Дайте собакам мяса
Шрифт:
— Ах, это, — облегченно сказал Любимов, который, кажется, был уверен, что я заставлю его надеть темные очки и отправиться по следу преступника. — Контрамарки есть, конечно. Вам точно хватит пары? И у нас сейчас нет спектаклей, мы начинаем работать в конце августа.
— Знаю, — кивнул я. — Открытие сезона, переполненный зал… двух контрамарок на этот праздник жизни вполне достаточно. Известно, что будете представлять?
— «Доброго человека», конечно, — слегка покровительственно откликнулся он. — У нас это традиция, с этого спектакля театр начинался.
Он покопался
— Все первые ряды на эту дату уже распределены, — как-то виновато сказал Любимов. — Сам понимаешь…
Ну да, горком, ЦК, министерство — ну и наше ведомство. Да и МВД наверняка в стороне не стоит.
— Этого вполне достаточно, спасибо вам огромное, — искренне сказал я.
Я был уверен, что контакт Лёшки вполне может посидеть и на балконе — и остаться абсолютно счастливым. Но предлагать такое Любимову я не стал. Он и так сделал максимум возможного.
— Надеюсь, что этого достаточно… — сказал он. — Ради Танечки — ты только скажи, что нужно, в кровь расшибусь. А у вас… у вас всё серьезно?
Я не знал, что Татьяна рассказала Любимову, когда разговаривала с ним перед отъездом, но вряд ли ей тогда потребовалось много слов. На тот момент мы с ней встречались трижды, и она даже не знала, как я встречу её в далеких и страшных Сумах.
— Я же сделал ей предложение, Юрий Петрович, и она сказала «да», — сказал я. — Два месяца — слишком мало, чтобы делать какие-то выводы. Но наша дочь родится в полной семье. А там… как Бог даст.
— Уже знаете пол ребенка? — недоверчиво спросил Любимов.
— Я бы хотел девочку, — улыбнулся я. — Но и мальчику буду рад.
* * *
— … а потом он запал на Юльку, дочку самого председателя райкома…
— Ты говорил — райисполкома, — перебил я словесный поток «Мишки».
Этот агент мне достался по наследству от Орехова, и был для него очень ценным источником различных сплетен в музыкальной среде, которые очень выгодно смотрятся в отчетах, но никакой реальной ценности не представляют. Он был певцом, иногда выступал в «сборниках», подобных тому, на котором я оказался в Сумах вместе с Семичастным, но чаще пел по ресторанам высочайше одобренный репертуар. Последний раз я с ним встречался ещё до отъезда, Максу не передавал, поставив этот контакт на консервацию. Впрочем, агентам таких слов знать не полагалось.
— А, точно, вечно их путаю, — повинился «Мишка».
— Райком — это партийный орган, а исполком — это Советы депутатов, — наставительно пояснил я. — То есть этот Багров охмурил дочку высокого советского работника?
Мне это было глубоко фиолетово, но текущей работы с меня никто не снимал, хотя Денисов милостиво разрешил мне не писать объяснительную по поводу провала с выполнением плана мероприятий на первое полугодие и не сочинять новый — на второе. Но посоветовал подтянуть «хвосты», чем я и занимался на лавочке в саду «Эрмитаж».
— Типа того, только что-то у них не сложилось,
разбежались быстро, кажется, даже до постели не дошло.— Повезло твоему Багрову, — ухмыльнулся я. — А что ещё происходит в музыкальной среде?
— Да много чего, — небрежно отмахнулся «Мишка». — Говорят, Макар опять без группы остался, но это вряд ли надолго… он умеет убеждать.
За Макаревича я особо не волновался, хотя меня так и подмывало встретить этого музыканта темной ночью в глухом переулке и сломать ему пару костей — так, чтобы он никогда не смог бы играть на гитаре. А потом с чистой совестью слить будущие песни «Машины времени» тому же Саве — не все, разумеется, но хотя бы «Поворот». Впрочем, я не был кровожадным гэбешником и силовые методы категорически не одобрял. К тому же перерождение этого «русского рокера» случится лет через сорок, не раньше. До этого он будет вполне лояльным гражданином — пусть не СССР, но независимой России. С Советским Союзом у него отношения начали складываться только в перестройку.
— О, слушай, — внезапно сказал «Мишка».
— Что там? — лениво уточнил я, мысленно приготовившись к истории ещё одного адюльтера, которого в биографии любого музыканта или артиста — как грязи.
— Тут про вашего говорили…
Я насторожился.
— Про нашего?
— Ну да, из Комитета, — подтвердил «Мишка». — Мол, увёл любовницу у Высоцкого, а его самого избил до полусмерти, когда тот пришел разбираться.
Я обреченно вздохнул.
* * *
В артистической среде тайны надолго не задерживались — в виде слухов они проникали в широкие народные массы, где получали мощную подпитку от любителей сплетен, у которых сейчас не было отдушин в виде желтой и желтоватой прессы или передачи господина Малахова. Поэтому я и не надеялся надолго скрыть наши с Татьяной отношения, но готов был делать всё, чтобы отложить момент, когда истинное положение дел узнают буквально все. Правда, что-то уже просочилось наружу — те анонимки, которые мне отдал полковник Денисов, свидетельствовали об этом лучше всего, — ну а слова «Мишки» были лишним тому подтверждением. И этот «Мишка» мог знать, что уже сейчас известно моим «доброжелателям».
— Откуда дровишки? — небрежно спросил я.
— Да все говорят, — безразлично отмахнулся он. — Даже перечислять не буду. Но новость уже ушла, в мае дело было, потом Высоцкий в ресторан в «Интуристе» приходил со знакомыми, а у него ни царапинки на лице — ну и утихло всё само собой. Наверняка же наврали…
— Не наврали, — чуть покачал я головой. — Вернее, наврали, но не всё. Любовница от него действительно ушла. А вот бить его никто не бил.
«Мишка» ненадолго задумался и даже почесал за ухом.
— О как, — сказал он. — Так что, ваши за ним действительно следят? А то тоже ходили слухи… правда, думаю, он сам их и распространял.
— Ты же понимаешь, что я не отвечу, — ухмыльнулся я. — Но скажу, что следить и не обязательно. Слухи действительно ходят, а он… считай, на особом счету, потому что жена — французская коммунистка. Была бы у тебя жена иностранка, ты бы тоже был на особом счету. Или если бы у меня была жена иностранка, я бы тоже был на особом счету. Не маленький, сам должен понимать.