Делай, что должно. Легенды не умирают

Кроме всего прочего, Яр, виновато потупившись, признался, что о такой жизненно-важной вещи, как деньги, убегая из дому, даже не вспомнил. Да и сколько у него там было тех денег? В их семье не было принято выдавать на карманные расходы — все, что нужно, можно было взять дома, а если отправлялись куда-то на скачки, то там было не до сувениров, это была сугубо работа, работа и еще раз работа. Даже для него.

Кречет оказался поумнее: прихватил все свои сбережения и то, что подкинул ему на дорогу Белый. Были там и «дорожные» подарки от их общих друзей. Так что на эту проблему он только рукой махнул. Хватит на первое время и на двоих, если не шиковать, а там уже и Эфар-танн. А уж он как-нибудь да подзаработает.

Сунувшись в пару гостиниц в центре города, не иначе как сдуру, Кречет слегка ошалел от цен, пока не понял, что здесь все сделано именно под туристов — тех богатых бездельников, которым хватает денег и времени, чтобы объехать памятные места и достопримечательности всего мира, от Северного моря до Теплых Вод. Им же стоит поискать что попроще. А такое всегда следует высматривать на окраинах и в районах победнее.

Здесь же понять, где там бедный район, а где нет, в принципе не представлялось возможным для человека, незнакомого с бытом горцев. Да и городок был таким… сказочно-старинным, будто сувенир, а не настоящий город.

Яр, поглазев на мучения Кречета, в итоге спешился и обратился к какому-то горцу, положившись на свое чутье. И оно не подвело: мужчина, вежливо остановившийся выслушать парнишку, забавно мешающего горские слова со всеобщим, в итоге улыбнулся и кивнул:

— Идите за мной, я провожу вас к хорошему постоялому двору.

По дороге он все косился на Аэньяра, щурил глаза, словно пытался понять, где же он его уже видел. Кречет очень хорошо его понимал. Сам так же когда-то пялился.

На него тоже косились, но уже не из-за лица, а из-за роллера, который вел за руль, не спеша обратно в седло. В этом городке замысловатый механизм казался чем-то чужеродным, то ли дело Ласка, мерно цокающая подковами по булыжной мостовой. Вместе с Яром она выглядела абсолютно к месту и ко времени. Того гляди, из-за поворота еще пара всадников-нэх в горских костюмах выедет.

Постоялый двор был таким, как описывал в своих дневниках Аэно. Сложенные из местного камня стены, вмурованные в них окна, деревянные ставни, разрисованные яркими узорами, кованый флюгер на односкатной крыше, поросшей мхом. Только не искусственно состаренный новострой, а самый что ни на есть исторический, испокон веков тут стоявший и путникам дававший приют. В нем все просто дышало этой стариной, от потемневшей резной вывески на кованых крюках, изображающей дородную женщину в богатых горских одежках, до тяжелых деревянных столов и лавок внутри. Постоялый двор именовался «Мать Гор».

Кречет с Яром даже притихли, пришибленные слегка впечатлением, одновременно восхищением и опаской как-то неловко повернуться, сделать что-то не так и выпасть из ожившей сказки обратно в реальность.

Народу внутри было немного, и был он весь таким, что Кречет внезапно уверовал в то, что, отворив дверь, они шагнули в прошлое как минимум на те же три сотни лет назад. Степенные пожилые горцы в замшевых и меховых безрукавках-унах, в расшитых оберегами сорочках и узких штанах, заправленных в высокие сапоги без каблуков, что-то негромко обсуждали за медовухой или квасом, кто его знает, что у них там в кружках плескалось. В углу задорно пересмеивалась компания молодежи, играли во что-то незнакомое Кречету, разложив по столу фишки и фигурки. А над всем этим витал такой сытный, густой, пряный запах, что рот сам собой наполнялся слюной, а живот подводило.

Они подошли к стойке, за которой неспешно выкладывал на обливную тарелку соленые крендельки то ли хозяин двора, то ли его помощник. Но Кречет почему-то сразу решил, что это именно хозяин, он так выглядел — неотъемлемым от всего этого, словно вросшим в это старинное, неспешное, основательное бытие.

— Айэ натиле*, путники, — прозвучало радушное, темные, яшмовые глаза хозяина обежали парней, оценив и степень усталости и голода, и, наверняка, платежеспособность. — Комнату на двоих? Добро бы и поужинать вам как след, горы силы пьют изрядно. Баранина есть в горшочках, зайчатина. Курица в меду с яблоками.

— Айэ, хозяин, — растерянно кивнул Кречет. Уж это-то слово он знал. — Вы во всем правы…

— А баранина такая, чтоб пожар только квасом залить можно было? — лукаво сощурился Яр, поздоровавшись в свою очередь. — Тогда нам ее. И сыру. И квасу.

«И чего-нибудь, чтобы поверить в реальность происходящего», — хотел добавить Кречет, но промолчал. И так до сих пор казалось нереальным, что роллер пришлось пристегивать не к привычной стойке, а к коновязи! Самой настоящей коновязи! И что на слова Яра о кобыле хозяин все так же степенно кивнул, ни капли не удивившись. Нет, ну по горам-то на своих двоих или на лошади сподручней… Но все равно!

В реальность заставила поверить пища. Как Яр и сказал, баранина была такая, что в первые мгновения Кречет подумал, а не полную ли ложку углей он в рот отправил.

— Ты заедай хлебом и сыром, и запивай, — подмигнул ему мальчишка, наливая из глиняного, расписного в алые маки кувшина что-то одуряюще пахнущее медом и травами. Кречет сначала выглотал полстакана, только потом говорить смог.

— Это ты дневников так начитался, или откуда познания?

— Больше из дневников, конечно. Дома готовят… ну… обычно. Вкусно, конечно, но не так. Знаешь, сколько я мечтал попробовать настоящую горскую пищу?

Яр, кстати, уплетал все с отменным аппетитом и так, будто было ему не впервой, хотя с первого глотка тоже малость задохнулся и принялся быстро-быстро жевать кусок еще горячей лепешки с сыром, да и к квасу основательно приложился.

— Да уж представляю… Как думаешь, — Кречет сделала паузу, рассматривая тарелку перед собой, — меня в библиотеку Эфар-танна пустят?

— Если туда пустят меня, — раздумчиво заметил Яр, — то уж и о тебе я всяко договорюсь. Ты же со мной, как могут не пустить?

— Ну, знаешь ли! Может, я и Ворон, но чужак же. А ты тут как свой, гляжу — и просто… — Кречет помотал головой. — Горские одежды справить — тебя же от них не отличить будет.

— Когда Кэльх приехал в Эфар-танн, он тоже был чужаком. Но он был гостем, а гость для горца священен. Это в крови… Как тебе объяснить… Горы — они суровы. Оставить путника, будь он хоть трижды чужак, без крова и пищи — навлечь на себя гнев Стихий. Гостю, пришедшему с миром — лучший кусок, чтоб, отдохнув, восславил и гостеприимных хозяев, и горы. А я… кровь от крови и плоть от плоти Эфара, и не важно, что родился в Ташертисе. Там мой дом, но и здесь я свой. Я чувствую это.

— Значит — не зря, — просто кивнул Кречет.

Все не зря — и побег этот безумный Яров, и его болезнь, и их встреча. Потому что там, где крылья сами распахиваются, любому нэх место. И простому человеку тоже.

После сытной пищи — порции были такие, что Кречет наелся до отвала, что уж говорить об Аэньяре! — осоловели оба, хотелось только начисто вымыться от дорожной пыли и грязи, и завалиться спать в нормальную постель. Симпатичная горянка, то ли внучка, то ли дочка хозяина, провела их наверх, на второй этаж. Показала устроенную в конце коридора купальню, хвала Стихиям, не совсем уж старинную — не дубовые бадьи там стояли, а были разделенные стенками, выложенными яркими изразцовыми плитками, душевые кабинки. Трубы и краны, правда, оказались медные, чуть потускневшие от влаги. И такие же основательные, как внизу, скамеечки, чтоб сложить вещи. Девушка выдала им по огромному полотняному отрезу и по паре плетеных шлепанцев, и убежала по своим делам, сообщив, что их комната — пятая. Кречет еще задумался — пятая откуда? Потом сам с себя посмеялся: ну наверняка же на двери номер есть, что это он.