Дайсё-ян. Книга первая

– Лицемер ты, Юркин.
– негромко произношу я, нелестный эпитет в собственный адрес.
– Не видать тебе плюса к карме, как своих ушей.

– Юна, ты о чём?
– раздаётся из-за моей спины Машин голос. Оборачиваюсь, собираясь, как всегда, отбрехаться, но поражённый невероятной красотой девушки, застываю с открытым ртом.

На Маше надето короткое, шёлковое платье небесно-голубого цвета. Глухой воротничок, не оставляющий ни намёка на фривольность, длинные рукава и отсутствие каких-либо вырезов, создают образ пай-девочки. Только, подчёркнутая строгость платья, компенсируется обтянутыми нейлоном, телесного цвета, максимально открытыми взору, стройными ногами, и, в тон платья, туфлями на высокой шпильке. Апофеозом, представшего передо мной великолепия, становятся, отливающие платиной, длинные волосы девушки, свободно спадающие на её плечи, спину и грудь. Глаза, насыщенного, синего цвета, завершают картину.

«Она снова синеокая блондинка!» - разглядывая Марию, мысленно восторгаюсь преображением девушки.
– «Как же ей идут эти цвета!»

В горле застревает ком, а дышать становится затруднительно, от сдавившего грудь, щемящего чувства нежности вперемешку с восторгом. Впервые, очень сильно жалею что, из-за новых обстоятельств, не могу её обнять.

Поколебавшись, решаюсь на эксперимент.

– Маша, ты очень красивая. Я хочу тебя обнять, но не знаю, как отреагирует это тело. Позволишь попробовать?

Девушка, в синих глазах которой плещется океан, подходит вплотную к ЮнМи и, пристально смотря ей в глаза, осторожно обнимает за талию. Чувствую, как, от внезапно взбесившихся гормонов теряю контроль над телом. Как подкашиваются мои ноги. Чтобы не упасть, сам прижимаюсь к Маше, кладя свои руки ей на плечи. Ткань платья защищает от прямого соприкосновения тел, поэтому сильного дискомфорта не ощущаю. Наоборот, сердце бешено колотится, норовя выпрыгнуть из груди а лёгкие, наконец-то вспомнившие как дышать, учащают свой ритм. Повисаю на Марии, подаваясь вперёд. Голову, при этом, машинально, слегка запрокидываю назад, стараясь не прерывать зрительного контакта с девушкой, которая выше ЮнМи, да ещё и на каблуках.

Их глаза, становятся двумя точками в пространстве, между которыми проходит оживлённая трасса. Трасса чувств и эмоций.

Рот ЮнМи приоткрывается в ожидании неизбежного поцелуя.

– Юна.
– шепчет Маша.
– Я не могу этого сделать. Ты забыла?

В ресторан мы едем на такси. Маша, через дворецкого вызвала нам машину, объяснив нежеланием давить на педали в дорогущих туфлях на высоком каблуке.

– Девушкам, собравшимся погулять, не пристало самим крутить баранку.
– отвечает она на вопрос о наличии собственного транспорта в гараже, заходя вслед за мной в лифт.
– Если бы я захотела покататься, оделась бы соответствующе. Как минимум, исключила бы шпильки из гардероба. Обычно, меня возил личный шофёр, как ты помнишь. Сейчас, его заменит обычный таксист.

Спускаемся на первый этаж, и через холл, под пристальным взглядом десятка пар глаз посетителей бара, который, уже вовсю принимает гостей, выходим на улицу, к ожидающей нас машине. Усаживаемся на заднее сиденье роскошного седана премиум класса, и машина трогается с места. Сидим, молчим, каждая в своё окно.

Чуть было не случившийся поцелуй, второй за день, наводит меня на нехорошие мысли насчёт предпочтений этого тела.

«Конечно, я не против поцелуев с красивой девушкой» - размышляю я, разглядывая вечерний город, утопаемый в мириадах неоновых огней.
– «Но, бьющие по мозгам гормоны, напрочь отключающие тормоза, заставляют беспокоиться о дальнейшей жизни в кругу больших соблазнов. Например, все мои мысли, насчёт пуританства не выдерживают никакой критики, в присутствии сидящей рядом прелестной искусительницы.

А Маша - умничка. Умеет вовремя остановиться, осознавая степень взятой на себя ответственности. Да и ещё неизвестно, случись поцелуй, каким образом мой организм на него бы отреагировал. В тот момент я об этом не думал, погружённый в пучину эмоционального шторма»

Ради эксперимента, представляю, как девушка прикасается к ЮнМи, и меня ощутимо встряхивает от отвращения. Такой же опыт провожу с образами некоторых, близких людей, включая ДжуВона, но результат одинаков. За исключением мамы ЮнМи, к которой, кроме теплоты, никаких других, в том числе, отрицательных, эмоций не испытываю.

«Нужно что-то с этим делать» - бьётся под черепушкой настойчивая мысль.
– «Не смогу я вечно недотрогой ходить. Как, например, здороваться с людьми? Этикет соблюдать? Одними поклонами тут не обойдёшься, это не Корея. Назовут гордячкой, общаться перестанут. В ту же парикмахерскую ходить, визажиста и стилиста к себе подпускать на съёмках, случись таковые. С Машей, в баню… Тьфу ты!»

Смотрю на девушку, вспоминаю наши с ней обнимашки.

«Через одежду её прикосновения не вызывали приступов отвращения. Значит, при борьбе с моим недугом, нужно сделать акцент на тактильных ощущениях от физического контакта, а не эмоциональной его составляющей. Чистая физиология. Оно и понятно. Желание прикоснуться к живому человеку никуда не делось, но организм ЮнМи реагирует на контакт неадекватно. Может, всё дело в каком-нибудь гормоне? Ведь, испытывает же человек отвращение, прикасаясь к чему-либо, вызывающему неприязнь. При этом, почему бы, его мозгу не вырабатывать соответствующий гормон? Может быть такое? Вполне! Если так, возможно, существуют и таблетки, подавляющие выработку, или действие этого гормона. Тоже логично. Только, у кого бы поинтересоваться, насколько моя теория соответствует действительности? Телефон, чтобы залезть в интернет, найти интересующую информацию, мне не вернули, а идти к врачу, задавать глупые вопросы, и отвечать на умные, - желания нет»

Такси неспешно плывёт по вечерним, Нью-Йоркским улицам, в неведомом мне направлении. За окнами, в свете неоновых ламп, мелькают витрины. На всевозможных экранах, от мала до велика, невероятное количество рекламы призывает что-нибудь купить. Толпы людей спешат кто куда, по своим делам. С работы или на неё. Просто прогуляться или целенаправленно дойти до определённого места. Поток машин везёт своих пассажиров, по известным им маршрутам. И мы - не исключение.

Уличная подсветка создаёт загадочные тени на лице Маши, пробегающие по её профилю и искажающие черты. Девушка, в этой причудливой игре теней, выглядит особенно таинственно и привлекательно. Заглядываюсь на неё.

Маша, почувствовав на себе пристальный взгляд, поворачивает голову, и, глядя на меня своими сапфировыми глазами, ослепительно улыбается.

– Всё будет хорошо, Юна. Я узнавала!

Конец седьмой заточки.

Дайто потерял остроту.

Сёто потерял остроту.

Восьмая заточка

Восьмая заточка - дайто и сёто.

Нью-Йорк. Дом Марии. Ночь на среду. ЮнМи.

Ночь - время для сна или, для любви. Но никак не для посиделок на террасе, в компании нескольких бутылок дорогущего вина, экспроприированного мной из хозяйских запасов.

Самой хозяйки нет дома. Шляется где-то. Она исчезла пока я, наслаждаясь покоем и тишиной, отмокал в ванне.

Вот, не любитель я длительных водных процедур. Обычно, довольствуюсь душем. А сейчас, как будто, подтолкнуло что-то забраться в горячую воду, предварительно, щедро сыпанув в неё ароматной соли из красивого пакета.

Когда подушечки моих пальцев приобретают вид сморщенных сухофруктов, выбираюсь из изрядно остывшей воды, и перемещаюсь в душ. Смываю соль с тела. Накинув халат, выхожу на террасу, заглядываю в гости к Маше. Пусто.

– Карл, где Мария?
– обращаюсь я с вопросом к дворецкому.

– Госпожи Лёр нет дома, - отвечает тот.

– Где она?
– продолжаю я допрашивать компьютер.

– Её местонахождение не подлежит разглашению, - напускает от тумана.

«Секретные делишки? Никак, очередной банк грабит? Интересно!» - терзает меня любопытство. Но выпытывать у Карла информацию, всё равно что, просить пощады у терминатора.