Дар
Шрифт:
Поэт кивнул, резко так, аж волосы мотнулись. Развернулся на каблуках, и к выходу — растолкал всех по дороге.
— Что это было? — спрашиваю.
Великая княгиня ко мне повернулась, вся румяная, глаза блестят. Видно, сердится. Говорит, строго так:
— Это был Мишенька, мой кузен. Его высочество Михаил Дмитриевич, младший сын государя.
Глава 23
— Скушайте ещё, Дмитрий Александрович. Дайте-ка я вам горчичкой намажу…
Я проглотил десятое канапе. Взял ломтик буженины, сунул в рот. Дамы умильно улыбнулись.
—
Человек пять статс-дам меня обступили, ещё одна — та самая Ирина Потаповна, что я на танцах выручил. И все смотрят, как я ем. Вот радость, человека накормить до отвала.
Великая княгиня велела накормить, сама унеслась куда-то. Наверно, кузена Мишеньку успокаивать. Он хоть и чудак, но сынок государев, не кот чихнул.
Так что усадили меня в буфетной, или столовой, не поймёшь, и давай угощать.
Прожевал я буженину, мне ещё на тарелку наваливают. Рюмочку выпил, другую налили.
— Вы так добры, Дмитрий Александрович, так благородны, — говорит Ирина Потаповна. — Весь в батюшку своего, его величество, государя нашего.
Понятно, им уже всем рассказали, что я государев бастард.
— Ну что вы, на моём месте так поступил бы каждый, — отвечаю. А вкусные у них канапе с лососем, прямо во рту тают.
— Ах нет, не каждый, — Ирина Потаповна говорит. — Я слышала, мы с вами земляки? Вы из наших мест приехали? Не встречали, часом, помещика Алексеева, Евгения Харитоновича? Это мой супруг.
Я аж бужениной подавился. Ещё бы не знать! Встречал, и договор заключал, и прикончить хотели друг дружку. Из-за любовницы. Его и моей. Общей.
— Как же, знаком, — отвечаю. — Не знал, что у него такая прелестная супруга в столице имеется.
Она покраснела слегка, ещё симпатичней стала. Надо же, у такого хмыря — и такая милая жена. Ну так он богач, может себе позволить. Только почему он там — а она здесь?
— Ах, — говорит она, — моя служба великой княгине не позволяет надолго покидать столицу…
Сама краснеет ещё больше.
Статс-дамы вокруг тоже порозовели, переглядываются между собой. Она говорит:
— Хотела узнать у вас, как дела в губернии? Нет ли какого беспокойства? Мой супруг такой скрытный, ничего мне не говорит, бережёт мои чувства. А у меня ведь акции на большую сумму. Граф Бобруйский обещал дорогу проложить через нашу землю, большие доходы обещал. Да всё никак не видно доходов. Одни огорчения…
Опаньки. Это я удачно зашёл! И у этой акции. Граф Бобруйский, покойничек, каков оказался — всем акций напечатал, всем доходы обещал… И помер в одночасье. Теперь доходов они долго не дождутся. Если у нас на ветке паровозы будут каждый день взрывать.
Погоди, погоди, Димка… Мысль у меня в голове мелькнула, важная… Думай, голова, думай.
Главное в каждом деле что? Понять, кому выгодно. Кому выгодно локомотив в губернском городе взорвать, вместе с поездом? Так, чтобы от пассажиров клочки полетели?
— Всё хорошо в нашей губернии, — отвечаю, а сам думаю, аж мозги дымятся. — Инородов в поля загнали, для урожая. Народовольцев, как тараканов, повывели. Паровоз на телегу погрузили и сюда свезли, на экспертизу.
— Вашими бы устами, — вздыхает дама. — У меня ведь
ещё землица имеется, вокруг дороги как раз. Как строить будут, так цены поднимутся, самое время продавать. Уж так деньги нужны, жизнь в столице очень дорогая…И в платочек шмыгает.
Ага, дорогая. Вон, бриллиантовые серьги на ней висят, камни величиной с горох. На шее бусы огнём горят, переливаются. Большие тыщи стоят, к гадалке не ходи. Вот ведь бедность замучила…
Этого я ей не сказал, лицо разве что сделал попечальнее. Типа, понимаю, сочувствую.
— А что, Ирина Потаповна, — говорю, — конкуренты не мешают вам? Англичане не хотят свою дорогу строить, вместо вас?
Она поморгала, отвечает:
— Да что вы, англичане такие милые люди, паровозы нам продали по сходной цене. Зачем им наша дорога, у них свои проэкты. Хотят в Дарданеллах гору рыть, чтобы до восточных земель побыстрее добраться. Дмитрию Александровичу…
Тут она покраснела, платочек стала в руках мять.
— …То есть его величеству, государю нашему, предлагают поддержать концессию. Но государь пока не решил… Это все знают.
Хм, все не все, в газетах о том не пишут. Широко известно в узком кругу… акционеров. Мутное это дело, и деньги, видать, большие крутятся… А где деньги, там и кровища. Триста процентов прибыли, всё такое. При таких раскладах человека убить, что комара прихлопнуть. Граф он там или не граф.
Хотел ещё спросить, но не успел. Фрейлина вбежала, запыхалась вся:
— Прибыл курьер от князя Васильчикова… Очень спешит, требует немедленного ответа!
У порога ко мне курьер шагнул — офицер, молодой, но важный. Суровый такой, как будто ультиматум привёз. Бумагу мне протянул, сказал:
— Капитан Найдёнов? Срочная депеша.
Я бумагу развернул, там несколько строчек. «Капитану Найдёнову Д. А. Срочно прибыть по указанному адресу»
Внизу адрес — Фонтанка, шестнадцать. И подпись князя. Вот блин.
Курьер говорит:
— Велено доставить немедленно. Прошу следовать за мной.
И вид такой, что ясно — не пойдёшь, поведут поневоле.
Ну что тут сделаешь, если сам князь Васильчиков вызывает, глава особого отделения? Хочешь, не хочешь, иди, а если надо — за ноги потащат.
Вышли мы из дворца, там уже коляска дожидается. Едва уселись, жандарм на козлах щёлкнул кнутом, коляска рванула с места.
Пока ехали, офицер сидел, как статуя чугунная, смотрел вперёд. Ни слова не сказал. То ли нельзя, то ли от важности надулся.
Подкатили мы к дому на Фонтанке. Солидный дом, что сказать, большой, как все здесь. Напротив замок стоит, внизу река Фонтанка вся во льду. Правда, лёд уже подтаял, полыньи виднеются. Где-то, недалеко совсем, та полынья, где инженер Краевский утонул, и меня за собой едва не утащил.
Проводили меня внутрь, этот офицер меня другому передал, так и довели по коридорам и по лестницам до солидного кабинета.
Кабинет большой, на три окна. Стол здоровенный, под зелёным сукном, над столом портрет государя в золотой раме. Тяжёлые занавески, шкаф с книгами. А за столом сидит сам князь Васильчиков собственной персоной. Вид у князя такой, будто не он меня вызвал, а я к нему напросился.