Дедушка русской авиации

Новоявленные черпаки и деды рьяно взялись за дело, и Полторацкий теперь мог отдыхать — ему уже было не нужно сбивать в кровь кулаки, мотать нервы и драть горло, воспитывая подчиненных. В плане внутриказарменной организации труда и быта и «воспитательно-разъяснительной работы с молодым пополнением» все делали черпаки и деды, а непосредственно вкалывали караси, то есть, в ТЭЧ установился обычный расклад. С работой караси справлялись, тем более что летом пахоты значительно меньше, чем зимой. Как только Полторацкий заметил, что караси поняли службу, он отменил регулярные ночные построения и резко ослабил репрессии. В итоге ТЭЧ жила и работала как хорошо смазанный механизм.

Чтобы довести систему управления до полного совершенства, Полторацкий ввел институт «уполномоченных» — то есть, каждый призыв теперь руководился и управлялся Гошиным доверенным лицом. Дедов курировал Лада, черпаков — Гиддигов, карасей — Колоев. Сообразительный Турчанинов занялся в ТЭЧ агитпропом. Его разъяснительные мероприятия были направлены на предотвращение таких нежелательных явлений как стукачество, отлынивание от работы и неповиновение старшим. Особенное место в идеологической работе Турчанинова занимало поддержание института личной власти и авторитета Полторацкого. До культа личности в ТЭЧ было еще далеко, но фамилию «Полторацкий» в казарме начали произносить с придыханием. Соответственно, Турчанинов, как и Колоев, стал борзым карасем.

Дембеля уезжали один за другим. Каптера Курбатова сменил ловкий Маджидов, предварительно принятый в борзые караси. С делами толковый и оборотистый азербайджанец справлялся отлично, а его стремление к личной выгоде Полторацкий пресек образцово-показательной трепкой.

Май, в отличие от апреля, был серым, холодным, промозглым, безрадостным. Повседневную рутину скрашивали регулярные встречи с Наташей. Полторацкий с каждым днем привязывался к ней все крепче и крепче, и Наташа отвечала взаимностью. Мысль о грядущей женитьбе на Наталье Полторацкого не оставляла, а пример Марио Варгас Льосы говорил, что эта идея отнюдь не из разряда безумных. Черт возьми, причем здесь арифметика, если речь идет о настоящей любви!? Подумаешь, всего двадцать лет разницы!

Концерты по заявкам

В последнее время Гоша стал часто и надолго покидать ТЭЧ, поскольку принялся за реализацию плана захвата лидерства в гарнизоне. Некоторые подразделения сдались без боя — скажем, аэродромная рота, батальон связи и рота электро-газо-теплотранспорта, сиречь аэродромных спецмашин. С другими подразделениями, например, с вертухайской ротой охраны и «обычной» авторотой, пришлось повозиться. И, тем не менее, к лету весь гарнизон признал несомненный авторитет Полторацкого.

Отношения с гарнизонными подразделениям строились у Гоши, в основном, на практической основе. В аэродромную роту, где имелся купленный в складчину магнитофон, Игорь ходил обменивать и перезаписывать свои магнитофонные кассеты (музыка нужна была еще и для дела — например, во время ночных гонок Гоша врубал «тяжелый металл»). В грузовой автороте всегда имелась приличная еда (это было существенно, поскольку в паскуднейшей солдатской столовой Полторацкий решительно ничего не мог есть, кроме бутербродов, чая и кофе) и алкоголь, завозимый из Мурманска. Кстати, в автороте Полторацкого почему-то уважали особенно сильно — ротные караси даже начали отдавать ему честь. Это было явным перебором, поскольку в приличном авиагарнизоне честь отдается только непосредственным командирам и высшему командованию. Ведь, как известно, «где начинается авиация, там кончается субординация».

К Гоше зачастили гости из соседних рот. Визитеров Гоша встречал чрезвычайно радушно. В честь особо уважаемых посетителей Игорь устраивал целые представления. Чаще всего это были дискотеки (танцевали караси). Изредка — например, для дагестанского авторитета Хаджиева или лидера прибалтийского меньшинства Юстинайтиса, Гоша устраивал театрализованные представления.

Для этого в казарме ТЭЧ собирались все наличные творческие силы полка. Сержант Аблекимов мастерски показывал карточные фокусы, Турчанинов пел под гитару похабные частушки, а в качестве чтеца-декламатора бессменно выступал Бегичев, знавший огромное количество стихов, но чаще всего исполнявший любимого Игориного Маяковского. На ниве декламации блистал и маленький комичный киргиз Турсунбеков, читавший отрывок из книги Свядоща «Женская сексопатология», посвященный хронической фригидности (ценную книженцию Полторацкий вывез из госпиталя). Вскоре Турсунбекова сменил эстонец Кокла, понимавший суть проблематики и пересказывавший сухой академический текст своими словами. Зрители плакали.

Заключало гала-концерт, как правило, выступление карася из первой эскадрильи Мукимова. На гражданке Мукимов учился в Ташкентском институте культуры на отделении узбекского фольклора, у парня был явный талант. Национальные песни Мукимов исполнял здорово — страстно, громко и пронзительно, сопровождая искусной игрой на гитаре (домры, увы, в ТЭЧ не нашлось). Особенно удавались Мукимову хорезмские песни, которые Полторацкий и Турчанинов считали чистой психеделией, а суровый Хаджиев — высшим проявлением искусства.

Фляжка — признак эпидемии

К концу мая поселок и близлежащие сопки практически очистились от снега. Только самая высокая, так называемая «четыреста восьмидесятая» (высота — 480 метров) хранила на своем северном склоне огромное снеговое пятно. Во второй половине месяца солнце, наконец, вышло из-за обложных свинцовых туч и за горизонт уже не заходило. На солнцепеке было тепло, почти жарко. Солдаты сняли с себя теплое белье, шапки-ушанки и меховые куртки, одели майки-трусики, хэбешки и пилотки.

…Полторацкий в новом элегантно ушитой ярко-зелено-блестящей форме (так называемой «стекляшке») и сдвинутой набок пилотке бодро шагал по объездной дороге по направлению к лазарету. Дабы не засекли, Гоша сделал большой крюк, обогнув поселок справа. Под ногами хрустел песок (после схода снега Кирк-Ярве оказался сплошь песчаным, прямо Каракумы какие-то). По обе стороны дороги голубели лужицы, лужи, озерки и озера — водоемов разного размера здесь были тысячи.

Наташа, как и всегда, приходу Игоря обрадовалась, но в объятия не бросилась.

— Посиди, я сейчас. — Наташа кивнула Полторацкому на диванчик и углубилась в свои записи.

Холодноватый прием! Впрочем, у Наташи много работы — в гарнизоне опять появился гепатит. О приходе этого эпидемиологически опасного заболевания солдаты узнавали по простой примете: если им выдавали фляжки, значит, кто-то заболел гепатитом. Фляжки нужно было использовать в качестве индивидуального стаканчика. Командование гарнизона боялось гепатита как огня. В 1984 году в гарнизоне случилась эпидемия — гепатитом группы А заболела почти треть солдат и офицеров. Батальон связи превратился в полевой госпиталь и эвакопункт. Больные лежали вповалку — их не успевали отвозить в город.

Последняя встреча

Наташа закончила писанину, аккуратно сложила бумаги в ящик стола и присела рядом с Игорем.

— Мне нужно сказать тебе одну очень важную вещь.

— Слушаю тебя.

— Видишь ли, Игорь, это …последняя наша с тобой встреча.

— То есть?

— Послезавтра я уезжаю. Завтра беру расчет, оформляю документы, а послезавтра уезжаю. Вещи уже практически собраны.

— Куда ты уезжаешь? Зачем? На сколько?

— Я уезжаю в свой родной город. Помнишь, я тебе рассказывала? Немировскому дали перевод — он будет работать в госпитале при Военно-медицинской академии, которую когда-то заканчивал. Представляешь, какая удача! Нам страшно повезло! Жизнь возвращается на круги своя! Я написала Гуревичу — он меня, оказывается, помнит, и с ходу пригласил работать на кафедру! Он уже, правда, не заведующий, а профессор-консультант, но его слово на кафедре по-прежнему решает все. И еще Гуревич написал мне в ответном письме, что если я буду старательной девочкой (это он по старой памяти называет меня девочкой), то через два года под его руководством смогу защититься! Я буду кандидатом наук! Представляешь себе, как все здорово складывается! Ну почему ты молчишь? Ответь!