Делай, что должно. Легенды не умирают

Потом её заняли другие мысли. Невозможность перевезти раненого нехо в машине или как-то еще иначе, чем верхом, привела в ужас. Нет, она сама вполне уверенно держалась в седле, на то у нее и брат — Конник, но…

— Это Эфар, нейха, — улыбнувшись, прошептал Аилис, похлопал подведенную ему лошадку по лоснящейся шее и как-то очень легко и плавно взлетел в седло. В самом деле взлетел? Она бы даже не удивилась, потомок Хозяина неба не может не уметь летать.

Но ехать — не лететь. А тут три дня пути! И это здоровому… А раненому… Нет, нехо мог делать вид, что все замечательно, но она не она будет, если они не проведут каждую из ночей в нормальной постели и не будут останавливаться, едва это потребуется! Хоть неделю ехать будут — ничего. Ему живым добраться надо, а не слечь со снова открывшейся раной!

Он мягко улыбался, слушая ее, кивал и не торопился, но ей казалось — луга, долины, головоломные горные тропы пролетают мимо, а кони не касаются копытами камня. Словно бережная ладонь подхватила и несет, не давая устать, споткнуться.

— Как это? Нехо Аилис, вам же нельзя сейчас!..

— Это не я, — шелестел ей ветер донесенными от него словами. — Не беспокойтесь, нейха Илора.

Как тут не беспокоиться, она не понимала. Но сдерживалась, только шало оглядела выросший на фоне гор силуэт Эфар-танна. Это утром третьего-то дня пути! Что за?.. Подумала бы, что наваждение, мираж — так они не в пустыне. Вот она — живая сказка, островерхие крыши, лазурные стяги с коронованной серебряной рысью. И распахивающиеся ворота, люди, торопливо сбегающие по ступеням во двор. Звенящий от напряжения голос Стража:

— Лис, аттэ!

— Все хорошо, Лэн, — едва слышно прошелестел тот, все так же плавно слетая на каменные плиты двора.

Ну да, хорошо — бледный, напряженный, контролирующий каждый вдох. Хорошо еще залеченное легкое как-то выдержало путь. И Илира прекрасно понимала, почему так мечется огонь Стража, едва-едва, бережно обнимающего брата, поддерживая и давая опереться.

С другой стороны его уже обнимала такая же тоненькая, хрупкая женщина — нейха Вайа. И в ее глазах были не страх или тревога, а та особенная сосредоточенность, что бывает у воина перед тяжелым боем. Она негромким твердым голосом раздавала приказы. К Илоре тут же подошла строго одетая горянка, представилась управительницей замка.

— Идемте, вам нужно отдохнуть, искупаться, поесть. Все остальное после. О нехо не беспокойтесь, за ним теперь будет кому присмотреть.

— Да, хорошо… А Яр в замке? В смысле, Аэньяр, — Илора даже обернулась, будто ожидала, что и к ней метнется худенькая мальчишеская фигурка. Хотя ведь не предупреждали, телеграмм не слали, но учуяли же.

— Нет, нейха. Утро же, в школе он. И после школы сперва к Кречету наведается.

Этна Кетта не стала говорить этой измученной молодой женщине, что Аэньяр сам вот только-только поднялся с постели и пошел в школу в первый раз за четыре дня. Утром после дня рождения его не смогли разбудить, зато Кречет поднялся — ругаясь, на чем Стихии стоят и на дурного младшего, и на себя, что не заметил выплеска.

Подзатыльников младшему наотвешивал, когда тот в себя пришел — будь здоров, да будто это что-то могло изменить. Айлэно после этого плюнул на все и уехал в горы, за знахаркой. Уговорил-таки, упросил, и та обещала приехать со дня на день, приняться за балбесного ученика. Яр же на все претензии разводил руками: он не чувствовал готовности своей силы всплеснуть. Да и зависело это все от одного только желания, а как не желать выздоровления больному? Поэтому наверняка в замок его в ближайшее время никто не пустит — пока нехо не выздоровеет сам.

Поэтому он и не увидел того, что случилось дальше и, в какой-то мере, вошло в историю.

Это случилось на следующее утро. Ну как, утро — замок давно проснулся, это Илора, намаявшись в дороге и в целом, спала почти до полудня. Потому кое-как собрала себя из лужицы, растекшейся по кровати и отчаянно не желающей вставать, пинками погнала в ванную, где аж взвизгнула под ледяными струями воды, и после этого, относительно взбодрившись, поплелась на кухню, дорогу куда указал кто-то из слуг. Там её и нашла управительница замка, сказав, что ждут.

— Идемте, нейха, — сурово сказала этна Кетта, и Илора кивнула, дожевывая последний пирожок уже на ходу.

Сначала она удивилась, когда её привели к обычной, не украшенной орлом двери, потом сама же себя и отругала: какой кабинет, нехо из кровати еще с неделю выпускать нельзя, все правильно! Когда же дверь открылась, сперва ее удивило то, что комната не такая уж и большая. Скорее, наоборот, уютная, просторная потому, что ничего лишнего в ней нет. Кровать — основательная, широкая, два высоких столика-сундучка по бокам, длинная скамья-сундук у изножья, узкие полки по стене, вот и все.

И нехо Аилис в белоснежной постели почти терялся, хоть и сидел, опираясь на подложенные под спину и плечи подушки. Рядом с ним, как-то виновато опустив голову, сидел и его брат. А у окна стоял незнакомый Илоре нэх в странном белом одеянии, часть которого — широкий пастушеский плащ из белого меха — укутывала нехо, словно одеяло. Весь вид этого незнакомца напоминал о снеговых шапках на вершинах гор.

— Доброе утро? — слегка растерянно поздоровалась Илора, входя.

Странно: она знала, что у нехо Аилиса только один брат, больше родни нет. Тогда кто этот горец?

— Айэ намэ, — усмехнулся тот, поправляя и здороваясь одновременно. — Проходи, дитя, расскажи мне, что случилось в Алмазном саду. Все целиком расскажи.

Почему-то оробев, Илора кивнула. Странный нэх, сильный и… непонятный. И сила — не разберешь: Вода, Воздух? Струится и переливается весь. Или вообще Огонь? Только те обычно так ярко недовольство показывают.

Осторожно устроившись на сундуке в изножье кровати, она некоторое время молчала, собираясь с мыслями. Потом открыла рот — и полилось. То, что хотела, наверное, одному отцу рассказать, вроде и по делу, все, что запомнила, но так перемешанное со своим, что и не отделить, взвесью не осадить.

Он слушал, не перебивая, не двигаясь от окна, где замер неподвижно, как каменная статуя, но Илоре казалось, что ее обнимают и поддерживают, как… Как в пути от станции в Эфар-танн? Такие большие, бережные, и прохладные, и теплые одновременно ладони.

Когда она встала, день за окном обещал быть солнечным и ясным. Но сейчас в комнате потемнело: там, за толстыми хрустальными пластинами, сгущались тучи, оседали на вершины гор тяжелыми серыми чампанами. Наверное, так когда-то выглядела злость Хозяина Неба… Но нехо Аилис просто сидел, какой-то отстраненно-спокойный. Это точно было не его силы дело.

— Вот… Вот и все. Дальше я уже просто сопровождала нехо сюда, побоялась: с такой раной…

— Янтор… Люди в горах в чем виноваты-то? — подал голос Айлэно. — Успокойся, прошу.

Горец шевельнулся, втянул воздух сквозь стиснутые зубы — и Илору продрало мгновенной дрожью до самого нутра: тучи рассеивались, словно таяли в кристальной небесной сини.

От внезапного осознания ударило ознобом. Трой ведь показывал письма Яра, а тот что-то такое говорил… Она не восприняла тогда всерьез, списала на впечатлительность племянника. А теперь захотелось обхватить себя руками и сжаться в комок, как в детстве.