Давид и Голиаф. Как аутсайдеры побеждают фаворитов

Женщины собирались группами по две, четыре, десять, двадцать, пока их не насчитывались уже тысячи. «У некоторых еще бигуди оставались в волосах и полотенце на голове, – вспоминает Лолор. – Мы взялись за руки и запели: “Мы победим. Когда-нибудь мы победим”».

«Мы спустились к подножию холма. Атмосфера была наэлектризована. Британцы стояли наготове – в шлемах, с оружием и дубинками в руках. Мы повернулись и пошли по Гроувенор-роуд с песнями и криками. Думаю, британцы пришли в ужас. Они не могли поверить, что женщины с колясками шли прямо на них. Помню, как один британец в задумчивости чесал голову: “Что нам делать с этими женщинами? Разве это похоже на мятеж?” После мы повернули на Слейт-стрит, где находилась школа – моя школа. И там тоже британцы. Они выскочили из школы, и началась рукопашная. У нас прямо волосы выдирали. Британцы просто хватали нас и швыряли о стенку. О, да. И били нас. И если ты упал, нужно было побыстрее вскочить на ноги, иначе тебя могли растоптать. Солдаты с нами не церемонились. Помню, я стояла на крыше машины и смотрела, что творится впереди. Вдруг я увидела мужчину с пеной для бритья на лице, на бегу натягивающего подтяжки, – и внезапно солдаты перестали нас бить».

Человек в подтяжках оказался командующим пропускным пунктом Слейт-стрит. Наверное, единственный из британцев, кто не утратил в тот день здравый смысл, единственный, кто осознавал весь масштаб разворачивавшейся катастрофы. До зубов вооруженные солдаты избивали женщин, пришедших с колясками, чтобы накормить детей из Лоуэр-Фоллса [57] . Он велел своим людям остановиться.

«Вы должны понять, марш все еще продолжался дальше по дороге, и люди сзади понятия не имели, что происходит впереди, – продолжает Лолор. – Они все подходили и подходили. Женщины кричали. Люди выскакивали из домов и затаскивали внутрь раненых, их было очень много. И тут все жители стали выходить на улицу, британцы утратили контроль. На улицы вышли все, сотни и сотни людей. Получился такой эффект домино. На одной улице люди вышли из домов, и вот уже двери распахиваются на другой улице, потом на третьей, потом еще на одной. Британцы сдались. Отступили. Женщины напирали, и мы напирали, и напирали, пока не прорвались и не покончили с комендантским часом. Я часто вспоминаю этот день. Господи, такое ощущение было – все ликовали. Такое ощущение – мы это сделали.

57

Одна из многих легенд комендантского часа в Лоуэр-Фоллсе гласит, что детские коляски, которые толкали участники марша, выполняли две функции. Во-первых, с их помощью в Лоуэр-Фоллс привозили молоко и хлеб. Во-вторых, вывозили оружие и взрывчатые вещества – прямо под носом ничего не подозревающих британских солдат.

«Помню, я пришла домой, и внезапно меня пробрала такая дрожь, я так распереживалась из-за случившегося, понимаете? Помню, потом рассказала отцу, что произошло. И говорю ему: “Знаешь, пап, ты был прав. Они принесли нам горе”. А он ответил: “Так и есть. Британская армия – от нее только горе”. Он оказался прав. Они принесли горе. И это было только начало».

Глава восьмая Уилма Дерксен «Все мы в своей жизни совершали что-то ужасное или испытывали потребность сделать это»

1.

Однажды в субботу в июне 1992 года дочь Майка Рейнольдса вернулась из колледжа и принялась собираться на свадьбу подруги. Восемнадцатилетняя девушка с длинными светло-медовыми волосами. Ее звали Кимбер. Она училась в Институте дизайна и торговли в сфере моды в Лос-Анджелесе. Ее дом находился во Фресно, в нескольких часах езды к северу, в Большой Калифорнийской долине. После свадьбы Кимбер осталась поужинать со старым приятелем, Грегом Кальдероном. На ней были шорты, ботинки и отцовская спортивная куртка в черно-красную клетку.

Рейнольдс и Кальдерон ужинали в ресторане «Дейли плэнет» в районе Фресно Тауэр-дистрикт. Выпив кофе, они пошли к ее машине. Было 22:41. Рейнольдс открыла Кальдерону пассажирскую дверь, а затем начала обходить машину, чтобы сесть на водительское место. В это время два молодых человека на украденном мотоцикле Kawasaki медленно выехали с парковки и двинулись вниз по улице. На них были шлемы с затемненными щитками. Водитель Джо Дэвис имел длинный список судимостей за наркотики и оружие. Его только что условно-досрочно освободили из тюрьмы, где он отбывал срок за угон автомобиля. За ним сидел Дуглас Уокер, семь раз побывавший в тюрьме. Оба парня были наркоманами. За несколько часов до этого они предприняли попытку украсть автомобиль на Шоу-авеню, самой оживленной улице Фресно. «Да я особо ни о чем и не думал, – говорил спустя несколько месяцев Уокер, отвечая на вопрос о его душевном состоянии в тот вечер. – Просто как-то так случилось само собой, ну, понимаете. Внезапно все произошло. Мы просто делали то, что делали. Вот, собственно, все, что я могу сказать».

Уокер и Дэвис резко остановились возле Isuzu Кимбер, придавливая ее к машине весом мотоцикла. Кальдерон выскочил из машины, пытаясь оббежать ее сзади, но дорогу ему преградил Уокер. Дэвис выхватил у Рейнольдс сумочку, затем вытащил Magnum.357 и приставил его к правому уху девушки. Та пыталась сопротивляться. Он выстрелил. Потом парни вскочили на мотоцикл и рванули прямо на красный свет. Из ресторана выбежали посетители. Кто-то попытался остановить кровотечение. Кальдерон поехал к дому родителей Рейнольдс, но не смог их разбудить. Он звонил, но попадал на автоответчик. Дозвониться ему удалось только в половину третьего ночи. Майк Рейнольдс слышал, как жена кричала: «В голову! Ей выстрелили в голову!» Кимбер умерла на следующий день.

«Отца с дочерью связывают особенные отношения», – заметил недавно Майк Рейнольдс, вспоминая ту кошмарную ночь. Он уже в преклонном возрасте, немного прихрамывает и почти полностью облысел. Он сидит за столом в кабинете в доме миссионерского стиля во Фресно, расположенном в пяти минутах езды от той улицы, где убили его дочь. На стене за его спиной висит фотография Кимбер. На кухне картина, изображающая Кимбер с ангельскими крыльями, возносящуюся на небеса. «Вы можете ссориться с женой, – продолжает он, в его голосе звучит горечь, пробужденная воспоминаниями. – Но ваша дочь как принцесса, она не может ни в чем ошибаться. И если уж на то пошло, ее отец может починить все что угодно, от сломанного велосипеда до разбитого сердца. Папочка может исправить абсолютно все, но когда это случилось с нашей дочерью, я не смог ничего исправить. Я держал ее за руку, когда она умирала. И чувствовал себя таким беспомощным». В тот момент он дал клятву.

«Все, что я делал с тех пор, связано с обещанием, данным Кимбер на ее смертном одре, – сказал Рейнольдс. – Я не смог спасти ее жизнь. Но приложу все усилия, чтобы защитить других людей от подобного».

2.

Когда Рейнольдс вернулся домой из больницы, ему позвонил Рей Эплтон, ведущий популярной во Фресно радиопередачи. «Город впал в неистовство, – вспоминает Эплтон. – В то время Фресно занимал первое место в стране по количеству убийств на душу населения, или одно из первых. Но это было такое наглое нападение, на глазах миллиона людей, прямо перед популярным рестораном. Мне передали в тот вечер, что Кимбер умерла, и я связался с Майком. Я предложил ему: “Как будете готовы, дайте мне знать”. А он ответил: “Как насчет сегодня?” Вот так и закрутилась вся эта история, всего через четырнадцать часов после смерти его дочери».

По признанию Рейнольдса, два часа, проведенные на передачи Эплтона, оказались самыми тяжелыми в его жизни. Он постоянно плакал. «Никогда не видел такой потерянности», – вспоминает Эплтон. Вначале они принимали звонки от людей, знавших семью Рейнольдсов или желающих выразить соболезнования. Но затем перешли к обсуждению того, что убийца рассказал о системе правосудия Калифорнии, и звонки посыпались со всего штата.

Вернувшись домой, Рейнольдс созвал собрание. Он пригласил всех, кто, по его мнению, мог изменить ситуацию. Пришедшие собрались на заднем дворе вокруг длинного деревянного стола рядом с барбекю. «Пришли три судьи, представители полицейского департамента, адвокаты, люди из офиса окружного прокурора, представители общины и школьной системы, – рассказывает сам Рейнольдс. – Мы задались вопросом “Почему подобное происходит? В чем причина?”».

Их вывод: в Калифорнии слишком мягкое наказание за нарушение закона. Условно-досрочные освобождения раздавались направо и налево. Тех, кто совершал преступления систематически, наказывали точно так же, как и тех, кто нарушил закон впервые. Дуглас Уокер, сидевший на мотоцикле сзади, впервые преступил закон в тринадцать лет, торгуя героином. Недавно ему предоставили краткосрочное освобождение, чтобы он мог повидаться с беременной женой. Но он сбежал. Разве это разумно?

Сообща группа разработала предложение. По настоянию Рейнольдса оно было простым и коротким, без всяких заумных профессиональных терминов. Оно получило известность как Закон трех преступлений. Человек, осужденный второй раз за серьезное или уголовное преступление в Калифорнии, гласил он, должен отбывать срок в два раза дольше предусмотренного законом. А человек, осужденный в третий раз, – практически за любое преступление – лишается каких бы то ни было шансов на освобождение и отбывает обязательное заключение сроком от 25 лет до пожизненного [58] . Никаких исключений из правил или лазеек, чтобы обойти закон.

58

На практике Закон трех нарушений действовал следующим образом: первое нарушение (ограбление). Раньше: 2 года. Сейчас: 2 года. Второе нарушение (ограбление). Раньше: 4,5 года. Сейчас: 9 лет. Третье нарушение (приобретение похищенного имущества). Раньше: 2 года. Сейчас: от 25 лет до пожизненного. Другие штаты впоследствии разработали и приняли собственные версии Закона трех преступлений. Но ни одна из них не отличалась такой суровостью, как калифорнийская.

Рейнольдс и его группа собрали тысячи подписей, необходимых для объявления референдума в масштабе всего штата. Каждый избирательный сезон в Калифорнии выдвигается бесчисленное количество идей для референдума, большинство из которых никогда не реализуется. Но Закон трех преступлений задел всех за живое. За его принятие высказались 72 % избирателей штата, и весной 1994 года предложение о трех преступлениях получило статус закона, сформулированного практически точно так, как это было записано на заднем дворе Майка Рейнольдса. Криминолог Франклин Зимринг назвал его «крупнейшим пенитенциарным экспериментом в истории Америки». В 1989 году в тюрьмах Калифорнии содержалось 80 тысяч человек. За десять лет это количество удвоилось, и вместе с тем в штате резко сократился уровень преступности. За период с 1994 по 1998 год число убийств в Калифорнии снизилось на 41,4 %, изнасилований – на 10,9 %, ограблений – на 38,7 %, нападений – на 22,1 %, краж – на 29,9 %, угонов автомобилей – на 36,6 %. Майк Рейнольдс на смертном одре дочери пообещал не допустить подобного – и из его горя родилась революция.