Давай поспорим?
Шрифт:
— Может помочь?
— Спасибо, я уже справилась, — подарила мне улыбку. Настя улыбается так же.
На стол она ставит две одинаковые чашки — из сервиза, такой же есть у матери, и вазу с ненавистным мне печеньем.
— Роман, я так понимаю, что вы поссорились с моей дочерью, — начинает не совсем приятный для нее разговор.
— Это так. Но к вам я пришел не поэтому поводу.
— А по какому?
Я встаю из-за стола и отхожу к окну, хотя отходить то и некуда, там всего один метр от стола до окна. Но я делаю этот шаг, чтобы дать себе силы все сказать. Да, готовился, строил свою речь,
— Марина, — без отчества обращаюсь, — я знаю про операцию и знаю, что вы продали эту квартиру, чтобы ее оплатить.
— Да, все верно, но это не такая уж и тайна.
— Вы в курсе, как эта квартира дорога Насте?
— Она дорога и мне. Я в этой квартире прожила большую часть своей жизни, была счастлива с мужем.
— Тот вечер, когда Настя приехала ко мне, я встретил ее в слезах. Она больше не чувствовала, что у нее есть дом. Для нее это очень важным оказалось.
— Вы меня в чем-то обвиняете?
Да, бл*ть. Я ее обвиняю. Там, где надо защитить и оградить, мать отправляет работать в ночной клуб свою дочь, где к ней может пристать какой-нибудь утырок, а дом, где она чувствует себя счастливой, продает.
— Операция, которую вам будут делать в Германии, вполне удачно выполняют в Москве. Также есть центр в Питере, если постараться, то можно еще и квоту выбить. Вам об этом сказал ваш лечащий врач?
Все это время я стою у окна, не в силах посмотреть на Марину. Во мне бушует такая злость на нее, что если бы не ее упрямство в выборе места для операции, Настя бы спокойно закончила обучение в ВУЗе, нашла бы работу, которую хотела, а не ночами подрабатывала в ночном клубе, а днями разъезжала по всей Москве, раздавая бумажки. Не так должна жить девчонка в двадцать четыре года.
Информацию по поводу состояния здоровья и необходимой операции мне передал сегодня Толян. Там было сказано, что уже несколько лет похожие операции проводятся в нашей стране, нашими врачами. Довольно-таки успешно. И при мысли, что об этом знала Марина, но решила продать все, что у нее есть и отправиться в другую страну, прихватив с собой еще и дочь, просто не укладывается в голове. Что это, если не эгоизм в самом жестком его проявлении?
— Да, мне сообщили, что можно провести операцию в России.
Бл*ть!
— Но вы продали все, потратили несколько миллионов, чтобы сделать ее в Германии… — не спрашиваю я, скорее утверждаю.
— Я не доверяю нашим врачам. Что будет с Настей, если я умру на операционном столе. Мы остались одни друг у друга.
— Человеческий фактор есть везде. Пусть то России или Германия.
— Статистика говорит об обратном, — что ж, это ее правда.
— Вы в курсе, что в первую смену Насти в ночном клубе, к ней пристал какой-то обдолбанный мажор, который очень сильно ее напугал?
Об это мне тоже сообщил Толян. Готов был разорвать этого идиота на куски, что хотел прикоснуться к ней. Маленькая беззащитная, но упрямая и настырная. Что с ней могло произойти, если бы не удача?
— Нет…
Не удивительно. Настя бы никогда об этом не рассказала матери. Сама на себя взвалила то, что должен был делать взрослый человек, у которого жизненного опыта больше. Но сейчас глядя на Марину, я понимаю, что не только Настя росла в сказке из
книжки, но и сама Марина. Они обе верят в самое лучшее и хорошее, что мир дружелюбен, а люди всегда готовы прийти на помощь. Только жизнь она не такая. И если Насте еще простительно не знать этого, то Марине — нет.— Марина, почему вы ушли с работы, как только узнали о диагнозе. Ведь вам ни слова не сказали об ограничении, кроме активного спорта? — наверно злость все-таки проскальзывает, потому что сдерживаться получается все хуже и хуже.
— Я боялась, что может что-то случится…
Оправдывается передо мной, но сама понимает в душе, что не права. Она спряталась в стенах квартиры, не желая смотреть правде в лицо. Не желая взять ответственность полностью на себя. Можно ли ее обвинять, зная, что она такая же маленькая девочка в душе, которая хочет защиты и крепкого мужского плеча рядом? Злюсь, но уже нет, не обвиняю. Не всем быть сильными.
Я отхожу в коридор, чтобы взять папку с документами, что оставил на нелепом шкафу у двери. Несколько важных документов, которые стояли мне целое состояние. Но мне ни сколько не жалко, зная, для кого я это делаю.
— Это вам…
Она берет папку с документами и дрожащими пальцами пытается достать бумаги. Вижу волнение. А еще ей больно от моих слов. Как они могут ранить…
— Я не понимаю, что это, — смотрит она на меня, а в глазах слезы. Нет, она все прекрасно поняла.
— Это документы на квартиру. Вашу квартиру.
Марина пробегается глазами по документами, где черным по белому написано, кто новый владелец их скромной двушки.
— Но как? Мы же уже заключили договор, все документа на собственность у новых владельцев. Я, конечно, в этом мало что понимаю, но догадываюсь, что за столь короткое время изменить что-то — нереально. Да и что я скажу новым владельцам? — быстро тараторит Марина, я не успеваю за ее мыслью.
— Новые владельцы согласились ее продать. А в том, что это не очень быстрый процесс, вы правы. Я сделал все, что мог, чтобы как-то узаконить приобретение, но все-таки связь с моим человеком вам придется поддерживать, чтобы собственность окончательно перешла к вам, точнее к Насте. Но, гарантирую, ваши новые-старые владельцы вас не побеспокоят.
Я отстегнул им в два раза больше, чем сумма купленной ими квартиры. В два раза! Им хватило пары минут, чтобы согласиться. Деньги и не такое могут.
— Роман, я не маленькая девочка. Что вы хотите за это?
Ошибаешься, Марина, ты маленькая девочка.
— Ничего, Марина, ничего.
— Так не бывает. Квартира стоит целое состояние, а вы просто так берете и покупаете ее. Для Насти.
Думаю о том, что квартира стоила мне действительно целое состояние, говорить не следует.
— Да, так просто.
Она мне не верит. То и дело смотрит то на бумаги, перечитывает заново, то на меня. Наверно, будь я на ее месте, я бы тоже не поверил. Хотя, будь я на ее месте, я бы в корне поступил по-другому.
Выхожу обратно в коридор, обуваюсь. Я сделал сегодня все, что планировал, пусть и с некоторыми оговорками. Уже собираюсь открыть дверь, но меня окликает голос Марины. На секунду даже задумался, потому что сейчас он очень похож на ЕЕ голос. Сердце опять заболело. Заныло.