Дарханы. Академия Четырех богов

Теонир опустил глаза.

— Я принимаю меры, государь. Мы уже задержали нескольких самых громких проповедников. Мы даём людям льготы… — голос его стал глухим, будто зачарованным.

— Людям — просвещение, бунтовщикам — кандалы, — ровно произнёс Сиркх. — Поверьте, где надо — я применю милосердие, но иначе власть рухнет. И тогда никто из нас не сможет вести диалоги даже с такой дружественной страной, как Маркитания.

Посол Маркитании, почувствовав, что речь коснулась его государства, наклонился вперёд.

— Ваше величество, позвольте заверить, что мы не имеем никаких связей с покровителями и ересями. Маркитания лишь желает мира и согласна признать…

Сиркх приподнял ладонь, прося его замолчать.

— Благодарю. Ваши намерения понятны. Но я не могу окончательно закрепить договор, пока не буду уверен в стабильности всех моих вассалов. — Он вернулся к Теониру: — Скажите прямо: сможете ли вы в ближайшее время положить конец бунтам? И если да — то каким способом?

Теонир сглотнул, сердце его явно колотилось, но голос оставался покорным:

— Я сделаю всё возможное, государь. Уже завтра отдам приказ сформировать новую патрульную роту, и мы усилим меры по всему Энарийскому побережью. В моей власти…

— Ваша власть? Я вижу в вас теперь лишь слабость.

Король Энарии приглушённо выдохнул, потом внезапно вскинул голову и тоже поднялся со своего места:

— Слабость?! Разве ваши бесконечные указания “усилить экспансию” не вызывают ещё больше бунтов? Не маги ли вашей Империи толкают людей к Покровителю, обещая защиту от вашей жёсткой руки? Может, именно вы виноваты в том, что каждый крестьянин боится, что вы отберёте последнее, — голос короля Энарии задрожал в застывшем воздухе.

Зал моментально напрягся: несколько человек обменялись тревожными взглядами. Советник де Хайди сдвинулся на стуле, а посол Маркитании вздрогнул, будто рассчитывал тихо отсидеться.

— Остерегайтесь своих слов, Теонир, — в голосе Сиркха зазвенела жёсткая нотка. — Вы всерьёз обвиняете меня в проблемах вашей же короны? Тогда скажите прямо: мне отправить вам армию, чтобы показать, как на самом деле наводят порядок?

Эти слова прозвучали, будто удар колокола. В глубинах зала чуть слышно кашлянул кто-то из высших князей. Суровое лицо Сиркха застыло, а в глазах вспыхнул стальной отблеск.

— Если вы готовы называть это обвинением, — Теонир подался вперёд, и в его голосе появился опасный надлом. Он оглянулся на двери зала, как будто ждал оттуда подмоги, но не дождался и продолжил с отчаянием: — то да. Народ устал от диктата магов, и Покровитель обещает им свободу от вашей бесконечной жажды контроля. Вы думаете, все склонятся перед вами навеки? Вы — сильнейший из магов, но и вам стоит помнить, что бывает, когда терпение иссякает.

Это было равносильно объявлению войны. Тяжёлая тишина повисла в зале, и Арнеина, уловив взгляд посла Маркитании, почувствовала, как сцепились двое самых влиятельных правителей.

От лампад у колонн трепетали тени, и в этом полумраке фигура Сиркха казалась особенно грозной. Советник де Хайди привстал, будто собираясь вмешаться, а Арнеина сжала подлокотники кресла так, что впору было их разломить пополам.

Подвергнуть авторитет императора Ивварской Империи сомнению прилюдно, при свидетелях — значит, вынудить его пойти до конца, чтобы никто больше не посмел перечить высшей божественной власти.

Теперь при всём желании Сиркх не смог бы его помиловать, и Арнеина приготовилась услышать смертный приговор, но Арнеина ощутила, как что-то чужое скользнуло по залу — будто невидимая тень прошла между колонн. Она попыталась повернуть голову, но тело не подчинилось; воля и магия словно пропали в один миг. Она не могла ни пошевелиться, ни произнести слова.

На миг Теонир сжался, а потом поднялся с места и процедил неожиданно яростно:

— Не ждите, что все забудут о своих правах, когда вы указываете нам, как жить. И на вашу силу может найтись другая — не менее могущественная…

Сиркх застыл, будто в оцепенении, а Арнеина чувствовала, как заливает её страшный холод: она не могла даже вдохнуть, пытаясь найти в себе хоть каплю магической силы. Что за проклятая сила вдруг сковала её разум, не позволяя произнести заклятие, сложить пальцы в магическом жесте или хотя бы окликнуть стражу и призвать де Нару?!

Король Теонир же, вместо того чтобы отступить, бросил быстрый взгляд вокруг и стремительно приблизился к Сиркху.

Притворная покорность исчезла без следа.

Он вскинул руки, демонстрируя причудливые линии кагардов на запястьях.

— Вы больше не властны надо мной! — насмешливо приблизился он к Сиркху, который застыл, точно божественное изваяние, чуть приподняв подбородок и наблюдая за низкорослым королем Энарии сверху вниз. — Слышите? И я покидаю вашу проклятую Империю, и…

Зал застыл в молчании, и только тяжёлые удары сердца Арнеины, лишённой возможности вмешаться, гремели в ушах.

Сиркх не шелохнулся. Ни единым жестом не выдал страха, лишь смотрел сверху вниз на Теонира. И тут же при всех взору открылось нечто странное: линии татуировок на руках короля начали рассыпаться прямо на глазах.

Теонир весь затрясся, будто силясь противостоять невидимой мощи, и его конвульсии стали всё сильнее, пока он не рухнул на каменный пол — мгновенно и беззвучно, словно марионетка, у которой оборвали нити.

Смертельная тишина сдавила всех, кто был в зале, и только лучи встающего солнца пронзали упавшего короля стрелами. Где-то высоко над залом ударил храмовый гонг, точно подтверждая приговор богов.

— Да будет на то воля Четырёх богов, — произнёс Сиркх, не дрогнув.

Заклятие, что наслал Теонир, спало не сразу, будто удушливая петля ещё висела в воздухе, прежде чем выпустила своих пленников.

— Он убил его, — прошептал кто-то из князей и тут же смолк, боясь быть услышанным разгневанным божеством.

Словно последняя удушливая волна покинула тела людей, и подчиняясь единому порыву, все они сползли со своих мест и опустились перед Сиркхом на колени — никто не смел даже перевести дыхание громко.

В этот миг, словно выпущенный из плена, ворвался де Нару вместе с гвардейцами. Увидев мёртвое тело короля Энарии посреди холодных плит, он на миг застыл. Но Сиркх уже отвёл от Теонира усталый, почти жалеющий взгляд и повернулся к гвардейцу.

Как будто спали оковы, которые еще сдерживали всех собравшихся. Убитый король лежал под светом солнца в центре зала, и гвардеец замер. Кажется, даже его поразила скорость исполнения смертного приговора от имени богов.