Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)
Шрифт:
Однако ничто и никогда не сравнится с тем, что это я подвел ее к первому оргазму. Это было ошеломляюще – то, как ее тело напряглось, а потом затряслось, и как она резко подалось вперед. Она выгнула спину и задержалась так на несколько секунд, будучи в этот момент почти полностью парализованной, прежде чем издала гортанный стон. Он был громким, громче, чем я, черт возьми, когда-либо ожидал услышать из ее уст, и я немедленно прижал свои губы к ее, пытаясь заглушить звук, потому что всего на один этаж ниже нас находились гребаные люди. Я знал, что с моей стороны было чертовски глупо вытворять это дерьмо в доме моего отца и разбудить его, но я, блядь, просто не думал об этом в то время, все, что меня тогда волновало – это доставить ей удовольствие. И я не ожидал,
В моей жизни было много секса, больше, чем я когда-либо смог бы сесть и подсчитать, и за эти годы я испытал множество сраных оргазмов. И никогда я не был с девушкой, которая не кончала бы со мной – в этом я был дьявольски хорош. Но ничто – и я действительно имею в виду гребаное ничто – и никогда не было столь же эротичным и доставляющим столько удовольствия, как смотреть за тем, как Изабелла достигает наивысшей точки и взрывается в самой ее кульминации. За тем, как ее лицо искажается от мучительного наслаждения и за тем, как офигенно красиво было ее содрогающееся тело. Она и пальцем не задела мой член, но я морально чувствовал, что только что пережил единственный в своей жизни половой акт, в котором я был лишь наблюдателем.
Однако, в физическом плане это были совсем другие ощущения. Физически я пребывал в гребаной агонии. Я не привык быть тем, кто не кончает.
И это все еще было совершенно ошеломительным, почти нереальным. Я сидел, наблюдая за движениями ее обнаженной спины, когда она глубоко вздохнула во сне, все еще пытаясь смириться с тем, что я чересчур быстро перешел к делу. Я не мог даже толком сказать, чем это было вызвано; казалось, что это пришло из ниоткуда, и мы оба просто поняли, что пора двигаться вперед.
И то, как она почти таяла, когда я говорил с ней по-итальянски, было невероятно. По ее телу пробегали мурашки, когда я щекотал ей кожу, говоря сексуальные словечки на иностранном языке. Она не могла понять, что я говорю, но казалось, что ее тело понимает, отзываясь на них должным образом. Я, мать вашу, вообще перестану говорить по-английском и стану придерживаться итальянского, если она постоянно будет реагировать таким образом, в чем я был чертовски уверен.
Я спокойно смотрел на нее в темноте, мой член еще некоторое время пульсировал, и требовал найти освобождение для себя в скором времени. Изабелла начала бормотать во сне, очевидно, видела какой-то сон, а я улыбнулся, когда услышал свое имя, скатившееся с ее губ. Она снова говорила это дерьмо каждую ночь, и время, когда она говорила обо мне во сне, все так же было моим самым любимым за весь гребаный день. Я до сих пор не спросил ее, что она видела во сне, что заставляло ее говорить обо мне, но это лишь потому, что какая-то маленькая частица меня не хотела знать. Я боялся, что это окажется чем-то дьявольски тривиальным и испортит мне то искреннее воодушевление, которое я испытывал при этом, желая, чтобы на самом деле она, черт возьми, фантазировала обо мне.
Я взглянул на будильник, стоящий на столе и увидел, что уже чуть более двух часов ночи. Я все еще был крайне утомлен, но ведь проснулся я от все тех же непродолжительных вспышек уже ставших привычными кошмаров, и поэтому не хотел прямо сейчас снова закрывать глаза из страха, что они вернутся. Я не хотел, чтобы эта проклятая ночь была испорчена какими-то кошмарами, я был на гребаном седьмом небе и не хотел сегодня иметь дело с этими демонами. Через минуту я встал и тихо подошел к двери, случайно наткнулся на что-то на этом треклятом полу и упал. Дааа, моя гребаная комната давно не прибиралась, и нам просто необходимо в ближайшее время сделать что-то с этим дерьмом. Может быть, я, блядь, даже приберусь в ней завтра и позволю ей помочь, если она захочет, но я не смогу просто сидеть сложа руки, и смотреть своей ленивой задницей, как она сделает это за меня. Проклятье, это просто-напросто было неправильно.
Я
матерился, так как мой большой палец начал пульсировать от удара обо что-то, и, подойдя к двери спальни, открыл ее. Я вышел в коридор, тихонько прикрыл дверь, и направился по ступенькам вниз. Оказавшись в холле, я подпрыгнул, когда поднял глаза и увидел человека, стоящего в дверях на кухню, и схватился за грудь, потому что был застигнут врасплох и мое сердце заколотилось. Я, мать твою, не ожидал, что в этот час кто-то еще на ногах, и еще меньше планировал нарваться на своего проклятого отца.– Иисус, мать твою, Христос, папа! – зло сказал я. – Ты напугал меня! – мой отец вздохнул и покачал головой, глядя на меня с легким раздражением.
– Следи за своим языком, – сказал он многозначительно. Он ненавидел, когда я говорил то, что он называл «кощунством», потому что, по всей видимости, убивать было, черт побери, нормально, а вот упоминать всуе имя Господне было сраным грехом, который он ну никак не мог стерпеть. – И, может быть, если бы ты поработал над своей наблюдательностью, люди не смогли бы застать тебя врасплох, – быстро добавил он. Я закатил глаза.
– Да ладно, – пробормотал я. И направился на кухню, а он отодвинулся, чтобы пропустить меня. Я подошел и, открыв шкафчик, вынул стакан. Открыв холодильник, я схватил кувшин с апельсиновым соком, достал его и налил в стакан. Поставив кувшин обратно в холодильник, я повернулся и увидел, что отец стоит в дверях и смотрит на меня с любопытством. Я закрыл дверцу холодильника и наклонился на барную стойку, отпивая из стакана.
– Бессонница? – cпросил он через минуту, поднимая брови. Я пожал плечами и отпил еще.
– Наверное, можно и так сказать, – ответил я. Он кивнул.
– Снова кошмары? – cпросил он нерешительным голосом. Я вздохнул.
– Если ты спрашиваешь меня, вижу ли я их до сих пор, то да, – сказал я, немного раздраженный тем, что он вслух сказал об этом дерьме, тогда как я не был в настроении сейчас это обсуждать. По выражению его лица я мог с уверенностью сказать, что он искренне переживал, а потому я постарался сохранять спокойствие, не желая рявкать на него, когда он всего лишь пытается, мать твою, вести себя по-отечески или что-то в этом роде.
– Ты же знаешь, что мы можем снова посадить тебя на Тразодон (препарат в таблетках, который используется для лечения серьезной депрессии, не вызванной другими препаратами, алкоголем или сильными стрессами (такими, как смерть близких); несовместим с алкоголем. Среди побочных действий: бессонница, дезориентация, обмороки), если хочешь, – предложил он. Я медленно покачал головой и выпил еще немного сока.
– И снова, блядь, сделать из меня психа? Нет, спасибо, я пас, – пробормотал я. Последний раз, когда я принимал это дерьмо, оно избавило меня от кошмаров, но я начал вести себя как гребаный Джокер из Бэтмена, постоянно ржал, как маньяк, безо всякой причины, и был безрассудным до того, что был почти на грани чертова самоубийства. Он также торкал меня и в сексуальном плане, усилив мою потребность трахаться, и я стремился делать это постоянно, заводясь от любой гребаной вещи, но неважно, что я делал, я просто не мог кончить. Это дерьмо было пыткой, я не получал от него никакой помощи. Он кивнул, что понимает, а я вздохнул. – Ну, так, а ты почему встал? – спросил я, прежде чем он мог сказать еще хоть слово о моих кошмарах, потому что не хотел больше говорить о своих бредовых проблемах.
Он покачал головой. – Я должен подготовиться к поездке в Чикаго, – сказал он, и нотки раздражения вновь зазвучали в его голосе. Мои глаза слегка расширились от удивления.
– Сейчас? – спросил я в недоумении. Он кивнул. – Я не знал, что тебе нужно быть в Чикаго в эти выходные.
Он пожал плечами. – Также как и я, до тех пор, пока не позвонил твой крестный, примерно двадцать минут назад. Я должен был лететь в следующие выходные, чтобы мы могли принять к нам нескольких человек, но, видимо, возникла проблема с русскими, поэтому перенесли на эти выходные, чтобы переговорить с некоторыми из них.