Дальний свет

Лаванда снова вгляделась в часы на башне — возможно ли ещё уложиться, если дать прямой эфир и прямо сейчас. Шум в небе набрал громкость и заглушил всё, металлическая туша грохнулась у горизонта. Дым и огонь за ней ещё вспарывали пространство.

Где-то звякнули стёкла. Окно в кабинете задрожало, но выдержало, оно было крепким. Через секунду погас свет (главная станция, вспомнила Лаванда, и он должен был зарыться носом в телебашню), погас везде, сколько хватало глаз. Невиданные красные существа вырывались из пожара, взмывали в черноту над городом и мчались, стаями или поодиночке, на восток, на восток…

Трррщщгхххччч, — послышалось сзади. Будто запоздало открывались врата.

Мел, вспомнила она. Мел она оставила на столе. Два полулунья разъехались одно от другого, и белое зверьё посыпало из них. Они хотели мчаться за своими собратьями, но рано, слишком рано… Им пока не хватало сил, и они, падая, разбивались под столом.

— Назад! — крикнула им Лаванда и попыталась соединить половинки. Одна тут же попалась в пальцы, и Лаванда крепко прижала её к груди, вторая же… Где она? Прыгнула большой белой кошкой за окно?

Нет. Просто исчезла.

Медленно разгорелся электрический свет: включились генераторы в здании. От зверей на полу остались только белые кляксы — Лаванда, опустившись на колени, провела руками.

— Госпожа Мондалева, — в дверях показался Гречаев: из-за разных экстренных обстоятельств он не уходил в эту ночь.

— Главное, что с вами всё в порядке, — он торопился и путался в словах, но быстро подошёл к ней. — Видите ли, самолёт…

— Я знаю. Я всё знаю, — опершись на его руку, Лаванда встала. Сглотнула комок, чтоб не заплакать от обиды. — Скажите, чтоб запустили генераторы — все, что есть в городе. У людей должен быть свет.

Когда Гречаев исчез, она ещё раз хмуро осмотрела кляксы и оставшуюся при ней половинку луны. Второй просто не было. Глупый, глупый старик. Что он наделал.

Вдалеке, на башне часы забили двенадцать.

65

— А сейчас, выходит, полночь по столице.

Они чокнулись бокалами второй раз — теперь уже отдельно с Феликсом: Рамишев и Пурпоров были далеко, а остальных людей здесь вряд ли бы заинтересовал сей факт.

Китти успела опустошить бокал наполовину и почувствовала, как Феликс вскочил с банкетки.

— Что случилось? — она повела головой в его сторону.

Он стоял, судорожно втягивая воздух и озираясь вокруг.

— Что-то в Ринордийске.

— С чего ты взял?

— Чувствую.

— Может, показалось?

— Нет, — Феликс нервно улыбнулся, потряс головой. — Там что-то случилось, прямо сейчас. Какой-то большой трындец, — он снова беспомощно огляделся по сторонам. — Подожди… Я скоро.

Он поставил свой бокал на банкетку и скрылся на лестнице. По всей видимости, наверх. Там казённый радиоприёмник, и он иногда ловит сигналы.

Китти пожала плечами и опрокинула в себя остатки шампанского. Сейчас это было кстати: в горле уже характерно саднило, хотя пока несильно (наверно, пальто на вечернее платье — не лучший вариант, чтобы копаться в снегу). Да можно, думается, и ей один раз не быть за рулём и не решать, как извернуться перед сумасшедшей правительницей.

Хоровод лиц кружился перед ней под всплески музыки — блёстки, перья, застывший смех в веерах и масках, шали на плечах, выбеленные манжеты — лица тонули в красно-чёрном, в плывущих, меняющих взгляды и улыбки пятнах, и думалось почему-то, что если ворваться в самую их гущу — теперь, когда последний раз для них уже минул и всё дозволено — это… может быть весело.

Жаль, она и впрямь не умела танцевать.

(«Да, стреляешь ты куда лучше», — заметил призрак, но Китти только лениво отмахнулась от него).

На деле, конечно, она не тронулась с места: конечности налились тяжёлым теплом и казалось невозможным куда-то двинуться с их помощью, только по-прежнему сидеть в той же светски-изящной позе. Из вереницы фигур вдруг вылетела Сибилла и, потеряв от кружения равновесие, упала бы — Китти цепко поймала её за руки. Та благодарно улыбнулась, хотела было отойти обратно и чуть удивилась, когда захват не сразу разжался. Улыбнувшись в ответ, Китти расцепила пальцы за секунду до того, как стало бы видно другого.

(Вот поэтому она не пила обычно).

— Да, иди, — она помахала рукой, и Сибилла снова скрылась в хороводе.

Однако — Китти посмотрела на наручные часы. Двадцать минут. Что-то долго — явно, новости плохи.

Она поднялась, взяла его бокал; подумав, взяла ещё один себе. Отмечать — так отмечать.

Осторожно, чтоб не оступиться, Китти поднялась по лестнице (внизу продолжало греметь: «Только увидеть свет дальних огней, там, где…»), дошла до открытых дверей.

Феликс не обернулся: он сосредоточенно вслушивался в прижатый к уху маленький динамик.

— Ну что там? — тихо спросила Китти, прислонившись к косяку.

Вместо ответа Феликс выдернул шнур: теперь голос, хоть хрипловатый и малоразборчивый, говорил во всеуслышание.

С минуту они помолчали под шорох и скрежетание слов.

— Сто шестьдесят два? — повторила Китти. — Многовато.

— Это только в самолёте, — мрачно уточнил Феликс. — Он упал, похоже, на жилые кварталы. И говорят… Да ничего толком не говорят, там нет связи.

Радио с готовностью подтвердило, что Ринордийск не отвечает. Попытки наладить связь пока не принесли результатов, но специалисты пытаются…

Феликс пробормотал:

— Там, может быть, телебашня… Или если… — он вдруг сорвался. — Там творится фиг знает что, а мы сидим здесь и ничего не можем сделать!

— Выпей шампанского, — Китти протянула ему бокал.

— Ты что, издеваешься?

Она покачала головой:

— Выпей, хуже не будет.

— Ах теперь уже не будет, — усмехнулся он и взял у неё бокал. — Ну хоть так.

Перехватив удобнее свой, Китти прошла к окну и распахнула его настежь. Там, снаружи под колыбельную ветра вились белые космы метели, и все огни терялись в снежной мгле.

— Отлично год начинается.

Часть II

Из автобиографической повести «Последний рикошет» Осипа Плишманова

— Как будто кто-то расколол колдовской амулет, — Хассель смотрел тёмными остановившимися глазами. — Помнишь, как в легенде? Когда амулет раскалывается, сонмы чудищ выходят на волю. Они созданы для уничтожения, такова их природа. И мир, в который они вышли, будет сметён.