Давид и Голиаф. Как аутсайдеры побеждают фаворитов

Коннор был заносчивым человеком, который любил с важным видом расхаживать по Бирмингему, приговаривая: «Здесь мы творим собственный закон». Каждое утро он сидел в гостинице «Молтон», попивая бурбон и громко предрекая, что у Кинга скоро «закончатся ниггеры». И вот он выглядывает из окна и видит, что у Кинга набралась маленькая армия. Подобно оленю, он не обращал ни малейшего внимания на действия тех, кого считал ниже себя, и эта воображаемая тысяча демонстрантов вызвала немалое раздражение. «“Бык” Коннор вбил себе в голову, что не позволит этим ниггерам попасть в здание ратуши, – говорит Уокер. – Я молился, чтобы он попытался нас остановить. Битва в Бирмингеме была бы проиграна, если бы Коннор позволил нам подойти к ратуше и молиться. Отойди он в сторону, и где новости? Никакой динамики, никакой широкой огласки». Пожалуйста, Братец Коннор, прошу тебя. Делай что хочешь, только не бросай меня в терновый куст. Разумеется, Коннор именно это и сделал.

По прошествии месяца Уокер и Кинг усилили давление. Один из членов бирмингемской команды, Джеймс Бевел, работал с местными школьниками, обучая тех принципам ненасильственного сопротивления. Бевел сыграл роль Крысолова: высокий, лысый, оратор, чей голос оказывал гипнотическое воздействие, он носил ермолку и фартук с нагрудником и заявлял, что слышит голоса. (Макуортер называет его «воинственно настроенный Доктор Сьюз».) В последний понедельник апреля он разбросал листовки во всех черных школах округа: «Приходите в Баптистскую церковь 16-й улицы в полдень четверга. Не спрашивайте разрешения». Самый популярный черный диджей города – Шелли «Плейбой» Стюарт – оповестил своих молодых слушателей: «Ребятки, в парке намечается вечеринка» [46] . ФБР пронюхало о готовящемся мероприятии и предупредило «Быка» Коннора, который объявил, что любой ребенок, пропустивший школу, будет исключен. Но его предупреждение никого не остановило. Дети приходили толпами. Уокер назвал день, когда пришли дети, «День Д».

46

Стюарт имел огромное влияние в Бирмингеме. Каждый афроамериканский подросток слушал его шоу. Вторая часть его послания слушателям гласила: «Захватите с собой зубные щетки, будет подан обед». «Зубные щетки» – это код, означавший «оденьтесь и приготовьтесь провести несколько дней в тюрьме».

В час дня двери в церковь распахнулись, и помощники Кинга начали выпускать детей на улицу. В руках у тех были плакаты с надписями «Свобода» или «Я умру за то, чтобы сделать эту землю своим домом». Они пели «Мы все преодолеем» и «Никто не заставит меня отступить». Снаружи церкви их ждали полицейские Коннора. Дети падали на колени и молились, а затем шеренгой заходили в открытые двери тюремных автомобилей. За первой партией вышел еще десяток, потом еще один, и еще, пока наконец люди Коннора не начали подозревать, что ставки снова выросли.

Один из полицейских заметил Фреда Шаттлсуорта.

– Эй, Фред, сколько их еще у тебя?

– По меньшей мере тысяча, – ответил тот.

– Боже милостивый, – воскликнул полицейский.

К концу дня в тюрьме оказалось более шестисот детей.

Следующий день – пятницу – по праву можно считать «Двойным днем Д». В этот день полторы тысячи детей прогуляли школу, чтобы прийти в Баптистскую церковь 16-й улицы. В час дня они начали выходить из церкви. Улицы, окружавшие парк Келли Инграма, были забаррикадированы полицией и пожарными. Ни для кого не было секретом, почему позвали пожарных. В их распоряжении были водяные пушки высокого давления, которые служили основным средством разгона толпы начиная с 1930-х годов, когда в Германии расцветал нацизм. Уокер знал, если количество демонстрантов значительно превысит численность бирмингемской полиции, Коннору будет тяжело противиться соблазну использовать шланги. «В Бирмингеме стояла жара, – объяснил он. – Я попросил Бевела немного затянуть собрание, пусть эти пожарные посидят и пожарятся на солнце, пока их терпение не начнет закипать».

А собаки? У Коннора руки чесались пустить в ход собак из кинологического отряда К-9. Еще весной Коннор во всеуслышание пообещал спустить на борцов за гражданские права сто полицейских овчарок. «Хочу, чтобы они увидели собак в деле», – прорычал Коннор, когда ситуация в парке Келли Инграма стала выходить из-под контроля. Ничто не могло доставить Уокеру большей радости. По улице шествовали дети, а Коннор собирался спустить на них немецких овчарок? Все в лагере Кинга знали, что будет, если кто-нибудь опубликует фотографию полицейской собаки, набрасывающейся на ребенка.

Коннор стоял, наблюдая за приближающимися детьми. «Не переходите дорогу, – предупредил он. – Подойдете ближе – и мы включим водометы». Тюрьмы были переполнены. Коннор больше не мог арестовывать людей, поскольку их некуда было помещать. А дети все прибывали. Пожарные колебались. Они не привыкли разгонять толпу. Коннор обратился к начальнику пожарной бригады: «Включайте свои пушки или уматывайте отсюда». Пожарные открыли краны, подающие струю высокого давления. Дети сбились в кучу и были отброшены назад. Мощная сила воды с одних участников марша сорвала рубашки, а других отшвырнула к стенам и дверям.

Вернувшись в церковь, Уокер начал перенаправлять детей в другой конец парка, с тем чтобы открыть второй фронт. У Коннора закончились пожарные машины. Но он был полон решимости воспрепятствовать появлению марширующих в «белом» Бирмингеме. «Приведите собак», – скомандовал он, обращаясь к кинологическому отряду. «Зачем вы взяли старого Тигра? – закричал он на одного из полицейских. – Надо было выбрать более свирепую собаку, эта совсем не злая!» Дети подходили все ближе. Немецкая овчарка набросилась на юношу. Он наклонился вперед, руки безвольно висят вдоль тела, словно бы говоря: «Ну давай же, кусай, вот он я». В субботу фотография появилась на первых полосах всех американских газет.

6.

Поведение Уайатта Уокера вызывает у вас неприятные чувства? Джеймс Форман, знаковая фигура движения за гражданские права в те годы, находился рядом с Уокером, когда Коннор в первый раз задействовал кинологический отряд. По словам Формана, Уокер прыгал от радости. «Дело сдвинулось. Дело сдвинулось. Мы вынудили полицию проявить жестокость». Форман остолбенел. Уокер прекрасно понимал, как опасен Бирмингем. Он присутствовал в комнате, когда Кинг прочел над каждым репетиционную надгробную речь. Как же он мог прыгать от счастья при виде собак, нападающих на протестующих? [47]

47

Форман пишет: «Жестоко, бессердечно и расчетливо радоваться тому, что от грубости полицейских страдают невинные люди… и неважно, ради какой цели».

После «Дня Д» Кинг и Уокер слышали подобный вопрос со всех сторон. Судья, рассматривавший дело об аресте участников марша, заявил, что люди, «которые толкнули детей на дурной путь» марша, «должны быть помещены в тюрьму». На заседании конгресса один из алабамских конгрессменов назвал использование детей «постыдным». Мэр Бирмингема обвинил «безответственных и неразумных агитаторов», использовавших детей в качестве «инструмента». Малкольм Икс – черный активист, настроенный намного радикальнее, чем Кинг, – сказал, что «настоящие мужчины не выставляют детей на линию огня». New York Times напечатала, что Кинг увлекся «опасными авантюрами на грани войны», а Time упрекнул его за использование детей как «ударных войск». Министр юстиции США Роберт Кеннеди предупредил, что «участие школьников в уличных демонстрациях – опасная затея», и заметил: «Пострадавший, искалеченный или убитый ребенок – та цена, которую мы не можем платить» [48] .

48

Кинг долго размышлял, прежде чем согласился задействовать детей. Его уговорил Джеймс Бевел. Их окончательное решение звучало так: если ребенок был достаточно взрослым для того, чтобы выбрать церковь – то есть, принять решение, имеющее столь огромное значение для жизни и души, – он был достаточно взрослым для того, чтобы сражаться за дело, имеющее для жизни и души не меньшее значение. В баптистской традиции примыкать к церкви можно было по достижении школьного возраста. Другими словами, Кинг одобрил использование детей в возрасте шести-семи лет.

В пятницу вечером, после второго дня детских протестов, Кинг выступал с речью в Баптистской церкви 16-й улицы перед родителями тех, кого арестовали в тот день и накануне. Они сполна познали опасности и унижения, с которыми сталкивались чернокожие в Бирмингеме. Иисус сказал, что пойдет только до Мемфиса. Можете представить себе, какие чувства обуревали пришедших, когда их дети томились в тюрьмах «Быка» Коннора? Кинг встал и постарался привлечь внимание к светлой стороне ситуации: «Они встали на защиту своих прав не только в воде, но и пошли под воду! – сказал он. – А собаки? Что ж, я вам так скажу. В детстве меня укусила собака… ни за что. Поэтому я не возражаю быть покусанным собакой за отстаивание своей свободы!» Было непонятно, утешили ли эти слова хоть кого-то из родителей. Кинг воодушевленно продолжал: «Ваши дочери и сыновья в тюрьме… Не тревожьтесь о них… Они страдают за то, во что верят, страдают ради того, чтобы сделать эту нацию лучше». Не тревожьтесь о них? Тейлор Бранч писал о слухах – «правдивых и ложных» – касательно «крыс, избиений, бетонных кроватей, переполненных уборных, физическом насилии и оскорбительных проверках на наличие венерических заболеваний». По 75–80 детей заталкивали в камеры, рассчитанные на восемь человек. Некоторых вывезли на ярмарочную площадь, где держали без воды и пищи в клетках под проливным дождем. Реакция Кинга? «Тюрьма помогает подняться над миазмами повседневной жизни, – возвестил он проникновенно. – Если им нужны книги, мы достанем. Я все время много читал, находясь в тюрьме».

Уокер и Кинг пытались срежиссировать картину: немецкая овчарка нападает на мальчика. Но для этого им необходимо было провести сложную тройную игру. Для «Быка» Коннора они притворились, что собрали больше сторонников, чем было на самом деле. Для прессы сделали вид, что шокированы приказом Коннора спустить собак, хотя за закрытыми дверями прыгали от радости. А родителям, чьи дети послужили пушечным мясом, расписали тюрьму как прекрасную возможность приобщиться к чтению. Кролик – он самый хитроумный из всех божьих тварей. Оно, может, не самый крупный и не самый громкий, но уж точно самый хитрый.