Давид и Голиаф. Как аутсайдеры побеждают фаворитов

Однажды все трое – Уокер, Кинг и Шаттлсуорт – собирались читать проповедь перед полуторатысячной аудиторией в Первой баптистской церкви в Монтгомери. Но тут церковь окружила разъяренная толпа белых, угрожавших спалить здание. Кинг, впрочем, вполне предсказуемо, предпочел благородный и корректный выход. «Спасти этих людей в зале, – заявил он остальным, – можем только мы, лидеры, если сдадимся толпе». Шаттлсуорт, как всегда невозмутимый, согласился: «Да, если мы должны это сделать, давайте это сделаем». Уокер? Посмотрел на Кинга и подумал про себя: «Этот человек, должно быть, выжил из ума» [43] . (В последний момент подоспели федеральные войска и разогнали толпу.) Впоследствии Уокер тоже принял отказ от насилия, но всегда признавал, что подставлять вторую щеку ему не совсем свойственно.

43

Уокер продолжает: «Мы едва не отдались в лапы толпе, полагая, что это ее успокоит. Едва не позволили забить себя до смерти».

«Подчас я адаптировал или корректировал свои нравственные принципы ради выполнения задачи, потому что мне приходилось отвечать за результаты, – признался он однажды. – Я действовал сознательно; у меня не оставалось иного выбора. Когда мне доводилось иметь дело с «Быком» Коннором, было не до морали». Уокер обожал отпускать шуточки в адрес Коннора. «Я приехал в Бирмингем прокатиться на “Быке”», – объявил он по прибытии, озорно сверкая глазами. Он мог позвонить в местную полицию и, подражая южному говору, растягивая слова, оставлял какие-нибудь воображаемые жалобы на «ниггеров», собравшихся где-то с акцией протеста, заставляя полицейских впустую носиться по улицам. Или возглавлял марш, который на самом деле не был маршем, ходя по кругу через вестибюли здания и переулки, пока полиция не начинала рвать на себе волосы. «Какое же прекрасное было времечко», – заметил он, вспоминая свои проказы в Бирмингеме. Уокер был не настолько глуп, чтобы рассказывать Кингу обо всех своих делишках. Тот бы их не одобрил. Все проказы Уокер держал в тайне.

«Думаю, у негров, как я, в уме хранится перечень интонаций, с которыми к ним обращаются белые, – рассказал Уокер поэту Роберту Пенну Уоррену в длинном интервью сразу после окончания бирмингемской кампании. – Но каждое слово белого человека истолковывается в зависимости от нюансов интонации, наклона головы, глубины тона, резкости речи, сами знаете, – все эти мелочи, которые в обычной, нормальной этнической системе координат не играют никакой роли, обретают здесь колоссальное глубокое и пронзительное значение».

Уоррен упомянул афроамериканские народные сказки о плутах. По лицу Уокера пробежала озорная улыбка. «Да», ответил он, для него «нет большей радости», чем насмехаться над «господином», говоря ему «одно, подразумевая совершенно другое».

Мартина Лютера Кинга называли «Мистер Лидер» или «Пастырь». Уокер был Братцем Кроликом.

5.

План, разработанный Уокером для Бирмингема, получил название «Проект К», от слова «конфронтация». Местом действия были выбраны уважаемая Баптистская церковь 16-й улицы рядом с парком Келли Инграма и несколько небольших кварталов в центре города. «Проект К» состоял из трех этапов, каждый следующий провокационнее предыдущего. Все началось с сидячих забастовок в местных компаниях. Предполагалось, что они привлекут внимание СМИ к проблеме сегрегации в Бирмингеме. По вечерам Шаттлсуорт и Кинг организовывали массовые собрания с местным чернокожим населением для поддержания боевого духа. Второй этап – бойкот местного бизнеса, призванный оказать финансовое давление на белое деловое сообщество и заставить его пересмотреть правила в отношении черных покупателей. (В универсальных магазинах, к примеру, черные не могли пользоваться туалетными комнатами или примерочными, поскольку белые люди могли прикоснуться к поверхностям или предметам одежды, которые трогал черный человек.) Третий этап – серия массовых маршей в поддержку бойкотов и с целью переполнения тюрем. Как только у Коннора закончатся свободные тюремные камеры, он не сможет решать проблему гражданских прав за счет ареста протестующих. Ему придется перейти к конкретным действиям.

Ставки в «Проекте К» были очень высоки. Чтобы он возымел действие, Коннор должен был дать отпор. По выражению Кинга, Коннора следовало вынудить «раскрыть карты» – и тем самым явить миру свою мерзкую сущность. Но не было никаких гарантий того, что он поступит именно так. Кинг и Уокер только что провели долгую кампанию в Олбани, штат Джорджия, закончившуюся безрезультатно, а все потому, что начальник полиции Олбани Лори Притчетт не попался на удочку. Он предупредил, чтобы полицейские воздерживались от насилия или не применяли излишнюю силу, и сам действовал дружелюбно и вежливо, демонстрируя по отношению к Кингу всяческое уважение. Корреспонденты из северных штатов прибыли в Олбани освещать противоборство белых и черных и к своему удивлению прониклись симпатией к Притчетту. Когда Кинга все же заключили в тюрьму, залог за него внес загадочный хорошо одетый мужчина, как говорят, посланный самим Притчеттом. Можно ли стать мучеником, если ты в тюрьму не успеваешь попасть, как тебя освобождают на поруки? В какой-то момент Притчетт переехал в гостиницу в центре города, с тем чтобы в случае любого насилия моментально прибыть на место. В разгар долгих переговоров с Кингом Притчетту передали телеграмму. Как вспоминает сам начальник полиции много лет спустя:

Должно быть, на моем лице отразилась озабоченность, поскольку доктор Кинг спросил, содержала ли телеграмма дурные вести. Я ответил: «Нет, доктор Кинг, не дурные вести. Просто сегодня двенадцатая годовщина моей свадьбы, и жена прислала мне телеграмму. Он уточнил: «Хотите сказать, сегодня у вас годовщина свадьбы?» Никогда этого не забуду, и это говорит об установившемся между нами понимании. Я ответил утвердительно. И добавил: «Я не был дома по меньшей мере три недели». На что доктор Кинг заявил: «Что ж, шеф Притчетт. Отправляйтесь домой сегодня вечером, нет, даже прямо сейчас. Отпразднуйте годовщину. Даю слово, до завтра в Олбани, штат Джорджия, ничего не произойдет. Идите, пригласите жену в ресторан, делайте все, что захотите, а завтра утром в десять часов мы возобновим нашу борьбу».

На стороне Притчетта были все преимущества – и в количестве, и в силе. Но он не бросил Кинга в терновый куст. И заставить его действовать так, как было угодно Кингу, не представлялось возможным. Вскоре после этого пастор собрал вещи и покинул город [44] .

Уокер понимал: неудача в Бирмингеме так скоро после поражения в Олбани станет настоящей катастрофой. В те годы практически в каждом американском доме смотрели вечерние новости, и Уокер отчаянно хотел, чтобы «Проект К» не сходил с телеэкранов ни на один вечер. Но при этом отдавал себе отчет в том, что средства массовой информации моментально утратят интерес и переключатся на другую тему, стоит им заподозрить, что кампания пробуксовывает.

44

В действительности Притчетт приехал в Бирмингем и предупредил «Быка» Коннора о Кинге и Уокере. Он хотел подсказать Коннору, как вести себя с плутами, борющимися за гражданские права. Но Коннор был не расположен слушать. «Никогда не забуду, как мы зашли в его кабинет, – вспоминает Притчетт. – Он сидел спиной к нам… в большом начальницком кресле, а когда кресло повернулось, в нем оказался маленький человечек, правда, с громогласным голосом. Он заявил мне, что они предприняли меры в тот день. “Они играют в гольф, но мы налили в лунки бетон. Они не смогут загнать мячи в лунки”. Сказанные им слова помогли мне составить кое-какое представление о личности этого человека».

«Основным принципом Уокер назвал масштабность во всем, – пишет историк Тейлор Бранч. – Если они продемонстрируют силу, то внешняя поддержка будет несоразмерно больше. Но если они сделают первый шаг, то отступить потом уже не смогут. Ни в коем случае, говорил Уокер, бирмингемская кампания не должна уступать по масштабам кампании в Олбани. А это значит, они должны быть готовы поместить в тюрьму больше тысячи человек за один раз, а то и больше».

По прошествии нескольких недель Уокер заметил, что его кампания начала сбавлять обороты. Многие черные в Бирмингеме боялись – и небезосновательно, – что если белые начальники увидят их рядом с Кингом, то уволят. В апреле один из помощников Кинга, выступая на церковной службе перед 700 слушателями, сумел убедить присоединиться к маршу лишь девятерых. На следующий день Эндрю Янг – еще один соратник – предпринял вторую попытку и на сей раз набрал лишь семь волонтеров. Местная консервативная черная газета назвала «Проект К» «бесполезным и бессмысленным». Среди съехавшихся журналистов и фотографов, желающих запечатлеть зрелищное столкновение черных и белых, нарастало беспокойство. Коннор изредка кого-нибудь арестовывал, но большую часть времени просто сидел и наблюдал. Уокер постоянно находился на связи с Кингом, который курсировал между Бирмингемом и своей базой в Атланте. «Уайатт, – в сотый раз обратился к нему Кинг, – ты должен придумать, как заставить Коннора раскрыть карты». Уокер кивнул. «Мистер Лидер, я еще не нашел решения, но обязательно отыщу его».

Дело сдвинулось с мертвой точки в вербное воскресенье. У Уокера набралось 22 протестующих. Марш должен был возглавлять брат Кинга, Альфред Дэниэл, известный как А. Д. «Наш массовый митинг потихоньку собирался, – вспоминает Уокер. – Предполагалось, что мы стартуем где-то в два тридцать, но не двигались до четырех. За это время на улицах собирались зеваки, которые были в курсе насчет демонстрации. К тому моменту, как митингующие были готовы идти, в трех кварталах насчитывалось уже около тысячи человек, которые, как зрители, стояли вдоль улицы и наблюдали».

На следующий день Уокер, открыв газету, чтобы прочесть отчет СМИ о событиях минувшего дня, к своему изумлению обнаружил, что журналисты все напутали. В газетах говорилось об одиннадцати сотнях демонстрантов в Бирмингеме. «Я позвонил доктору Кингу и заявил: “Доктор Кинг, я нашел решение! – вспоминал Уокер. – Не могу рассказать всего по телефону, но я отыскал его!” Поэтому каждый день мы выходили на улицы в то время, когда люди возвращались домой с работы. Они скапливались на тротуарах, и казалось, что в марше участвует тысячная толпа. Нас было всего ничего, но в газетах сообщалось о тысяче четырехстах».

Точь-в-точь одна из самых известных плутовских историй – о медлительной черепахе, которая состязалась в беге с оленем. Она спряталась возле финишной линии, а по всему маршруту через стратегические интервалы расставила своих родственников, намереваясь убедить оленя в том, что она участвует в гонке. А затем возле финишной линии появилась прямо у оленя перед носом и объявила о своей победе. Олень остался в дураках, ведь для него, как было известно черепахе, «все черепахи меж собой схожи».

Олень презирал медлительную черепаху, и в этом заключалась его ошибка. Черепаха была для него невидима. Аутсайдерам приходится изучать нюансы общения белых людей: наклон головы, глубину голоса, резкость речи… Но благополучной белой элите Бирмингема не было нужды отвечать им взаимностью. «Они могли видеть… только глазами белых, – объясняет ликующий Уокер. – Они не могут даже отличить негров-демонстрантов от негров-наблюдателей. Для них они все – просто негры» [45] .

45

Уокер зациклился на этой теме. Однажды Бирмингем выписал постановление против Конференции христианских лидеров Юга, что означало, что Уокеру необходимо явиться в суд. Встал вопрос: если Уокер будет пропадать в суде, кто же останется руководить кампанией? Уокер предложил направить вместо себя кого-нибудь другого, кто мог бы ежедневно являться на заседания суда. Почему бы нет? «Ведь все негры одинаковые».