Дар

Но чтобы все разом обалдели — быть того не может. Магия, не иначе. Только не пойму, откуда, никаких талисманов на певице нет, на ней и платье-то вроде мешка с завязочками. Ничего не спрячешь.

***

Потом кузен мой потащил меня в отдельный кабинет. Деньги официанту на поднос шлёпнул, говорит:

— Ну вот, пора и по девочкам. Пошли, брат. Таких ты в своей провинции не видел.

Сначала мы зашли за сцену. Там девчонки переодеваются, из одной прозрачной тряпочки в другую. Нас увидели, захихикали, веерами и туфельками прикрылись.

Хотел я познакомиться, но Кирилл дальше тащит. Провёл в комнату, там столики с зеркалами, за столиками девицы поважнее сидят. Тут и танцовщица Ой’Нуниэль, и ещё парочка мадемуазелей неземной красоты. А посередине сидит перед зеркалом певица Ангелина. Пуховую кисточку в коробочку с жемчужным порошком макает и лицо обмахивает.

Кирилла увидела, улыбнулась. Он ей ручку поцеловал, со стула поднял. Говорит:

— Позвольте представить моего друга, прелестнейшая. Ангелина — Дмитрий. Дмитрий — Ангелина.

Певица голову склонила, как птичка, спрашивает:

— Дмитрий?..

— Дмитрий Александрович, к вашим услугам, — отвечаю.

Она руку протянула для поцелуя, я взял.

Совал я как-то пальцы в розетку, когда мелким был. Вот так сейчас меня и долбануло. Не так сильно, но я аж дёрнулся. До локтя прострелило. Вцепился я в руку Ангелины, вижу — по ней помехи бегут. Как по экрану. То один цвет, то другой. Быстро так меняются. Потом все цвета перемешались, вспыхнули ярко и погасли. А я увидел её настоящую.

Лучше бы не смотрел, но кто меня спрашивал? Не красавица Ангелина оказалась. Страшная, как лягушка. Зелёная, худая, глаза жёлтые. Ой, блин… Гоблинка!

Она вскрикнула, выдернула руку и упала на стул. Сама дрожит, аж трясётся вся. Всё это пару секунд было, никто не понял ничего.

Как только она руку свою из моей выдернула, сразу человеком стала, прежней Ангелиной.

Кирилл к ней бросился, воркует:

— Душа моя, что случилось?

Танцовщицы на нас смотрят, удивляются. Никто ничего не заметил. Ну конечно, они же не видят, что я вижу. Это у меня умение такое, не пойми откуда взялось. То ли от Дара, то ли от талисмана, что Иллариэль дала.

— Ничего, ничего… — Ангелина по лицу рукой провела, на меня посмотрела как раненая птичка. — Просто голова закружилась.

Так она на меня посмотрела, что я ничего не сказал. Жалко стало певичку. Она же ничего плохого не делает. Не грабит, не убивает, песенки поёт. Свою, гоблинскую, магию применяет, для маскировки. Ясно, почему амулетов на ней нет — ей и не нужно. А что скрывается, так это понятно — у гоблинов работы нет денежной. С хлеба на квас перебиваются.

Замяли дело. Кирилл сказал, что снял отдельный кабинет. Шепнул мне: «Выбирай, какую тебе?»

Я к танцовщице Ой’Нуниэль шагнул — без вуальки она ещё красивее оказалась. Взял её за руку на всякий случай, мало ли что.

Она такая:

— Ой, я занята! Меня уже господин Потапов ангажировали на весь вечер!

Кирилл фыркнул, говорит:

— Господин Потапов? Который лён, пенька, севрюга? А вы знаете, мадемуазели, кто перед вами?

Наклонился к её уху, пошептал немножко. Танцовщица тут же заулыбалась, говорит:

— Что ж вы сразу не сказали? А мне показалось, это офицер из полиции, приятель ваш.

Ну да, я же в мундире, как был, в ресторан поехал.

— Это для маскарада, — заявил мой кузен. — Пойдёмте, красавицы.

В отдельном кабинете уже всё было приготовлено. Вино, закуски всякие, цветы в вазах, а диваны такие большие, мягкие — хоть прыгай на них, хоть так валяйся.

Кирилл со своей певичкой на один диван устроился, я с танцовщицей — на другой. Тут нам музыку подвезли, скрипача с флейтистом. Они давай наигрывать, прямо над головой. Я к такому не привык, а остальные довольны. Кирилл со своей дамой сердца уже на брудершафт пьют, целуются.

А мне как-то стрёмно стало, при всех. Танцовщица моя подвинулась поближе, говорит:

— Что же вы не пьёте? Давайте за знакомство!

Выпили, она конфетку из вазочки взяла, мне в рот сунула, смеётся.

— Какой вы хмурый! Вы всегда такой?

Не успел я конфету прожевать, она меня ухватила и давай целоваться. А музыканты подскочили и грянули плясовую.

Короче, скоро мне стало всё равно, смотрит кто-то или нет.

Повеселились мы на все деньги. В кабинете сколько часов провели, даже не запомнил. Потом поехали кататься. С ветерком по окрестностям. В коляске ещё шампанское открыли, а девчонки визжали и бросались в прохожих конфетами.

Потом, уже на рассвете, покатили в номера. Или как это называется. Сняли роскошный номер и завалились в кровать.

***

Проснулся я — башка трещит. Занавески на окнах тяжёлые, плотные, но в щёлочку видно, что день. Ох ты ж ёшкин кот! Посмотрел вокруг — мой кузен Кирилл спит, как убитый. Видно, что хорошо ему, будить не надо. Моя девчонка, танцовщица, свернулась клубочком, посапывает. В номере бардак, кругом бутылки пустые, бокалы на полу валяются, между чулочков и шарфиков. На стенке — с развесистых оленьих рогов — свисают подштанники, рядом болтается дамская туфелька. На тарелках засохшие устрицы. Блин, сколько этих тварей я вчера слопал? Оторвался за всю жизнь…

Тут я заметил, что певички, Ангелины, нет в номере. Ни на кровати, ни под кроватью, нигде. Пересчитал туфельки — все на месте. Платье на спинке стула висит. Что она, прямо так пошла?

Надел я подштанники потихоньку, чтобы никого не разбудить, приоткрыл дверь. В коридоре тоже никого. Прислушался — за углом, где лестница, вроде разговаривает кто-то, слов не разобрать.

Прокрался я к лестнице, прислушался. Слышу, шепчутся:

— Это всё? Мне мало!

— Сейчас нет, позже.

— Мне надо сейчас!

Выглянул осторожно, вижу: на лестнице Ангелина, в простыню замотанная, босиком. Рядом с ней какой-то мужик подозрительной наружности. Что-то в руках у них, свёрток маленький. Ангелина шипит, как змея:

— Этого мало!..

Мужик её за локти схватил, лицом к ней сунулся, тоже шипит:

— Заплати, тогда получишь! Что с тебя толку? Где товар?

— Я расплачусь… Скоро…

Не стерпел я, выскочил на лестницу, мужика лбом об стенку треснул, тот даже дёрнуться не успел. Мужик обмяк, под ноги свалился.