Давай сыграем… в любовь…

— Глупости! С чего вы решили?

— Он так смотрел… словно я… это трудно объяснить.

— Рудольф на всех так смотрит, придется привыкнуть, — девушка с трудом подавила зевок: безумно хотелось спать, как всегда, когда приходилось расходовать свои магические силы.

— На вас он смотрит по— другому, — заметила Мари. Это было так неожиданно, что Амалия даже споткнулась.

— И как же он на меня смотрит? — поинтересовалась она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, хотя сердце почему— то учащенно забилось. Фрейлина задумалась, подбирая слова.

— Озадаченно. Словно не понимает, кто вы, — наконец сказала она.

— А, наверное… — Амалия отвернулась, скрывая от наперсницы свое разочарование, та ничего не заметила. В полном молчании они дошли до комнат.

Верная Герда ждала в будуаре. Точно уловив настроение госпожи, служанка молча помогла снять платье, облачиться в ночную рубашку, после чего тщательно расчесала густые волосы. Она хотела по традиции заплести косу, но девушка покачала головой:

— Оставь так, голова болит.

Дождавшись, пока Герда выйдет из спальни, Амалия поднялась и подошла к зеркалу и долго всматривалась в свое отражение, затем с досадой отвернулась. Достаточно равнодушно относившаяся к своей внешности, сейчас она желала хоть чуть— чуть быть похожей на свою сестру или даже на Лилиану. Уж на свою любовницу император никогда не смотрел озадаченно.

Повинуясь порыву, она вдруг опустилась на колени, затем взглянула на себя в зеркало, представила стоящего рядом Рудольфа, покраснела и вскочила — слишком уж унизительной показалась вдруг эта поза.

Сердито насупившись, Амалия решительно легла в кровать, натянула одеяло и закрыла глаза. Сон все не шел, в памяти то и дело всплывала то Мари, опасавшаяся родителей, то Лилиана, стоящая на коленях, то баронесса Фриш, советовавшая сыграть сказку и курящая папиросу за папиросой, девушке казалось, что волосы до сих пор пахнут табачным дымом.

А ведь еще были поцелуи Рудольфа. При воспоминаниях о том, как император сжимал ее в своих объятиях, её охватывала непонятная дрожь, не имевшая ничего общего с тем душевным трепетом, который она испытывала, когда ее целовал Клаус.

Клаус… Амалия вздохнула, она ведь почти не вспоминала о нем в последнее время. Тогда, три месяца назад, он прислал ей свои извинения, но Амалия не смогла ответить ему, слишком уж пристально следила эрцгерцогиня за своей дочерью. Да и — следовало признаться самой себе — образ юного возлюбленного несколько потускнел после тех злых слов, которых он ей наговорил.

Девушка вдруг подумала, что сейчас она даже рада всему, что случилось. Рудольф нравился ей гораздо больше, чем избалованный матерью белокурый красавец— кронпринц, и даже — чего уж тут обманывать саму себя — больше, чем Клаус.

Тем более эти поцелуи… Он целовал так и других. Сколько женщин побывало в его объятиях, Амалия вспомнила список и вновь ощутила непонятное отчаяние и злость.

Злясь на саму себя, девушка повернулась на другой бок и попыталась выбросить из головы гадкие мысли. Все давно решено, соглашения подписаны, и она выйдет замуж за Рудольфа, который дал слово относится к ней с должным уважением. Это было даже больше, чем могла мечтать любая девушка, которая бы оказалась на ее месте. Да и она сама, разве она не хотела именно этого?

Амалия вновь перевернулась. Странно, но впервые, думая о предстоящем замужестве, она не ощутила внутреннего протеста. Теперь ее брак казался ей, скорее… волнующим. До нее долетали обрывки разговоров замужних дам, и она понимала, что поцелуи, от которых она так теряла голову, — всего лишь малая часть того, что происходит между супругами в спальне. И теперь ее мучило любопытство и… она не знала, как назвать это чувство, может быть, желание.

Девушка покраснела и накрылась одеялом с головой, словно это могло избавить ее от порочных мыслей. Наконец сон сморил ее, и она уже не услышала, как из парка доносится раздирающий душу волчий вой.

Глава 9

Амалия проснулась ближе к полудню. Герда, сидящая в кресле и ожидавшая пробуждения госпожи, встала и раздвинула портьеры.

— Доброе утро, — пробормотала девушка, потягиваясь.

— Доброе, — отозвалась служанка, — Принести вам завтрак?

— Нет, пожалуй, я поем вместе с Мари.

— Она вышла погулять в парке, — снова неодобрение, как всегда, когда Герда говорила о фрейлине.

— Да? Ладно, — Амалия встала, кинула взгляд на зеркало, вспомнила вчерашний вечер и усмехнулась. Что на нее нашло?! Сейчас, в ясном свете летнего дня, вчерашние мысли казались надуманными и просто неприличными.

Герда принесла платье, белый муслин в тонкую зеленую полоску с множеством оборок, девушка слегка нахмурилась, но потом решила, что накинет на плечи все ту же шаль из черного кружева.

Она уже заканчивала завтракать, когда в комнату вошел лакей и доложил о посетителях: господин и госпожа фон Кейсендорф, Амалия поняла, что это — родители Мари. Первым порывом было сказать, что ее нет в комнатах, но понимая, что избегать встречи с теми, от кого зависела судьба её фрейлины, по крайней мере, малодушно, и девушка обреченно кивнула:

— Проводи их в гостиную.

Допив чай, она встала, поправила шаль и прошла в соседнюю комнату. Пользуясь тем, что её приход остался незамеченным, Амалия остановилась на пороге, рассматривая своих визитеров.

По всей видимости, её пока что единственная фрейлина пошла в отца, он был достаточно высокий, худощавый. Правда, лицо Мари было более округлым, на лбу еще не было морщин, а серые глаза не были такими тусклыми.

Женщина была полновата. Темные с явной сединой волосы и огромные карие глаза свидетельствовали, что когда— то она была красавицей, но с возрастом явно располнела, щеки ее обвисли, искажая овал лица. Она все еще пыталась бороться со временем, молодясь и одеваясь по последней моде. Почувствовав на себе взгляд, госпожа фон Кейсендорф повернулась и с явной неприязнью взглянула на Амалию, весьма выразительно задержав взгляд на светлом платье.

— Добрый день, — вежливо поздоровалась девушка, решив сделать вид, что не заметила их враждебности.

— Ваша Светлость, — мужчина поклонился, его жена вынуждена была присесть в реверансе, — простите за столь ранний визит, но нас оправдывает лишь волнение за нашу дочь.

— Что-то случилось с Анной— Леопольдой? — Амалия не могла отказать себе в удовольствии поддразнить их.

— С Ненни? — встрепенулась женщина, на ее лице отразилось волнение, — Что могло случиться с Ненни!

— Речь пойдет о нашей старшей дочери, — возразил ее муж.