Дальние пределы человеческой психики
Шрифт:
Много пользы мне принесли попытки понять, почему экстаз бывает, как
правило, кратким и мимолетным (88). Ответ более чем очевиден. Мы
просто не в силах вынести большего! Экстаз потрясает и отнимает много
сил. Мы часто слышим от человека в такие мгновения: <Это слишком!>,
или:
<Я не вынесу этого>, или: <Я сейчас умру>. И я, сторонний наблюдатель,
не мог не чувствовать - да, он действительно может умереть.
долго находиться в состоянии исступленного, бредового счастья. Наш
организм слишком слаб для собственного величия, так же как не
приспособлен он, например, для часового оргазма.
Слово <экстаз> кажется мне теперь гораздо более подходящим, чем
поначалу. Высшее переживание должно быть экстатичным и кратким, и на
смену ему должно прийти спокойное, созерцательное состояние счастья и
радость внутреннего постижения высших ценностей. Экстаз не может быть
вечным, но познание Бытия - может (82,85).
Разве это не помогает нам понять комплекс Ионы? Ведь это и был именно
такой страх перед всепоглощающим, лишающим рассудка, спокойствия и,
быть может даже, жизни, страх перед экстазом причастности к высшему
началу. Экстаз в конце концов действительно может не уместиться внутри
нас. Страх поддаться ему, страх, который напоминает нам об аналогичных
страхах при фригидности, может быть, на мой взгляд, понят лучше через
знакомство с литературой по психодинамике и глубинной психологии, а
также психофизиологии и психосоматике эмоций.
Но это не единственный психологический механизм, с которым я
столкнулся, пытаясь найти причины, препятствующие самоактуализации.
Уклонение от роста может быть вызвано в том числе и еще одной
разновидностью страха. Об этом явлении, которое я называю <страхом
перед паранойей>, известно давно и рассказано гораздо более
универсальным образом. Легенды о Прометее и Фаусте можно найти
практически в любой культуре*. Греки, например, называли это страхом
величия. Мы привыкли называть это <гордыней> и сочли одним из грехов -
судя по всему, взаимоотношения человека со своей высокой самооценкой
от века были проблематичными. Человек, который говорит себе: <Да, я
буду великим философом, я перепишу Платона и сделаю это лучше него>,
неизбежно испытывает ужас от грандиозности своих притязаний и
грядущего величия. В минуту слабости он говорит себе:
<Кто? Я?>, и замысел кажется ему неосуществимым, и он страшится его
как безумной фантазии. Он сравнивает себя, такого слабого,
неуверенного, не-
Блестящая книга Шелдона (135) не слишком часто упоминается в трудах по
этому вопросу, но
возможно только потому, что она появилась раньшевремени (1936).
Неврозы как ошибка личностного развития
51
совершенного человека, с блистательным, сияющим, совершенным образом
Платона и, разумеется, начинает стыдиться своей претенциозности и
гордыни. (В чем он не отдает себе отчет, так это в том, что Платон,
скорее всего, чувствовал то же самое, однако шел вперед, отметая
сомнения.)
Для некоторых людей подобное уклонение от роста и развития, намеренное
занижение уровня притязаний, страх взяться за то, на что они способны,
психологическое членовредительство, псевдоидиотизм, лукавое
самоуничижение - все это способы защититься от приступов высокомерия,
нахальства, греховной гордыни. Они не могут соблюсти изящный баланс
между смирением и смелостью, необходимый в любом творчестве. Для того,
чтобы изобретать или творить, вы должны обладать <творческим
нахальством>, об этом прекрасно известно каждому изобретателю.
Разумеется, если изобретатель богат только творческим нахальством и не
способен к смиренному анализу, то это не кто иной как параноик. В
любом случае стоит осознавать не только свои божественные возможности,
но и объективные ограничения человеческой природы. Вы должны уметь
смеяться над собой так же, как и над претензиями других людей. Если вы
способны искренне позабавиться над тем, что червяк пытается стать
богом (162), тогда вы можете смело и нахально идти вперед, не боясь
впасть в паранойю и не страшась злобных взглядов завистников. Это
хороший способ проверить себя.
Могу предложить вам еще одну подобную технику, которую лучше всего, на
мой взгляд, применял Олдос Хаксли, поистине великий человек, именно в
том смысле, о каком я сейчас говорю. Он умел поверить в свой талант,
развить и проявить его в полной мере. Это удавалось ему потому, что он
беспрестанно поражался этому миру, не уставал находить в нем
интересное и новое для себя, как юноша удивлялся тому, что окружает
его, и часто повторял: <Как странно! Как замечательно! Как
удивительно!> Он умел смотреть на мир широко открытыми глазами,
принимать его с неиссякаемой невинностью, трепетом и восторгом, умел
осознать свою мизерность и незначительность по сравнению с этим миром
и в то же время спокойно и безбоязненно брался за решение великих
задач, которые смело ставил перед собой.
И наконец, я отсылаю вас к моей статье (87), которая важна здесь не