Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12

В декабре двор переехал в Гринвич. Генрих продолжал делать вид, что между ним и Екатериной все хорошо. Он вел себя безупречно, ведь Кампеджо наверняка регулярно строчил отчеты в Рим. Посещал супругу почти каждый день ближе к вечеру, как было заведено уже давно, обедал и ужинал с ней и даже иногда проводил ночи в ее опочивальне.

– Вы понимаете, Кейт, исповедник запретил мне прикасаться к вам, пока не разрешится мое дело, – сказал Генрих.

Они лежали на просторном ложе на расстоянии вытянутой руки друг от друга. «Удобный предлог», – подумала она, стараясь подавить в себе жажду еще раз испытать любовную близость. В молодые годы Екатерина думала, что с возрастом это пламя затухает, но нет, языки его были такими же жгучими, как прежде. Страсти никак не стихали в душе. Генрих был так близко и оставался для нее запретным плодом – ах, как это было досадно! Особенно притом что недуг, имевший неприятные королю признаки, давно прошел.

Однажды Екатерина не выдержала, терпеть это и дальше было невозможно – слезы заливали подушку, и остановить их никак не удавалось. Она невольно повернулась к Генриху, ища утешения, но он выставил в сторону руку и загасил ее порыв. Потом вылез из постели и накинул ночной халат. Огонь потух, и пепел остыл. Екатерина слышала, как Генрих шарит в поисках свечи.

– Кейт, – раздался из темноты его голос, – разве вы не понимаете, какие опасные последствия ожидают меня, если я приму вас как свою жену?

– Я уже сотню раз говорила вам, что ваша совесть может быть спокойна, – отозвалась она, безмерно задетая тем, что он ее отвергает.

– Моя совесть тут ни при чем, дело во мне самом. Я удерживался от упоминаний об этом, боясь смутить вас, но у вас какое-то женское заболевание, и я опасаюсь заразиться. А потому простите меня, но я решительно намерен никогда больше не ложиться с вами в постель.

Екатерину это заявление просто убило. Ей было не найти слов, чтобы возразить – нет, она не больна, она выздоровела, избавилась от своего недуга. Это было настолько унизительно, что описать нельзя, и надрывало сердце. Теперь Екатерина сожалела, что так долго не могла набраться храбрости и посоветоваться с кем-нибудь из своих врачей. Она понимала: для Генриха вполне естественно испытывать отвращение к ее тайным недомоганиям, хотя она была почти уверена: ее болезнь не заразная, просто неприятная. На самом деле она даже мимоходом подумала, не является ли этот ее недуг корнем постигшего Генриха духовного кризиса. Но зачем же проявлять такую грубость?

Ей стало легче, когда за Генрихом тихо затворилась дверь. К счастью, он не зажег огня и не увидел, как пылают ее щеки. Тем не менее она продолжала плакать о своей утраченной любви и обливаться слезами стыда. Будет ли еще когда-нибудь между ней и Генрихом любовь и нежность?

После той ночи король стал реже приходить в ее покои и к ее столу. Вскоре выяснилась и причина этого: госпожа Анна была помещена в Гринвиче в очень милых покоях рядом с покоями короля.

Мария бушевала:

– Этой шлюхе дают деньги на содержание более роскошного двора, чем был у вашей милости!

– Мне кажется, они стараются постепенно приучить людей выносить ее, чтобы, когда великое событие свершится, оказываемые ей почести не посчитали странными, – заметила Мод.

– Думаю, люди оценивают ее по достоинству, – сказала Екатерина.

– Они ее ненавидят и ненавидели бы еще сильнее, если бы обладали властью! – заявила Мария. – Когда эта женщина отправляется на барке в Лондон, ей кричат: «Анка Буллен не будет нашей королевой! Не хотим Анку Буллен!» Мое сердце ликует, когда я слышу это!

– Единственное, отчего может возликовать мое сердце, – сказала Екатерина, – так это справедливое решение по делу короля. Но я не надеюсь, что оно будет вынесено в английском суде. Не могу понять, почему все так долго откладывается и отчего папа не может подтвердить законность разрешения. Ожидание меня просто убивает.

– Говорят, госпожа Анна тоже устала ждать, – вставила Гертруда Блаунт.

– Еще бы не устать! – проворчала Элизабет Стаффорд, которая, хотя и приходилась Анне теткой, терпеть ее не могла. – Ей почти двадцать восемь, уже далеко не юная дева.

– Я слышала, она вечно жалуется королю, и, очевидно, между ней и Уолси нет ни капли симпатии, – сказала Маргарет. – По какой-то причине она его ненавидит.

Екатерина вспомнила разгневанную девушку, которую лишили возлюбленного. Но ее обручение с Перси разорвал не один Уолси; кардинал выполнял распоряжения короля. Знает ли об этом Анна? Скорее всего, ее настроили против Уолси аристократические родственники Говарды.

Рождество выдалось невеселое. Трудно было почувствовать обычную в это светлое время радость, так как ум Екатерины тяготило множество забот. Уолси и Кампеджо были почетными гостями короля, однако Уолси отчетливо ощущал, что над его головой сгустились тучи. Приветствия Генриха были не такими сердечными, как прежде, и однажды за столом он, понизив голос, злобно заговорил со своим бывшим другом, с тем человеком, который когда-то считался безупречным в любом возможном деле. Напряженная атмосфера царила и на турнирах, и на банкетах, и на маскарадах, которые устраивали, по видимости, для развлечения кардиналов.

Для Екатерины единственным удовольствием было проводить время с дочерью: Мария приехала ко двору из Хансдона на праздники. Генрих вел себя как гордый и любящий отец и уделял Марии много внимания. Но Екатерина не раз замечала, с какой настороженностью и недоверием обращено к отцу маленькое серьезное личико дочери. Разумеется, девочка, хотя ей было почти тринадцать, уже что-то слышала о Великом деле.

Екатерина спросила Маргарет Поул, говорила ли Мария об этом когда-нибудь.

– Нет, мадам, и я не в том положении, чтобы поднимать этот вопрос. Я старалась как могла защитить ее милость от досужих сплетен, и ее двор строго предупрежден, но люди все равно болтают. Вы хотите, мадам, чтобы я поговорила с ней?

– Нет, Маргарет. Я сама.

Однажды утром Екатерина отвела Марию в сторонку и усадила:

– Думаю, вы уже слышали что-нибудь о так называемом Великом деле короля? – мягко спросила Екатерина.

Мария сглотнула:

– Да, мадам.

– Вас это не должно беспокоить. Ваш отец испытывает некоторые сомнения относительно разрешения на брак, данного папой Юлием, но папа Климент разбирает дело и прислал сюда кардинала Кампеджо, чтобы тот изучил этот вопрос вместе с кардиналом Уолси. Я не сомневаюсь в том, что вскоре все проблемы будут решены и его милость успокоится.

Екатерина думала, что справилась с задачей довольно хорошо, и если Мария наслушалась каких-нибудь более страшных историй, то слова матери успокоят ее. Однако Мария заговорила:

– Но мой отец хочет жениться на госпоже Анне Болейн.

Это был не вопрос, а утверждение. Разумеется, ребенок не мог оставаться слепым и глухим к тому, что происходит при дворе. Генрих о дочери не думал и не делал попыток беречь ее чувства.

– Если папа признает наш брак незаконным, тогда, разумеется, король сможет жениться снова, и ему хочется понять, будет ли госпожа Анна хорошей королевой.

Так говорил сам себе Генрих, но для постороннего уха это звучало неубедительно.

– Но в ней нет ничего королевского, и она не слишком любезна, – возразила Мария.

– Не слишком любезна?

– Она не проявляет уважения ко мне! И к вам! Я ее ненавижу!

Екатерина оторопела от того, какой злобой дышали слова дочери. Она никогда еще не слышала от Марии таких речей, и у нее защемило сердце: стало ясно, что девочка сильно страдает от всей этой злосчастной истории. Как мог Генрих, снова спрашивала себя Екатерина, причинять собственному ребенку такие страдания?