Дар

— Как обычно, — ответил слуга, — его сиятельство, уже играют, с ним господин управляющий и два джентльмена из банка. Ещё несколько господ в курительной комнате.

— Отлично. Василий, нам сухих полотенец побольше, чаю горячего и к нему… сам знаешь. Да поживее. Видишь — мой кузен искупался.

Слуга молча, коротко кивнул, и удалился с полушубком и ковриком.

Кирилл потащил меня наверх. В первом зале, большом, с высоким потолком и огромными окнами, за одним из квадратных столов сидели какие-то старички. Так тихо, что я их сразу не заметил. Раскидывали картишки. Даже не раскидывали — перетаскивали по столу. Прямо как ленивцы на дереве — медленно и со вкусом.

Кирилл мне осмотреться не дал, потащил дальше.

— Давай, давай, шевели ногами, подохнешь от чахотки, с меня дядюшка шкуру спустит…

Старички на нас даже не взглянули, только лакей возле столика с закусками замер, вытянулся, и голову нам вслед повернул, как сова.

Мы пробежали через зал, потом через другой — с картинами и бильярдом, и кузен втолкнул меня в комнату, где стояли диваны. Большие такие, солидные диваны, возле каждого — курительный столик со всякими прибамбасами. Кажется, на парочке из них сидели джентльмены и курили трубки.

Я свалился на диван и задрожал. Только сейчас до меня дошло, что я едва не помер. Чуть не утонул в ледяной воде. Что сейчас мог бы не на диване сидеть, а утопать в вонючем липком иле, среди скелетов и всякого гнилья.

Рысцой прибежали два лакея. Один принялся меня растирать, другой принёс горячий чай. Вместе с чаем на столик возле дивана поставили набор пузатых графинов, горку со всякой едой и разные вазочки.

— Ноги, ноги разотри покрепче! — командовал Кирилл. — Да в чай побольше лей, какой чай без настойки!

Лакей, гад, и рад стараться, давай мне шкуру сдирать полотенцем. Из наждачки они у них, что ли?

Влили в меня горячего чаю огромную чашку, по вкусу — жидкая полынь. Но сразу тепло стало, и дрожь прошла.

— Спасибо, — говорю, — не дали помереть.

Кирилл схватил со столика графин, плеснул в бокал, разом выпил.

— Мне дядя велел с тебя глаз не спускать, а я профукал. Не благодари. Ещё бы немного, и мне хоть следом за тобой в речку бросайся.

— Я не бросался.

— Да хоть как. Это дело твоё, сейчас таких много — каждый день топятся. Кто по дури, кто от несчастной любви…

Кирилл присосался к графину. Видать, тоже дрожь пробила от страха, что государь с него шкуру снимет.

Лакей подал ещё чашку, я обхватил её ладонями. Хорошо, горячо. Кто-то смотрит, аж затылок чешется. Что, голого человека никогда не видел?

Я обернулся. На соседнем диване сидел блестящий офицер Митюша, сын князя Васильчикова. Тот самый Митюша, что стрелял мне в спину, когда не удалось убить бомбой из динамита. Сидел и смотрел на меня. В зубах его курилась табачным дымом длинная трубка.

Глава 13

Митюша вынул трубку изо рта, кивнул мне, улыбнулся широко. Типа: привет, старый друг, давно не виделись, как делишки?

Я же про него государю, можно сказать, отцу родному, всё рассказал. А этот, будто и не было ничего — сидит довольный. Коньяк жрёт, табачком закуривает. Вот же гад ползучий!

Только я собрался его графином по лбу треснуть, как один штандартенфюрер в кино, Митюша трубку изо рта вынул, говорит:

— Дмитрий Александрович, какими судьбами? Ты к нам проездом, или так, по случаю?

Кузен Кирилл тут же встрял:

— Так вы знакомы?

А этот гад ухмыляется:

— Ну как же, давеча вместе в маскараде участвовали. Я в полушубке овчинном, мехом наружу — разбойником. А Дмитрий, изволите видеть, в силу своей красоты, переоделся дамой. Каюсь, под водочку согрешили…

И так улыбнулся, что не понять — что за грех такой был. Я от злости аж чаем поперхнулся. Сижу, кашляю, слова сказать не могу. А Митюша врёт дальше:

— Потом решили благородное собрание напугать, совсем уже без памяти. Сажей лица себе вымазали, бомбу из глины слепили — и в дом местного полицмейстера влезли, по чёрной лестнице, да на чердак.

Кирилл брякнулся на диван и заржал, как конь. Катается по подушкам и ладонями хлопает, визжит от смеха, остановиться не может.

Митюша говорит:

— Вот страху-то было! Купчишки в двери кинулись, а двери-то закрыты! Кто закрыл, неведомо. — И усмехается так, что ясно — мы с ним и закрыли. — Дамочки в обморок попадали, кто сильно нагрешил, стали каяться… Ты бы слышал, такие пикантные моменты…

Мой кузен сполз на пол и захрюкал.

— Ох, приятель, насмешил… И что? Раскрыли вас?

— Как же, раскрыли! Настоящая шутка, когда не раскроют, — отвечает Митюша. — Там новый полицмейстер оказался кремень, схватил ружьё и давай палить. Люстру на месте прикончил, хрусталя богемского насыпало — ужас… Да ещё неловко получилось: старый-то полицмейстер, что с апоплексическим ударом в кровати лежал, от страху представился.

Тут меня малость отпустило. Вскочил я с дивана, хриплю:

— Что?! Иван Витальевич умер?

Митюша глянул на меня, плечами пожал:

— Ну да, помер бедолага… Ну так он и был не жилец. Это все знали. Второй удар случился, и вуаля. Новый полицмейстер его в спальне мёртвым нашёл, возле сейфа. Видно, перед смертью хотел завещание достать, да не успел.

— А чем удар был, табакеркой? — спрашиваю.

Так я разозлился, аж в глазах темно стало.

Вот же сволочь какая, врёт и не краснеет. Шутили мы с ним, значит… Бомба из глины… Ах ты тварь.

— Да ты не смущайся, кузен, — Кирилл отдышался, на ноги встал, а сам от смеха красный. Лоб утирает, аж вспотел весь под мундиром. — С кем не бывает. Все по молодости шутили, вон, его величество и не такие штуки откалывал. И ничего, сейчас вспоминает, смеётся только.

— Шутки, значит, — говорю. А сам думаю, как бы Митюше руки скрутить, да к его величеству на допрос доставить.

— Шутки! — твёрдо сказал Кирилл. — Первое правило клуба Джентльмен — никто не болтает. Что случилось в клубе, в клубе и останется.

— Да ты бы оделся, Дмитрий, негоже лакеям срамную печать показывать, — Митюша ткнул в меня трубкой. — Хотя ты красавчик хоть куда, ни к чему попусту людишек тревожить.

Кирилл тут же мне за спину зашёл и давай эльфийскую печать разглядывать.

— Ух ты! — говорит. — Больно было?

— Нет, приятно.

Блин! Блин! Понял я, что ничего у меня не выйдет. Глянул на рожу наглую Митюши, и понял. Ничего я не докажу. Свидетелей нет, бомба не взорвалась — спасибо эльфам. Что осталось? Да ничего. Моё слово против его. Он сын князя, блестящий офицер, а я только вчера из леса вылез. Стажёр из провинции. Бастард, один из сотни. Да ещё задержан при сомнительных обстоятельствах. Не поверит мне никто, даже родной папаша.