Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
– Так её же нет теперь! – сказал Трофим.
– Ну да, – расстроенно ответил Клим. – Всё верно…
И задумался. Трофим тоже молчал и думал: только он войдёт в покойную, Зюзин сразу спросит: а где кочерга, чем будем народ испытывать? Что ответить? Нечего! И на кол! И это не скорая смерть! Вон, в прошлом году один сидел, так ещё назавтра живой был, постанывал… Трофим сердито вздохнул. Но тут же подумал, что вот если бы он сразу подскочил да Клима сонного – шилом, ведь это ж Клим украл, кому еще, и вот его за это шилом, шилом, а после в дверь и к лестнице, и на крыльцо, там бы его сразу бердышом по лбу – и поминай, как звали. Вот как скоро!
Вдруг дверь широко распахнулась. В двери стоял некто в богатой шубе и высокой шапке, сразу видно – государев ближний человек, а за ним стрельцы, с десяток. С бердышами. Но не бежалось на них почему-то, на быструю смерть. Трофим сидел как приклеенный.
– Который из вас Пыжов? – спросил ближний государев человек.
Трофим встал, снял шапку.
– Пойдёшь с нами.
Трофим поклонился. Ближний государев человек развернулся, стрельцы расступились. Трофим пошёл к двери, оглянулся на Клима. Клим его перекрестил. Трофим опять развернулся и пошёл вслед за ближним государевым человеком и его стрельцами. Куда они его ведут, Трофим не мог даже представить.
35
В переходе, как всегда, было темно, воняло луком, прелыми овчинами. И теснотища, конечно. Зюзин что-то вынюхал, думал Трофим, или уже узнал про кочергу, или его люди её украли и отнесли ему, а он теперь хочет потешиться. Пусть тешится!..
И это – всё, больше ни о чём не думалось. Трофим просто шёл и молчал.
Но прошли они тогда немного – повернули к медному крыльцу, а через два поворота подошли к знакомой двери. Возле неё стояли рынды с золочёными алебардами. Как только Трофим увидел эту дверь, у него внутри похолодело. Ближний государев человек строго сказал:
– А ну!
Рынды сразу расступились. Ближний государев человек сам открыл дверь и подтолкнул Трофима. Трофим зашёл – и тот человек за ним зашёл.
Как Трофим и ожидал, это были те самые сенцы, за которыми два дня тому назад лежал царевич. Он и сейчас там, похоже, лежал, потому что из двери оттуда крепко тянуло зельями и жженьями. Трофим снял шапку и перекрестился. В сенях, как и в прошлый раз, сбоку, возле напольного креста, стояли на коленях монахи, их было трое. Они тихо молились. Там же, при кресте, мерцали свечи. Дверь к царевичу была полуоткрыта, за ней тоже был виден свет. Но ничего оттуда слышно не было. Ближний государев человек, строго погрозив Трофиму, с опаской прошёл в ту дверь. Трофим вслед ему перекрестился и начал читать Отче наш. В прошлый раз он читал долго, раз десять, не меньше.
А только дошёл до «царство и сила», как ближний государев человек вернулся, подошёл к Трофиму и чуть слышно велел заходить. Трофим медленно пошёл к двери. В прошлый раз возле неё тоже стояли рынды, как и при входной двери, а теперь их там не было. Может, и царевича там уже нет? Или он уже преставился?..
Нет, тут же подумалось, какая суета бы тогда сразу началась! А так вон какой покой. Вот с такими мыслями Трофим вошёл в ту маленькую, почти без окон, горенку. Дышать там было нечем, столько там было всего накурено, трав всяких. И дыму от них было столько, что Трофим не сразу рассмотрел царевича.
Тот лежал на прежней мягкой лавке и был укрыт до самой головы. Лицо у него было белое-белое, а с левой стороны уже даже немного синюшное. Трофим сразу подумал: залечил колдун! И обернулся.
Колдун, или доктор Илов, или, правильнее, Эйлоф, стоял немного в стороне. Эйлоф, сразу было
видно, крепко спал с лица, нос заострился, глаза провалились. Но смотрел дерзко!– Что… – начал было Трофим, но тут же сбился, потому что почуял, что за Эйлофом ещё кто-то стоит. Трофим повернулся туда и увидел троих. Эти трое стояли в тени. Трофим присмотрелся и узнал: первым стоял Годунов. А как же без него? – подумалось. За Годуновым – Бельский. Бельский ведал Аптекарским приказом, это ясно, и ещё поп какой-то, Трофим его не узнал.
– Говори! – напомнил Годунов. – Чего замолчал? Говори.
– А что теперь?! – сказал Трофим. – Раньше надо было говорить.
И опять повернулся к царевичу. Царевич смотрел на него. Глаза у царевича сильно слезились, он моргал, слезинки катились, а глаза опять слезами наполнялись. Надо было промывать глаза. Чего же они так, думал Трофим, или нарочно залечили, что ли? Никого он теперь не узнает.
Но царевич вдруг сказал:
– А я тебя видел. Ты приходил сюда.
Голос у царевича был слабый, Трофим едва расслышал. Царевич приготовился ещё сказать, но сил не хватало, он облизнул губы. Трофим наклонился ниже…
Но его оттолкнул Годунов, наклонился над царевичем и быстро-быстро заговорил:
– Батюшка-царевич! Отец наш родной! Только скажи…
Царевич поморщился, сказал:
– Уйди.
Годунов отпрянул. Царевич уже громче повторил:
– Уйди! Кому я говорю!
Годунов шагнул к двери. Царевич свёл брови. Годунов вышел за дверь. Царевич строгим голосом спросил:
– Кто здесь ещё есть? Ну?!
Бельский выступил вперёд.
– Уйди! – велел царевич.
Шагнул Эйлоф. Царевич прогнал и его. Шагнул поп. Царевич усмехнулся и сказал:
– А ты, Феодосий, останься.
А, подумал Трофим, вот кто это – поп Феодосий, царский духовник. Поп подошел к двери, прикрыл её. Царевич опять посмотрел на Трофима и сказал почти обычным голосом:
– Я знаю. Тебя из Москвы призвали. Ты спрашивал, чем меня били. Так?
Трофим кивнул – так.
– И я сказал, что я не видел, – продолжил царевич. – Потому что сзади били. Так?
Трофим опять кивнул. Царевич посмотрел на Феодосия, сказал:
– Скрывал я. Грех на мне.
Феодосий согласно кивнул.
– Велик ли этот грех? – спросил царевич.
– Нет, – ответил Феодосий. – Ты же не ради себя согрешил.
– Не ради. Да, – сказал царевич, улыбаясь.
Опять посмотрел на Трофима. Сказал:
– С правой руки меня убили. Посохом.
Трофим молчал. А в груди у него всё горело! Вот оно как, подумалось, вот так!..
А царевич тихо засмеялся и спросил:
– Чего не спрашиваешь, кто убил?
Трофим опять промолчал. Стоял, боялся посмотреть на Феодосия.
– Червь ты! – громко сказал царевич. – Я ради чего велел тебя сюда призвать? Чтобы ты моё покаяние принял. А ты червь! Что тебе Васька Зюзин скажет, то ты и повторишь! Червь! Червь! И все черви! И я червь! Оробел! А надо было… А…
И он весь изогнулся, дёрнулся и попытался встать, но сил в нём уже не было, его только трясло. Феодосий кинулся к нему, прижал ладонь ко лбу, начал шептать:
– Иванушка, Иванушка! Христос с тобой! Господь милостив, Иванушка…
И царевич понемногу успокоился. Его перестало трясти. Лицо у него от пота было мокрое, все в красных пятнах, а у левого виска всё синее… Но он опять заулыбался, осмотрелся, увидел Трофима и моргнул. Феодосий с умилением сказал:
– Признал, слава Тебе, Господи!