Дальние пределы человеческой психики

экспериментального исследования.

Хочу выдвинуть еще одну частную гипотезу. Как я могу судить по

отдельным наблюдениям за высокоразвитыми, зрелыми личностями (за

<металичностями>?), они на удивление легко и быстро находят общий язык

друг с Другом, находят точки соприкосновения интересов именно в высших

сферах и именно с помощью этого высшего языка, который я называю

языком Бы"ПМ. В первом приближении это наблюдение лишний раз

доказывает существование высших ценностей или ценностей Бытия,

доказывает их непреложность и реальность, показывает, что они с

легкостью постижимы одними людьми и не постижимы другими, позволяет

выдвинуть гипотезу, что коммуникация с людьми, не постигшими высшей

реальности, коммуникация полноценная и истинная возможна, но должна

строиться на иных, менее высоких этажах осознания реальности.

Я пока не нашел способа проверить эту гипотезу. Меня сбило то, что

некоторые люди уверенно пользуются лексиконом высшего, на самом деле

не понимая, о чем говорят. Мне приходилось слышать множество

авторитет-

352

Метамотивация

ных суждений о музыке или любви от людей, которые никогда

по-настоящему не умели чувствовать прекрасного.

Кроме того, у меня сложилось впечатление, что люди, нашедшие

взаимопонимание на языке Бытия, испытывают друг к другу доверительные,

почти интимные чувства. Глядя на таких людей, ощущаешь, что они

исповедуют общие ценности и идеалы, заняты одним делом, чувствуешь

родство их душ, даже предустановленную парность, некое <simpatico>.

XXVII

<Сущностная совесть> и <сугцностная вина> в конечном итоге также имеют

биологические корни.

Сегодня большинство гуманистических ученых, следуя за Фроммом с его

<человечной совестью> (37) и Хорни, переосмыслившей фрейдовское

<супер-Эго> (50), согласились с мыслью, что кроме <супер-Эго> есть

<сущностная совесть>, так же как и <сущностная вина>, которую следует

рассматривать как заслуженное самонаказание за предательство своего

подлинного <Я>.

Я полагаю, что тезис о биологической природе метамотивации в будущем

прояснит и сделает более употребительными эти понятия.

Хорни и Фромм, возражая нарочитой тенденциозности фрейдовской теории

инстинктов, поневоле преувеличили роль социального детерминизма и

отвергли всякие варианты <биологизма> и <теории инстинктов>. Но,

если признать верной логику моих рассуждений, тем самым они допустили

серьезную ошибку.

Биологические особенности человека вне всяких сомнений являются

необходимым компонентом его <реального Я>. Быть собой, быть

естественным и спонтанным, быть аутентичным, проявлять идентичность -

во всех этих посылах обязательно присутствует биологический момент,

все они предполагают принятие человеком своей конституциональной,

темпераментной, анатомической, неврологической, гормональной и

инстинкте идно-мотивационной природы. Утверждая это, я продолжаю

движение в том же направлении, в котором двигался Фрейд, я ни в чем не

противоречу воззрениям неофрейдистов (не говоря уже о Роджерсе, Юнге,

Шелдоне, Гольдштейне и прочих). На мой взгляд, я лишь ясно и конкретно

формулирую то, к чему ощупью шел Фрейд, необходимость чего он смутно

предчувствовал. Поэтому я склонен счесть это заявление

этш-фрейдистским. Мне кажется, что-то подобное пытался выразить Фрейд

своей теорией инстинктов. Я полагаю, что это заявление не противоречит

концепции <реального Я> Хорни, а наоборот подтверждает ее и дополняет.

Если факты докажут справедливость этой, более биологической,

интерпретации истинного <Я>, тогда у нас появятся новые основания для

того, чтобы отличать невротическую вину от сущностной, проистекающей

из осознания человеком своего предназначения и невозможности

соответствовать ему.

Теория метамотивации: биологические корни высших ценностей

353

Но исходя из всего вышесказанного получается, что истинное <Я> должно

включать в себя высшие ценности, или ценности Бытия. Только в таком

случае можно предполагать, что обида, нанесенная правде, красоте,

справедливости или любой другой высшей ценности, заставит человека

испытать чувство вины, сущностной вины (мета-вины?), вины заслуженной,

вины в биологическом смысле. В чем-то это похоже на боль. Боль

сигнализирует нам, что нечто вредит нашему здоровью. И поэтому боль

можно воспринимать как благо. Также и сущностная вина сигнализирует

человеку, что нечто вредит его <Я>, когда он предает высшее. Человек

страдает от чувства вины, и в определенном смысле он должен страдать,

это страдание является благом для него. Такой <долг страдания>

означает новое понимание <потребности в наказании>, которую теперь

можно рассматривать позитивно, как желание <очиститься> посредством

искупления (118).

XXVIII

Наш подход к высшим ценностям решает те же проблемы, решение которых

брала на себя религия.

Человечество всегда стремилось к вечности и абсолюту, и мне кажется,

что высшие ценности в какой-то степени могут служить этим целям.

Онкрег se, они самостийны, они не зависят от прихотей человека. Они