Цыганок
Шрифт:
– Туда пойдем?
– Ну!
– На патрулей нарваться?
– Чихали мы на них. Мы огородами проскочим.
– Как себе хочешь. Смотри сам.
– Дрейфишь?
– Нет. Я с тобой...
– Тогда пошли...
Они перелезли через ограду из жердей и по борозде направились к соседней улице. За ними по чахлой картофельной ботве ползли короткие тени.
Луна лила свой свет ровно и ярко. Изредка едва уловимо повевал ветерок, и тогда все вокруг словно оживало, таинственно шевелилось.
– Светло, хоть книжку читай, - прошептал Гена.
Ваня не ответил. Мысленно он уже подкрадывался
Напрямик через сады и огороды пересекли один переулок, второй. Подошли к забору, припали к щелям. Улица пуста. Ни звука. Ваня отодвинул широкую доску, когда-то оторванную им снизу, пролез в дыру. Прижался спиной к забору, подождал, когда пролезет Гена. Задвинул доску на место и молча толкнул друга локтем. Они перебежали улицу и, держась в тени, двинулись дальше, чутко прислушиваясь к каждому ночному звуку.
Минули несколько переулков, вышли на Советскую. Внезапно Ваня резко остановился, махнул Генке рукой и мгновенно присел у низенького забора, над которым свисали едва ли не до земли густые ветви боярышника.
Послышались приглушенные шаги, тихий говор. Сдерживая рвущееся дыхание, Гена прижался к забору.
Из-за угла улицы вышли три немца. В лунном свете тускло блестели их автоматы, вспыхивали бляхи на груди.
Солдаты шли по освещенной стороне улицы и вполголоса обменивались короткими фразами. Напротив Вани и Гены они вдруг остановились. В руках у одного из них вспыхнул огонек зажигалки. Немцы прикурили и прошли мимо.
– Фельджандармерия, - едва слышно прошептал Ваня.
– Чуть не влипли.
– Далеко еще?
– одними губами спросил его Гена.
– Уже совсем близко.
Ваня потуже затянул ремешок на штанах, пощупал бутылку за пазухой и, кивнув другу, пригнувшись, побежал вдоль заборчика.
Машины стояли на освещенной стороне улицы. Возле них взад-вперед медленно прохаживались часовые. Прячась за кустами сирени, которая росла на улице возле забора, Ваня несколько минут наблюдал за ними.
– Десять машин, - жарко дохнул ему в ухо Гека.
– А как мы к ним подберемся? Может, давай подкрадемся тихонько и...
– А бутылку как? Кидать через всю улицу?
– Ну. Разве не добросишь? Тогда давай я.
– Да нет.
– Ваня почесал нос.
– Мы вот что сделаем. Переберемся на ту сторону улицы и оттуда подкрадемся. Только смотри, чтоб ни звука!
Обходя вишни и ломкие кусты малины, они осторожно подошли к каменному зданию, за которым улица делала поворот направо. Отсюда автоколонны не было видно. Выждав, стремглав перебежали улицу и через маленькую калитку вошли в пустой двор полуразрушенного дома. Минули сад, перелезли один забор, второй и очутились в саду. Пересекли его и уперлись в глухой, как стена, забор, выходивший на улицу.
Затаив дыхание, Ваня приник к щели. Машины стояли рядом. Часовой, тихонько насвистывая, медленно брел в конец колонны. Второй шел ему навстречу. Они остановились, что-то сказали друг другу и покатились со смеху.
– Давай!
– прошептал Гена.
Ваня мгновенно вскарабкался на забор, ухватился левой рукой за сук яблони, торчащий над головой.
Часовые, похлопав друг друга по плечам, разошлись.
Ваня выхватил
из-за пазухи бутылку и со всей силы швырнул в круглый бок цистерны ближней машины. Уже на земле увидел, как полыхнуло над забором оранжевое пламя. В тот же миг испуганно закричали часовые, загремели выстрелы.– Ванька, бегом!
– рванул его за рукав Гена.
Ваня подхватился с земли и ринулся вслед за другом,
3
Утро было тихое и ясное. Николай Яковлевич и Андрей Рогуля шли молча. Нагибин ругал себя за непростительное легкомыслие. Он, коммунист, оставленный для подпольной работы в городе, вдруг согласился на такое авантюристическое предложение этого зеленого юнца. Прекрасно же знает, чем может кончиться рискованная операция, и все же идет. За такое донкихотство явно не похвалят товарищи. Скажут, совсем впал в детство человек.
Николай Яковлевич сердито хмыкнул и ускорил шаг.
Повернули к Двине. Низко над водой стлался туман. Вдали, где темнели Двинские кручи, несмело отрывалось от земли солнце.
В это самое время Ваня и Гена возвращались домой, после того как подожгли машину на Советской. Три часа просидели в развалинах, ожидая, когда рассветет, так как боялись попасть в облаву. Сейчас они шли вдоль Двины. Вдруг Ваня заметил, что к переправе спускаются два человека. Одного из них он узнал. Цапля! Другой, в черной кепке, надвинутой на глаза, был незнаком. "Не зря Цапля с этим усатым дядькой поднялся в такую рань. Что-то здесь будет. Надо проследить. Иначе к Цапле не подступишься, - подумал Ваня. Прослежу и - если что - припру его. Не отвертится".
Андрей Рогуля со своим спутником отдалялись. Медлить нельзя, иначе будет поздно.
– Ну, будь, Генка. Лети домой, - с запинкой сказал Ваня.
– Там мать тревожится, елки зеленые. Ты же дома не ночевал.
– А ты куда?
– оторопел Гена.
– Дело одно есть, - отвел глаза в сторону Ваня.
– Потом расскажу.
Гена уже открыл рот, хотел обиженно возразить, но не успел. Ваня бегом кинулся к переправе.
На пароме было людно. Николай Яковлевич и Андрей Рогуля смешались с толпой горожан, которые спешили на базар.
Сойдя с парома, Нагибин и Андрей по улице Калинина вышли на Сенную площадь. Осмотрелись. Вокруг было безлюдно. Свернули в липовую аллею.
– Смелый, у вас такой вид, будто вы присутствуете на собственных похоронах.
– Андрей насмешливо глянул на Николая Яковлевича.
– Не рановато ли?
– Послушай, Цапля, брось паясничать, - хмуро сказал Нагибин.
– Не люблю кривляк.
– Я не кривляка, а оптимист, - жестко улыбнулся Рогуля.
– Чтобы у нас в будущем не возникало конфликтов, прошу запомнить это!
– Тише, тише!
– примирительно буркнул Смелый.
– Ты лучше скажи, действительно здесь часто шатаются немцы?
– Не знаю, как будет сегодня, но обычно они всегда возвращаются с аэродрома этой аллей, - с неприязнью покосился на него Цапля.
– Кстати, один вопрос. Вам давно приходилось бегать?
– Ты о чем?
– насторожился Николай Яковлевич.
– Довожу до вашего сведения, что, после встречи с Гансами, нам, по всей вероятности, придется сдавать норму на значкиста по бегу, - произнес Андрей.
– После выстрелов может быть погоня. Вы успеете за мной?