Дар

Я хлопнул себя ладонью по лбу. Блин. Тварь я подопытная или своё мнение имею? Вот же змей этот Домикус. И тут подгадил.

Глава 15

Яр оказался и вправду не хуже, чем в Москве. Шикарный особняк из белого камня, с башенками и колоннами. Правда, стоял он на окраине, чтобы приличных людей не смущать.

Нас встретили как родных. Кирилла здесь, похоже, каждая собака знала.

Проводили нас в ресторан, усадили за столик, официант подлетел, на согнутой руке белоснежное полотенце, сам весь сияет: чего изволите, благородные господа?

Сделали заказ. Пока ждали, на сцену стали глазеть. Там как раз конферансье вылез, кругленький человечек с галстуком в виде бантика, прямо как у кота. Заулыбался человечек, ручками развёл, крикнул:

— А сейчас, дамы и господа, перед вами выступит несравненная танцовщица, прелестная мадемуазель Ой’Нуниэль, и её зажигательные подруги! Встречайте, господа!

Все захлопали. Народу в зале полно, все богатенькие, сразу видно. Кое-кто даже со стула вскочил, в ладоши бьёт со всей мочи. Видать, очень мадемуазель заждался.

Тут на сцену выплыла, как лебедь, девица Ой’Нуниэль. Вся укутана с головы до ног в тонкую цветную занавеску. Только ступни босые видно.

Пробежалась мадемуазель по сцене, стала круги нарезать, босыми пятками притопывая. Заиграл маленький оркестр сбоку сцены — скрипка, флейта, гобой и барабаны.

Мадемуазель побегала кругами, встала на самый краешек сцены, закружилась, как юла. Цветная занавеска слетела с танцовщицы и упала на пол. Зрители радостно ахнули. На девице остались одни шаровары, как в гареме у какого-нибудь султана, и сквозь них всё видно. На груди узенькая тряпочка натянута, вся в блестящих висюльках. Личико вуалькой прикрыто, вроде прозрачной, но толком ничего не разглядеть. Но что там личико, когда всё остальное — просто огонь?

А музыканты снова заиграли, скрипка тихо ноет, барабан тарахтит, флейта с гобоем подтягивают. Ритм сначала медленный, но потихоньку быстрее и быстрее становится. Мадемуазель стала танцевать. Сначала тоже медленно, в такт музыке. Ножками переступает, руками разводит плавно так. А уж изгибается — не каждая так сможет.

Барабан всё чаще бьёт, глухо так, но зажигательно. Девица ножками перебирает, маленькие пятки по полу постукивают в такт с ударником. Звенят висюльки на груди, шаровары развеваются, руки так и мелькают. Ух, заводная девица!

Закрутилась под конец совсем уже быстро, руками взмахнула, на коленки упала, как умирающий лебедь, и застыла.

Зрители с мест повскакивали, захлопали, засвистели, кричат: браво! браво! бис!

Тут на сцену выбежали ещё девчонки, все тоже в шароварах прозрачных, разноцветных, но уже без вуалек. Все красотки. Мадемуазель ожила, поднялась, и с ними ещё покружилась — на бис.

Народ из зала начал бутоньерки из петлиц вытаскивать и в девиц бросать. Кое-кто цветок бумажкой денежной оборачивал и пулял метко, прямо в грудь прекрасной мадемуазель.

Мадемуазель бутоньерки хватала и в причёску себе засовывала. Скоро у неё на голове целая клумба образовалась — из цветочков с деньгами.

Мне бы тоже кинуть, да денег нет. Все в мокрой шубе остались, которая теперь на дне реки лежит. Смотрю, и кузен мой денежки кидать не торопится. А у него с деньгами наверняка всё в порядке.

Заметил Кирилл, что я удивился, сказал:

— Погоди, ещё не вечер. Этой мадемуазель от господ помещиков хорошо досталось. Наш брат мелкую птицу не бьёт.

Ничего себе, думаю — если эта птица мелкая, то крупная какая?

Потанцевали ещё девицы в шароварах, поклонились публике, воздушные поцелуйчики послали, и унеслись в ритме вальса.

Тут нам заказ принесли — тарелочки всякие, вазочки, в вазочках горкой чего-то наложено, похоже на салат. Я Кириллу шепнул, что денег у меня нет на такое. Он отмахнулся: потом отдашь! На тарелках всякая всячина, а запах такой, что аж слюнки потекли. Ещё вина принесли белого, дорогого, две бутылки. Я сразу вспомнил про Лобановского, как он звука открытой бутылки шампанского испугался. Говорю:

— А кто это там был в клубной буфетной? Выигрыш отмечал?

Кирилл фыркнул:

— Да какой там выигрыш. Ради куражу только. Для его сиятельства это не деньги, ерунда. С ним господа банкиры играли, вот и пустил пыль в глаза.

— Что за его сиятельство? — спрашиваю. А сам смотрю на тарелку — ёлки зелёные! Я ведь устриц никогда не ел. Вот как-то не случилось. И как теперь жрать эту скользкую дрянь?

— Как это — что за сиятельство? — кузен удивился. — Ах да, я всё забываю… Ты же из провинции, тёмный совсем. Небось, там и газеты раз в месяц читаете… прошлого года, ха-ха.

Кирилл заглотнул устрицу, хлебнул белого вина из бокала:

— Ничего товар… То был его сиятельство, граф Витте. Министр наш, а ещё товарищ председателя общества взаимного кредитования.

Не понял я, чей его сиятельство товарищ, но фамилия очень знакомая.

— Надо же, — говорю, — такие люди, и без охраны.

Кирилл хохотнул:

— Ха, да зачем ему охрана? Кому он нужен? Грабителям разве? Так он денег с собой больших не носит, а за малую денежку на каторгу идти дураков нет. К тому же на нём амулет защитный наверняка имеется. От случайных неприятностей. Давай лучше выпьем, а то твой дар совсем разгулялся. Везде разбойники и воры мерещатся.

Выпили мы с ним вина. И правда — хорошее вино. Потом ещё выпили — на брудершафт. Кирилл сказал:

— Что это мы с тобой как неродные сидим. Давай, Дмитрий, на брудершафт выпьем. Скрепим узы, так сказать…

Выпили, закусили. Я ложку икры на булочку шмякнул, в рот сунул, жую. Спрашиваю:

— А ты государю родной племянник? Или как?

Кирилл сразу мрачный стал. Нахмурился, глянул эдак косо, ответил:

— Если бы не знал, что ты тёмный совсем, сейчас бы дал тебе ответ по всей форме.

Вот блин, что я сказал-то? Просто спросил!

— Извини, — говорю, — я и правда тёмный. А что?

Кирилл скривился, отвечает:

— Да так… шутки про это уже в печёнке сидят. Ладно, скажу, чтобы знал и больше не спрашивал.

Наклонился через стол, говорит тихо:

— Мой папА старший брат дяденьки, государя нашего.

— В смысле — старший брат? — говорю. — Почему он тогда не…

— Потому! — Кирилл залпом выпил бокал вина, а закусывать не стал. — У нашего государя два старших брата было. Один, самый старший, готовился трон принять от своего отца. Как положено.