Дальнейшие похождения Остапа Бендера

— Вы, молодой человек, вот сидите и смотрите как тут перед всенощной. А вот знаете как раньше было? Людей как видите сейчас мало здесь. Власти церковные службы не приветствуют. Мало того, заставляют и взрослых и детей обходить церкви стороной. А вот раньше… — прервал свое вступление в разговор старик. — Если бы вы знали, как раньше готовились к Пасхе. Знаете?

— Да так, — замялся Балаганов. — Не очень-то, отец.

— Ваш возраст уже не застал то время, а если и помнит что, то по молодости, наверное, не обращали внимания на ту суету, которая начиналась задолго до дня Святой Пасхи. А за последний десяток лет, да еще в гражданку, и вовсе все это стало уже не таким. Вот послушайте…

Адам Казимирович отстранился от спинки скамьи и с интересом смотрел на неожиданного рассказчика о былом.

— Раньше к празднику Святой Пасхи готовились заблаговременно, друзья, — говорил старик. — Стоило только посмотреть на оживленных людей в городе и всем становилось ясно: приближается Пасха. Вначале еврейская, католическая и наша — христианская. В канун праздников вы бы увидели как жизнь в Киеве начинала бить ключом с утра до поздней ночи, я вам говорю. Все куда-то торопились, несли узлы, свертки, а трамваи были забиты так, что ногу поставить там было негде. И все пролетки, экипажи и фаэтоны были нарасхват. А базары! С раннего утра и весь день кишели народом. Все запасались к празднику яйцами, разной живностью и битой птицей.

— Да, было время, отец… — закивал головой Балаганов.

— А как торговали магазины! В витринах выставки разные, надписи о дешевой весенней распродаже. Но если бы вы, мои хорошие, зашли бы в магазин Пашкова, что на углу Крещатика и Фундуклеевской, то уверяю вас, в ваших глазах зарябило бы от десятков названий вин, коньяков, ромов, ликеров, водки и шампанского. От рыбно-гастрономических, бакалейных и кондитерских товаров. И варшавский шоколад, зернистая и паюсная мартовская икра, осетрина и стерлядь, семга и рыбцы разные, копченые сельди и корюшка, вам предлагались. Тут же и тетерева, рябчики и куропатки, окорока разные, молочная телятина и молочные поросята, московские, сыры английские, швейцарские и русские. Чего только хотите было там. На любой вкус, друзья.

К началу праздника все улицы и площади города убирались. Вывески, двери, витрины и окна домов, фонари и тумбы, все промывалось и блистало чистотой и свежестью.

Начальство почты и телеграфа обращалось к жителям с напоминанием о заблаговременной отправке поздравительных писем, открыток и телеграмм, чтобы адресаты получили их в день Светой Пасхи. Благотворительные общества раздавали беднейшим православным семьям и детям приютов бесплатные пасхальные розговни, — замолчал старик.

— Ну, а пасхальные службы как, уважаемый? — спросил перевоспитанный церковью Балаганов.

— Расскажу. В Киево-Софийском кафедральном соборе пасхальную заутреню и божественную литургию совершал митрополит Киевский и Галицкий, а в Киево-Печерской лавре — архимандрит в сослужении со старшей братией. В других монастырях вели службу живущие в них настоятели — архиереи. Звон к заутрене во всех киевских церквах начинался по звону Софиевского собора ровно в двенадцать часов ночи. После одиннадцати часов утра каждый желающий мог лично поздравить с праздником Святой Пасхи митрополита Киевского и Галицкого в его покоях на территории Лавры…

— А когда святили, отец? — спросил Балаганов.

— О, если бы вы видели, уважаемые, какое это было святое торжество! Вокруг собора выстраивались православные, разложив на салфетках белоголовые с украшениями сдобные пасхальные куличи, сырные бабки и крашеные в яркие цвета яйца. Освящали колбасы, ветчину и другую скоромную снедь для разговения. Жгли свечи и ждали обхода священника, который в праздничной рясе окроплял все это святой водой, благословляя верующих.

— Очень интересно, уважаемый, очень, — промолвил Козлевич.

— Вот я и рассказываю вам, друзья. Праздник длился три дня. В эти дни запрещалось работать всем торговым, промышленным и ремесленным заведениям, за исключением торговли съестными продуктами, без различия вероисповедания как их хозяев, так и рабочих. Питейным заведениям разрешалось начинать работу только с двенадцати часов следующего после Пасхи дня. При этом их владельцы, за нахождение в их заведениях пьяных, продажу им, а также малолетним, крепких напитков. За шум, буйство и драки привлекались к уголовной ответственности. В свою очередь полицейским приставам поручалось во время праздничной недели устанавливать дежурства дворников у ворот своих домов в помощь чинам наружной полиции для поддержания общего порядка в городе.

— Это очень хорошо, — кивнул Адам Казимирович. — Порядок нужен всем.

— Конечно же хорошо, Адам, — тряхнул своими рыжими кудрями Балаганов.

— И вот еще… С двенадцати часов следующего после Пасхи дня разрешалось устраивать в городе праздничные представления, спектакль, зрелища. Самыми массовыми были, конечно, народные гулянья, которые проводились на Львовской и Лукьяновской базарных площадях, на площади около Гавани, и на Сенном базаре. Там сооружались балаганы, карусели и другие игровые постройки. А в театре «Соловцов» проводились пасхальные утренники для детей. На праздник в Киев прибывали тысячи богомольцев и экскурсантов. Они посещали местные наши святыни…

Киев обняла предпраздничная ночь, народу в соборе и вокруг него было много. Балаганов и Адам Казимирович встали и поблагодарили старорежимного рассказчика.

— Так вы не останетесь на всенощную? — спросил старик.

— Нет, отец. Завтра нам по службе надо чуть свет ехать, — пояснил Балаганов, с чувством сожаления, что нм надо уходить.

Он передумал оставаться на пасхальную ночную службу, так как Бендер предупредил их, что завтра до солнца они выезжают в Чернигов, где намечается покупка ценного антиквариата.

Идти домой им было не близко. И Козлевич сказал:

— Напрасно я послушался вас, Шура, приехали бы на машине.

— Нет, нет, дорогой Адам Казимирович, — ответил Балаганов, — если вы все время будете ездить, то и ходить разучитесь. А к храму Божьему ходить надо пешком, — рассудительно сказал затем он.

Адам Казимирович ставил свою незабвенную «изотту-фраскини» в сарай почти амбарного типа дворника Македона. Дворник за плату обслуживал их учреждение. А жена Македона всегда убирала комнату Общества и каждую неделю мыла полы. А к Пасхе сделала даже побелку стен внутри комнаты. За что Бендер великодушно выплатил ей надбавку в виде пяти рублей. Дворник, видя таких обходительных и не скупых «инчженеров», как он их называл, старательно подентал угол Крещатика и Прорезной возле дома, в котором находился ДОЛАРХ.

Глава IX. АРТЕЛЬ СТРОИТЕЛЕЙ И ОГОРОДНИКОВ

Все шло отлично. Покупали удачно, продавали антиквариат и иностранцам, и соотечественникам, и прибыль от этого росла.

Но председатель Общества с некоторого времени почувствовал чье-то неусыпное внимание к его учреждению. Все также как и прежде приходили бумаги с просьбами и требованиями сводок, отчетов, расчетов. Поступали как обычно и приглашения на заседания и от ВУАКа, и от других организаций. Но, несмотря на эту обычность великий комбинатор все же чувствовал, что ими кто-то интересуется. Сперва ничего определенного не было. Исчезло только привычное деловое чувство коммерции. Потом все реже и реже стали приходить уже знакомые им поставщики антиквариата и других вещей.