Дар

— Лучше… нет… Мне… пора…

Ворсовский хлебнул чаю из чашки, встал, ушёл в сторону. Стол, стена с картиной повернулись — это покойник встал со стула. Показалась дверь, в дверь вошла девушка. Ворсовский пожал ей руку, она ему. Девушка подошла к покойнику. Мы увидели её лицо.

Ёлки-метёлки! Да это же Настасья! Дочка ректора Лобановского. Ничего себе сюрприз… А с виду такая милашка, ути-пути, любовь-морковь… Вот и верь после этого людям.

Орк:

— Что с амулетами? Готовы?

Настасья отвечает голосом Ксенориэля:

— Амулетов… мало… хватит… не всем.

Орк рычит:

— Мы не сможем! Без них близко не подобраться!

Настасья пожимает плечами:

— Потерпи… Очень… трудно… делать новые…

Орк:

— Что там трудного?

Настасья:

— Нужны… деньги… Много… денег.

Появился Ворсовский. Сунул бутер в рот, жуёт, что-то сказал. Ксенориэль не смог прочитать по губам.

Настасья ответила:

— Пока хватит. Инородам… нужна… пл… плац?..

Тут Ксенориэль поперхнулся.

Эльвийка на трупом тихо зарычала. Незнакомый эльв оскалил зубы. Видно, злятся на тупого Ксенориэля.

Орк:

— Когда начнём?

Настасья:

— День будет… назначен. Ждём… сигнала.

Тут она вздрогнула, обернулась. Кажется, покойник тоже обернулся. Мы увидели дверь. Ворсовский, что стоял у двери, вытащил из кармана револьвер. Покойник тоже — мы увидели револьвер в руке, прямо перед глазами.

Ворсовский обернулся к Настасье:

— Уходи!.. Быстрее…

Девушка исчезла. Ворсовский сунулся в дверь, пропал. Дверь придвинулась — покойник шагнул к выходу. Револьвер в руке, впереди мечутся какие-то тени. Револьвер дёрнулся, дым, всё закрутилось, ещё дым, всё мелькает.

Потом окно, забор, какие-то дворы, мелькают ноги… Темнота.

Голограмма погасла.

Свечи на полу дымят, тоже погасли. Ксенориэль и орк-надзиратель застыли, стоят манекенами. Глаза уже синим не светятся, потухли, как свечки.

Я глянул на покойника и чуть не заорал. Труп стал чернеть, сохнуть, как мумия. Зато камень на его груди заблестел, как драгоценный.

Эльвийка с незнакомым эльвом разжали руки, выдохнули. Эльвийка взяла с тела усохшего покойника камень. Говорит:

— Ну что же, это удача. Пойдёмте, брат. Надо проверить низших.

Эльв поморщился, отвечает:

— Проверять низших — всё равно что копаться в дерьме. Неужели тебе это нравится, сестра?

— Это мой долг, — Эннариэль завернула камень в платок, положила в сумку. — Идёмте. Вам трудно быть вне дома, брат.

— Да, — эльв морщится, то ли брезгует, то ли злится. — К счастью, кусочек моей земли со мной.

И руку на грудь положил. Там у него какой-то медальон болтается, вроде круглых часов с крышкой.

— А где ваш ассистент, брат? — спрашивает Эннариэль. — Он мог бы нести больше.

— Пришлось оставить в посольстве, — эльв кривит губы. — Наш дорогой лорд Гамильтон очень щепетилен в этом вопросе. Да и низших тварей нельзя оставлять без присмотра.

Эннариэль кивнула.

— Постойте, — говорит эльв. Повернулся, показал на нас троих. — Вы оставите их так?

Эльвийка взглянула на меня, на полуэльва с орком. Надзиратели стоят, как пришибленные, глаза пучат. Видно, от магии обалдели.

— Они ничего не вспомнят.

— Даже этот? — эльв показал на меня.

Эннариэль подошла ко мне, посмотрела в глаза. Я прикинулся манекеном. Глаза выпучил, типа — совсем дурак. Ничего не вижу, ничего не слышу.

Эльвийка ткнула меня пальцем в лоб, прямо между глаз. Больно так. Сказала:

— Даже этот. Они ничего не будут помнить. Пойдёмте, брат.

Эльвы развернулись и вышли из покойницкой. А мы с надзирателями остались стоять возле ящика с высохшим трупом.

Глава 27

Ушли эльвы, труп на столе оставили.

Я на тело посмотрел — стрёмное зрелище. Был крепкий мужик, а стал высохший, чёрный. Как будто в склепе сто лет пролежал. Что за магия такая?

Надзиратели — полукровка эльв и орк — стоят, моргают, не понимают ничего. Шатаются, как пьяные, так их магией приложило.

Оставил я их так стоять, выбрался я из покойницкой, и скорей наверх, глотнуть свежего воздуха. А там эльвы уже в карету садятся. Наш подполковник их провожает, со всем уважением.

Чёрные лошади тронулись с места, покатили карету в сторону Алексеевского равелина. Здесь недалеко, но знатные эльвы пешком не ходят.

Я говорю:

— Куда это они?

Унтер, что рядом стоял, ответил:

— Дык там инородов толпу нагнали, ваше благородие. Как сельди в бочке, ей-ей. Туда, сталбыть, и поехали…

Ага, вот что это значит — поверять низших. Как в грязи копаться. Гобы и орки для них низшие твари. Ну и тварь это незнакомый эльв…

А карета отъехала немного, остановилась. Из окошка эльвийка высунулась, что-то сказала жандарму.

Тот соскочил с облучка и к нам подбежал. Козырнул мне, говорит:

— Господин капитан, пожалуйте в карету. Вас требуют.

— Зачем это? — спрашиваю. Что-то стрёмно к ним садиться.

— Не могу знать, ваше благородие.

— Ступайте, капитан, — подполковник подошёл, руки за спину заложил, мрачно на карету смотрит. Не нравятся ему эльвы, а что сделаешь? С высочайшего дозволения расследование ведут. — Ваш архив подождёт.

Ладно, залез я к ним в карету. Уселся на сиденье напротив, руки на коленках сложил. Лицо сделал деревянное. Это легко оказалось — когда мне Эннариэль пальцем в лоб тыкнула, мышцы на лице онемели. Как у зубного от заморозки.

Прокатились мы до равелина. Там и правда кучу полукровок, гоблинов и орков в камеры загнали.

Эльвы сразу потребовали себе отдельное помещение. Эннариэль опять вытащила кусок мела, начертила на полу здоровый такой треугольник. Эльвы встали по его углам, на третий угол, самый острый, поставили меня. Положили мне в ладонь круглый камень. И стали вызывать инородов по одному.

Сначала эльвийских полукровок потащили.

Заводят такого, ставят в центр треугольника. Как на рентгене, всех по очереди просвечивают.