– Железная дисциплина - вот к чему перво-наперво надо привыкнуть. Чтобы никаких самовольных авралов.
– Федя сурово прищурился.
– Вот вы здесь собрались, а вахтенного на улице не выставили. Я зашел, и никто меня на остановил, никто вас не предупредил. А если бы не я, а немцы или полицейские наскочили? Нет, братишки, это никуда не годится!