Давай сыграем… в любовь…
Шрифт:
— Да, — Рудольф кивнул так, что светлые пряди упали ему на глаза, придав его лицу какое— то мальчишеское выражение — У Эдмунда был коньяк, он дал его мне, и я напился. Еще в карете.
— Зачем?
— Надо же было как— то… отпраздновать… — он зло усмехнулся, — Император умер, да здравствует Император… Это говорили в Парламенте… — он оглянулся, заметил пустую бутылку и скривился, — Почему они принесли мне только одну бутылку? Я же протрезвею, пока доберусь до своей спальни! Фриш!!!
— Ваше Величество, может быть, вам не стоит… — попыталась увещевать его девушка, но он
— Ну хоть вы не указывайте, что мне делать!
— Как вам будет угодно, — она обронила это холодно и повернулась, намереваясь уйти, но император ухватил ее за руку:
— Постойте, я снова обидел вас, верно?
— Нет, что вы! — она решила, что отрицание поможет сбежать, но хватка не разжалась.
— Обидел… — пробормотал мужчина, разговаривая, скорее с самим собой, — И вы ненавидите меня?
Девушка вздрогнула, вспомнив свои опрометчивые слова, сказанные в приемной.
— Вам показалось, — торопливо проговорила она.
— Нет, ненавидите… — император зло усмехнулся, — Как и все эти…
Он кивнул головой в сторону двери, затем вновь посмотрел на Амалию, на этот раз задумчиво:
— Меня ненавидит красивая девушка…И что же теперь делать? Может быть…
Прежде, чем она успела воспротивиться, Рудольф резко схватил ее за талию, привлекая к себе. Одна рука скользнула по шее вверх, удерживая за затылок, девушка попыталась вырваться, но не смогла. Бирюзовые глаза приближались. Словно завороженная, Амалия смотрела в них, прекрасно понимая, что сейчас произойдет. Она знала, что ей надо сопротивляться и закричать, но не могла издать ни звука.
Мягкие губы едва заметно коснулись ее губ, она успела уловить аромат спиртного, а затем вдруг тиски, сжимающие ее талию, разжались.
На дрожащих ногах девушка отпрянула, с тревогой всматриваясь в лицо своего мучителя. На его губах была загадочная улыбка. В какой— то момент, у девушки закралось подозрение, что Рудольф не так уж и пьян, но она предпочла отбросить его. Какая разница, пьян император или трезв, его поведение было просто возмутительно. Странно только, что вместо праведной ярости Амалия испытывала лишь смущение и еще немного, и в этом следовало признаться самой себе, разочарование от того, что поцелуй не состоялся.
— Почему? — только и спросила она, голос звучал очень тихо. Император, казалось, наслаждался её изумлением:
— Почему я собирался поцеловать вас? Или почему я этого не сделал?
Опомнившись, она взмахнула рукой, пресекая возможные возражения.
— Неважно. Это не должно повториться.
Рудольф расхохотался.
— Амалия, — он произнес это имя, словно пробуя его на вкус, — Если вы останетесь и станете моей женой, то нам придется это повторить… и не только это! Уверяю вас, вам это понравиться…
— Вы говорите так, словно у меня есть выбор, — пробормотала она, хотя сердце почему— то учащенно забилось при мысли о том, что ей придется лечь в одну постель с этим мужчиной.
— Возможно… — Рудольф мрачно улыбнулся, — Например, вы можете сбежать из дворца, предпочтя размеренную жизнь с младшим сыном графа.
Кровь бросилась девушке в лицо. Он знал о ее невинных встречах с Клаусом, но, наверняка,
считал их предосудительными. Именно поэтому император и вел себя с ней столь пренебрежительно и развязно. Обида захлестнула ее.— Вы пьяны! — упрямо заявила она, чувствуя себя совсем глупой. Хотелось расплакаться, и лишь присутствие явно насмехающегося над ней мужчины заставляло сдерживаться.
— Верно, — кивнул он, — Пьян.
— Ваше поведение недопустимо!
— Что именно для вас недопустимо? — он уверенно протянул руку и провел пальцами по ее щеке, — Ваши глаза полны злости… Неужели вы рассердились за то, что я не поцеловал вас?
— Отпустите меня, — попросила Амалия и, опомнившись, сразу же строго, как того требовали правила приличия, добавила, — Уверяю вас, завтра вы наверняка будете сожалеть о своем поступке!
— Возможно, а может быть, протрезвев, я буду им гордиться, — снова усмешка, — Смотря о каком поступке идет речь…
— Вы… вы… — она попыталась сформулировать, что именно вызвало ее гнев, но все ответы были слишком двусмысленны или же чопорны, поэтому Амалия просто выпалила, — Вы — самый отвратительный мужчина, которого я когда-либо встречала в своей жизни!
Она ожидала, что император ответит, но он промолчал. Слегка пошатываясь, Рудольф прошел к ступеням своего трона, очень медленно наклонился и подобрал пустую бутылку, задумчиво посмотрел и снова отшвырнул, раздался звон стекла. Девушка невольно вздрогнула.
— Идите в свои комнаты, Амалия, — приказал император, даже не оборачиваясь, — Я должен напиться. И я благодарю вас за бутерброды, хотя они предназначались и не мне, а Эдмунду… Интересно, стоит ли мне начинать беспокоиться об этом?
Это было последней каплей. Она уже не знала, на что именно злится, на его нахальное поведение или же на его явное пренебрежение.
— Не смейте так со мной разговаривать! — чувствуя себя на грани истерики, девушка топнула ногой. Император обернулся. На этот раз его улыбка была почти веселой:
— Вы так соблазнительны сейчас в гневе, что я уже начинаю жалеть о своем решении соблюсти приличия! Продолжайте в том же духе, и я точно вас поцелую!
— Вы смеетесь надо мной? — она задохнулась от всхлипов, так и рвавшихся из груди, — Что же вы за человек? Вы все время смеетесь, даже эта свадьба для вас — всего лишь забава, и вам нет никакого дела до моих чувств!
— Почему же, — он снова шагнул в ее сторону, — Меня всегда интересовали чувства женщин. Хотите, я вам докажу это?
Амалия вздрогнула. Охваченная желанием убежать, она впервые не задумывалась об этикете. Подхватив пышные юбки, она резко повернулась и кинулась к дверям.
— Амалия! — негромкий голос остановил ее, девушка обернулась. Рудольф так и стоял у ступеней трона, весело смотря на нее, — Прошу вас, никому не рассказывайте о том, что происходило сейчас здесь, иначе вас, несмотря на все ваше сопротивление, вынудят выйти за меня замуж!
Он вновь улыбнулся, заметив ее возмущенный взгляд.
— Вы невыносимы! — выпалила девушка. Император нарочито медленно шагнул в ее сторону, и она позорно сбежала. В спину ей донесся издевательский хохот.