Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12

– Доволен, – отозвалась Екатерина, сердясь на Генриха за уклонение от темы. – Я уже получила известие, что она устроилась там и все идет хорошо.

Дай Бог, чтобы Великое дело благополучно разрешилось прежде, чем оно неблагоприятно скажется на принцессе. Ей сейчас двенадцать, она достаточно выросла, чтобы выйти за герцога Орлеанского, хотя теперь разговоры о ее замужестве поутихли: пока Генрих хочет аннулировать свой брак, статус Марии под вопросом. Принцесса, конечно, была уже вполне способна понять, что происходит. Екатерина и Маргарет Поул делали все возможное, дабы оградить ее, тем не менее страна кишела слухами, и было бы чудом, если бы Мария не услышала хоть каких-то разговоров.

– Будем надеяться, скоро болезнь утихнет и мы снова увидим ее, – сказала Екатерина.

Она не любила разлучаться с Марией, особенно в таких обстоятельствах. Мучительное желание быть рядом с дочерью неотступно преследовало ее.

– Оставим это. – Генрих сглотнул. – Кейт, давайте на время забудем о наших разногласиях и подождем, какова будет Господня воля в этом деле.

– Хорошо. А что скажет госпожа Анна?

– Она… она не согласна, – признался Генрих. – Кейт, насчет Анны вы все не так понимаете.

– Как вы можете такое говорить? – удивилась Екатерина. – Разве я хотя бы раз жаловалась на нее или осуждала ее? Я обращаюсь с ней уважительно ради вас.

Генрих пожал плечами:

– Она может смотреть на это иначе. Но не в том дело. Я хочу, чтобы вы знали: она обладает качествами, которые сделают ее хорошей королевой. Она добродетельна, поверьте мне, что бы о ней ни говорили люди.

Екатерина выпятила губы:

– Все говорят, что она ваша любовница.

– Нет, Кейт. Именно это я и пытаюсь объяснить вам. Я, как никто другой, могу заверить вас в ее непорочной девственности. Она происходит из благородного семейства королевских кровей; она хорошо образованна и очевидно способна к вынашиванию детей.

– Учитывая ее непорочную девственность, откуда вам это знать?

Екатерина не собиралась ссориться с Генрихом, но не могла сдержаться, хотя сама понимала, что ее слова звучат язвительно.

– Она молода.

Это было жестоко и вызвало Екатерину на новую колкость.

– Она старше, чем была я, когда мы поженились. И она провела немало лет при французском дворе, а он известен распутством. Говорят, ни одна фрейлина не покидает его девственницей. Госпожа Анна воистину должна быть исключительной женщиной.

– Кейт, мне неприятны ваши намеки.

Щеки Генриха порозовели, и это должно было послужить предостережением для Екатерины, но взыграла ее гордая испанская кровь.

– Я ни на что не намекаю! Женщина, которая принимает ухаживания женатого мужчины и крадет мужа у другой женщины, быть добродетельной никак не может!

– Кейт, я вам не муж! – зло заявил Генрих.

– А я говорю – муж! Пока это подтверждает папа, госпоже Анне лучше не возноситься в мечтах. И вы тоже не правы, напрасно вы подкрепляете ее надежды, потому что ее ждет жестокое разочарование!

– С меня хватит! – рявкнул Генрих и встал.

– Генрих, почему вы так поступаете с нами?! – воскликнула Екатерина. – У нас прекрасный брак, а вы рушите его и разбиваете мне сердце! – Громкое, душераздирающее рыдание вырвалось из ее груди, она больше не могла сдерживаться. – Моя печаль еще сильнее оттого, что я так сильно люблю вас!

– Вам прекрасно известно, почему я так поступаю, – холодно ответил Генрих. – Вы просто не хотите ничего слышать, да? Не хотите понять.

– Могу сказать то же самое о вас! – возразила Екатерина, утирая глаза.

Когда она подняла взгляд, дверь с грохотом захлопнулась. Генрих ушел.

Вечер прошел невесело, хотя Екатерина и пыталась ради фрейлин держаться бодро. Она боялась, что упустила единственную в своем роде возможность для примирения с Генрихом. В конце концов, ведь он пришел, готовый делить с ней стол и ложе, пока папа не скажет своего последнего слова, пусть и ошибался в своих ожиданиях. Екатерина молилась о том, чтобы Климент не затягивал с решением.

Вечером она искала свой псалтырь и наткнулась на книгу, которая заставила нахмуриться Анну Болейн. Ну разумеется. Это был старый молитвенник королевы Елизаветы, в котором Генрих написал в то незабвенное лето, когда весь мир был юн и прекрасен: «Я Ваш навеки». «Анну он никогда так не полюбит», – сказала самой себе Екатерина.

К ее удивлению, в эту ночь Генрих пришел к ней в постель. При виде супруга, входящего в дверь ее спальни со свечой в руке и в дамастовой накидке поверх ночной сорочки, сердце Екатерины подпрыгнуло от радости. Как давно, как давно этого не случалось…

– Кейт, – сказал он, – я человек прямой. Может быть, я был немного груб вечером. Но я подумал: люди там умирают сотнями и мы не должны враждовать.

– Да, не должны, – согласилась Екатерина.

Ей очень хотелось, как бывало, распахнуть объятия навстречу супругу, но она сомневалась, стоит ли. Чего он от нее ждет? Это просто для вида? Или он не забыл ночи любви, которые они провели вместе, и понял, что хочет быть с ней, несмотря ни на какие разногласия?

Генрих подошел к кровати, поставил свечу, сбросил накидку и забрался в постель рядом с Екатериной. Потом он лег на спину, вперил взгляд в балдахин и взял ее за руку.

– Кейт, – произнес он, – в Кенте есть одна женщина, монахиня, про которую говорят, будто у нее есть пророческий дар. Она утверждает, что у нее бывают видения.

– Элизабет Бартон, – сказала Екатерина, надеясь, что этот разговор не единственная цель визита Генриха.

– Вы ее знаете?

– Знаю. Она спрашивала, не повидаюсь ли я с ней, и я, конечно, отказалась.

Эта женщина напророчила, что, если Генрих оставит свою законную жену, он больше не будет королем и умрет смертью виллана. Екатерина понимала, что ей ни в коем случае нельзя рисковать: не должно быть ни малейшего намека на ее связь с источником таких опасных идей.

– Это очень мудро, Кейт, очень мудро. Она помешанная, и ее проповеди – измена. А люди доверчивы, и, если она будет упорствовать, придется с ней разобраться.

– Молюсь о том, чтобы она уразумела ошибочность своих действий. Она говорит как простая заблудшая душа.

Наступила тишина. Они немного полежали без движения, потом Генрих пожелал ей спокойной ночи и отвернулся. Когда он начал тихо посапывать, слезы оросили подушку Екатерины. Он пришел к ней лишь для вида. На самом деле ничего не изменилось. Лучше бы он вообще не давал ей надежды.

– В Лондоне сорок тысяч заболевших.

Лицо Генриха было серым. Екатерина перекрестилась.

– Несчастные души, – пробормотала она. – Молю Бога, чтобы с Марией было все в порядке!

– Не бойтесь, благодарение Господу, в Хансдоне и окрестностях случаев потницы не было, – торопливо и горячо проговорил Генрих.