Делай, что должно. Легенды не умирают

А догадаться было не сложно. Совсем не сложно. Уж на что Аэнье в свое время досталось — чуть родной отец не выжег, что первому Солнечному… А уж тогда! Оба поежились, вспомнив отрывок из дневника:

«Чудовищная жестокость, — писал Аэно, и перо нажимало на бумагу так, что едва не прорывало ее, следы этого остались и три сотни лет спустя. — Выбросить прежде любимого, оберегаемого ребенка из дому, вычеркивая из рода — что это, как не преступление?! Что сможет сделать балованный, выращенный в неге и любви ребенок, оставшись в целом мире один, без крова и навыков выживания вне своего рода? Куда подастся и что натворит, необученный владеть силой, которую считал прежде враждебной, и это вбито в его разум всеми шестнадцатью годами прежней жизни? Разве виновно дитя, которому отозвалась на Испытании иная, нежели всем хотелось, Стихия? Но еще большая, непомерная жестокость — самому убить своего ребенка, свою кровь и плоть. Ну, хорошо, ведь могли же связаться с Советом Чести, подобрать для нее супруга из земляных или огненных, как это сделал отец… Если бы только дали себе труд! Но рассказывать сказки о том, что дитя не пережило Испытания — а самим травить ее, запертую в подземелье?!»

Яр содрогнулся и почувствовал, как обняли его горячие руки Кречета.

— Дальше! — клекотнул тот, требовательно глядя в глаза Янтору.

— Дальше было так, — горец, неспешно набивавший травяной смесью трубку, прикурил от уголька, бестрепетно взятого голыми пальцами из костра, затянулся и продолжил: — Родилась у нехо анн-Теалья старшей дочь, следом за нею народился сын. Без меры баловал нехо обоих, ибо от любимой супруги были дети. В шестнадцать лет приняла Ниида Стихию Воды, и Ледяная, над водами которой стоял Эвайнии-танн, едва не переименовалась в Ревущую — так отзывалась ей Вода. А год спустя на Испытании отозвался Леньяну Огонь. И едва он вышел из зала Стихий, еще оглушенный слиянием, силой своей, пламенем окутанный, как приказал отец схватить его, связать и бросить из окна башни Стихий в поток. Нииды в то время в замке не было — торопилась она, как могла, но задержал ее буран в пути. К замку на взмыленном коне Ниида, ведомая тревогой, подскакала в тот момент, когда исполнили приговор нехо верные слуги. Не успела Ниида спасти брата, лишь изломанное тело вынесла ей вода. Помутился от горя ее рассудок, воззвала она к Стихии, к удэши, что с давних пор хранил род анн-Теалья. И вмиг вода Ледяной обернулась глыбами льда, рушась с вершины не так, как привычно было ей. Лед смел величественный замок со всеми, кто в нем был, словно построенный ребенком из камешков и веточек. Род анн-Теалья продолжил лишь третий сын нейхи Нииды, принявший Воду.

— Жуть, — как-то хором сказали оба, представив себе это: и смерть огневика в ледяной воде, страшную и мучительную, в облаках пара от рвущейся спасти Стихии, на клыках камней в котловине водопада, и эти самые глыбы льда, несущиеся вниз, врезающиеся в, казалось бы, прочные каменные стены — и перемалывающие их в труху.

— Вот так все и было. Удэши Ледяной реки с горя ушел в стихию, так что некому стало хранить род, — вздохнул Янтор. — Много таких случаев было. Пока на время не отступили Стихии. Дождались, пока закончится война меж людьми, поутихнет распря — и снова полыхнули жаркие искорки. Одной из них и стал Аэнья. Недаром шепнул его отцу ветер имя для сына. А теперь — спать. Завтра рано встанем. Тумана не будет, выедем на рассвете, — закончил Янтор и выбил трубку о камни.

========== Глава 11 ==========

Аэньяра разбудило что-то… Он сперва подумал, что уже утро, и его окликнул или Кречет, или Янтор. Потом, вслушавшись, не открывая глаз, понял: ночь глухая, тишина вокруг такая, как будто распадок укутан густым-прегустым туманом или пуховым одеялом, приглушающим все звуки. Даже говор воды звучал словно шепотом. А еще позже уразумел: да, вода плескала чуть слышно, но кроме нее были еще два тихих голоса, говорившие на непонятном ему наречии, отличающемся даже от горского, больше похожем на шелест ветра и вот этот плеск воды по сглаженным потоком камням. И если первый голос он узнал — Янтор! — то второй был совершенно точно незнакомый, и говорила девочка, тоненько, то и дело повышая тон. Тогда на нее шикали, и она переходила на шепот. Но откуда в долине, весьма далекой от человеческого жилья, ребенок, да еще и девчонка? Кто бы из горцев ее отпустил одну так далеко и в ночь?!

Он рывком сел, растирая веки, чтобы смочь открыть глаза, и услышал испуганный вскрик и успокаивающий голос Янтора:

— Атанаэ, иммэле, Аэньяр тэ чарах шимэ.

Понял только первые два слова и свое имя: «успокойся, сестрица». Сестрица? Какая еще сестрица? И причем тут он? Или это его испугались?

В голове было тесно от вопросов, а детский голосок опять зазвучал, теперь обеспокоенно-любопытно и ближе. Потянуло прохладцей, как от воды. Будто на берег ручья вышел, и в лицо студеным холодом бьет. Глаза, наконец, продрались, он поморгал, привыкая к той особенной светлой темноте, что бывает только высоко в горах, с отраженным от снеговых шапок светом, с яркими и огромными звездами. А уж если еще и луна полная — так и вовсе прозрачна ночь, хоть рассыпанные иголки собирай.

Сейчас луна была изрядно пообгрызена, но света хватало, чтобы увидеть две фигуры у ручья. Одну помассивней, с помаргивающим огоньком трубки — Янтора, и тоненькую-тоненькую, худенькую до звона девчачью фигурку рядом. Она покачивалась туда-сюда на пятках, желая шагнуть поближе и не решаясь.

— Айэ, Аэньяр! — наконец громким шепотом поздоровалась она.

Яр поднялся, со сна никак не соображая, откуда тут девочка. Но ответил, кивая:

— Айэ маро вам обоим.

Та хихикнула, смущенно прикрыв лицо ладошками, тут же глянув сквозь растопыренные пальцы.

— Птица спит, — все тем же шепотом поделилась. — Не буди!

— Устал крылатый, крепко спит, пусть отдыхает, Амлель. Иди к нам, Эона. Познакомься с младшенькой сестрицей Родничка, — добродушно усмехнулся Янтор, попыхивая своей трубкой.

Все это было настолько странно, что Яр не мог даже удивиться внятно, только шагнул от своего лежака к берегу ручья и этим двоим.

— Вот сюда садись, тут не мокро, — тут же засуетилась девочка. — Ой, я наследила… Извини-извини-извини!

Она тараторила, как и полагалось нормальному ребенку, отпихивала тонкой ладошкой подошедшего поглядеть, что творится, Танийо. И все равно продирало по хребту: не то, не так. Белые растрепанные волосенки — длинные, чуть не до пят, были мокрыми — он видел, как разлетались с них капли воды. И рубашонка, совсем как те, в которых бегают горские девочки «до первой крови», как писал Аэно, только без вышитых оберегов и родовых знаков…

— Водяница она, — приглушенно-раскатисто рассмеялся Янтор, — удэши этого ручья. Амлель.

«Солнце в чистой воде» — перевел для себя Яр. Удивления все равно как не было, так и не появилось, зато стало понятно, откуда это ощущение водной Стихии.

Девочка закивала.

— А ты — Эона, Хранитель. Так здорово! Я раньше Хранителей не видела!

— Да какой я Хранитель, Амлель?!

Янтор помалкивал, только усмехался в усы и смотрел на них.

— Самый настоящий, — изумленно захлопала глазами та. — Посвящение прошедший. Нет, ну правда, ты что, издеваешься надо мной? Не шути так, я и обидеться могу!

— Какое посвящение?! — он почти взвыл и с размаху прихлопнул рот ладонью, оглянулся на бормотнувшего что-то Кречета, но тот лишь перевернулся на бок, укрываясь с головой одеялом, и не проснулся.

— Ты погоди обижаться, малышка. Объясни толком, когда бы это я успел, если еще и Стихию не принял даже?

Амлель рассмеялась и тут же тоже зажала рот.

— Ой, извини… Я думала, ты Эона, ты сам все знаешь! Но на тебе же уже знак Стихии, как это можно не заметить? Ты прошел испытание!

— Я не все знаю. Янтор! Может быть, ты объяснишь?

Удэши ветра только покачал головой:

— Подумаешь и все поймешь сам, Эона. Не торопись объять все сразу.

— Ты старый и зануда, — Амлель показала Янтору язык и, подумав, добавила. — Но хороший. Брат в таком не ошибается.

И тут же шмыгнула носом, готовясь расплакаться. Янтор притянул ее к себе, погладил мокрые волосы.

— Не реви, дитя. Стихии мудры и милостивы, и надежда остается жить в сердце.

Яр смотрел на них, открыв рот, и до него доходило, пусть и медленно: Амлель, выходит, сестренка того самого Родничка? Того растерзанного удэши Воды, что спит в Оке? Ох… тогда значит, что Янтор… Ох!

Только что уже уложившееся в голове осознание вдруг вернулось и ударило по маковке тяжеленным камнем. Нет, подозревать, полагать и догадываться — это одно. А получить вот такое вот от души подтверждение… Это крепким рассудком надо обладать, чтобы им же и не тронуться. Яр вроде не тронулся, но из мира на некоторое время выпал, осмысливая узнанное. А когда снова вокруг осмотрелся — Амлель уже не было. Ушла, даже не попрощавшись, только ручей звенел тонко-тонко, будто всхлипывал.

— Янтор…