Делай, что должно. Легенды не умирают

Обратно он ехал уже не так быстро, откровенно наслаждаясь. Крылатый кот горделиво восседал за спиной хозяина, но когда подъезжал уже — не утерпел, встал на задние лапы, упираясь Кречету в плечи и топорща перья. Любопытный, задиристый и гордый — вот что читалось по морде крылатой зверюги. Яр подскочил к ним первым, с трудом сдерживаясь, чтобы не верещать восторженно:

— Кречет! Как его зовут?! Красавец какой! Крылатый!

— Коготь! — с гордостью отозвался тот. — Угадал Белый.

Кошак, заслышав свое имя, заинтересованно повел ухом. Яр рассмеялся.

— Можно его погладить?

— Можно, конечно, — Кречет был само благодушие. Неудивительно, после обретения-то выстраданного зверя.

Кто он — и сам не знал. Не встречались раньше подобные звери ни в сказках, ни в былинах ни одной земли этого мира. Этот пернатый кошак был единственным в своем роде. Словно бы напоминание о легендарном крылатом дракко, который так часто встречался на барельефах Фарата.

Кот боднул протянутую к нему ладонь Яра, позволил провести по своим рысьим ушам с роскошными кисточками, по мощному загривку и заурчал-запотрескивал от того, что почесали между основаниями крыльев.

— Все, — блаженно протянул Кречет. — Вот теперь я — полный.

***

После феерического обретения Кречетом своего крылатого зверя жизнь снова устаканилась, потекла ровно, хоть и очень быстро — только успевай выгребать в течении. Яр уставал не так телесно, как просто отказывалась работать голова, в которой с гудением пчелиного роя укладывались в память новые слова, понятия, фразы. Кроме языка кэтэро Даано учила его тому особенному горскому этикету, без которого своим в ата-ана не стать. Именно что горскому, долинники все же придерживались его не столь строго. Жила она в доме Айлэно, до обеда уходила по своим делам — ее приглашали помочь, посмотреть, поправить пошатнувшееся здоровье и в Иннуате, и в окрестных поселениях. Яр пока не знал, но первым делом кэтэро Даано шла в Эфар-танн, где «зашептывала» рану нехо, отпаивала его своими особыми травами и мазала горскими снадобьями. Лечение давало свои плоды — нехо уже поднимался, находил силы, чтобы уделить внимание не только семье, но и делам.

Необычное случилось на пятый день по возвращению нехо с Совета. Ничто не предвещало: утро было ясным, холодным и кристально-чистым. И горы были спокойны, спали под снегом и не торопились просыпаться — весна была еще далеко. Тем страшнее было, когда в домах задребезжали стекла, заплясала на полках посуда, сдвинулись тяжеленные столы и лавки. Колебания земли уловили все, и Айлэно вылетел из дома, словно выкинутый под зад ногой из уютного логова рысь: шерсть дыбом, глаза круглые! Самое странное для Стража Эфара заключалось в том, что признаков землетрясения не было никаких. Обычно-то такое хорошо чуяли животные, а тут тишина, ни одна собака не побеспокоилась, овцы не блеяли, птица орала не громче обычного. Да даже земляные нэх, которые в Иннуате жили, два человека — и те не пришли с докладом заранее. А ведь обязаны были учуять и предупредить!

Что происходило, никто не понял. Горы будто вздохнули, заворочались, потянулись, как просыпающийся человек, сонно-лениво, как-то нехотя. Где-то треснула стена, в паре домов перекосились крыши — но на этом, по счастью, все и кончилось, никто не пострадал. Хотя по склонам, наверное, немало обвалов сошло, но об этом поди еще узнай, пока горцы не явятся. Вот только что отвечать им, когда придут с вопросами, Айлэно не знал.

Он собрался и выехал сразу, не дожидаясь, пока с гор спустятся люди. Где-то могла понадобиться его помощь. Пока что он хотел только объехать окрестные ата-ана, но не успел добраться даже до замка, чтобы предупредить брата. Вернее, именно до него он и добрался, как раз спешивался во дворе, когда ворота распахнулись сами собой, словно от согласного усилия четырех стражников. Которые, к слову, выглядели так, будто их по головам пыльным мешком огрели: не было на дороге никого! Только что — пусто было!

А стоявшая в проеме ворот женщина оглядывала людей сонно-прищуренно.

Она ничуть не походила на обычную горянку. Да хотя бы уже тем, что ростом с ней не мог бы сравниться никто из горцев, и прибавляла его даже на вид тяжелая корона из маслянисто-черных кос в руку толщиной. Мощные бедра и груди подчеркивала странная одежда с длинными широкими рукавами и высоким поясом, богато украшенная драгоценными камнями и вышивкой золотом.

Айлэно сориентировался первым. Просто потому, что когда накатило мощной, выбивающей дыхание из груди силой, вспомнил, как уже задыхался так, в первый раз встретив удэши.

— Добро пожаловать в Эфар-танн, — поклонился он. И по наитию договорил: — Матерь Гор.

— Айэ, тэйно, — она улыбнулась. На удивление, голос оказался приятным и негромким, только гулким, словно звучал из пещеры. — Акмал мэ.

Всеобщего она не знала или же знала плохо, говорила на архаичном даже для горцев диалекте, так что Айлэно понимал с трудом. Но понял главное: спешить незачем, беды от того, что древнейшая удэши Земли пробудилась, не случилось.

— Вас… позвал Янтор? — с усилием подбирая слова, спросил он.

— Ветерок разбудил, да, — она кивнула. — Присмотреть попросил за своими детьми.

«Ветерок», надо же. Это Янтор-то! Айлэно постарался спрятать невольно появившуюся улыбку.

— Мы рады, — честно сказал он. Потом спохватился: — Горы… Люди в порядке?

— И пути тоже. Поправить недолго было. Веди-ка к брату, поглядеть хочу, под чьей рукой нынче Эфар цветет.

— Идемте, — согласился Айлэно и пошел первым, показывая путь.

Люди смотрели вслед древней удэши с изумлением и уважением. Янтор… К нему успели немного привыкнуть, в городе на празднике его видели почти все. Но во многом этому способствовали поединки на Перелом, каждый волей-неволей представлял себе, каков он, Отец Ветров. Матерь Гор же потрясала воображение.

Нехо Аилис, увидев её на пороге своего кабинета, в первые мгновения онемел. Потом торопливо поднялся, поклонился, забыв о том, что резко двигаться еще не стоит. Она же просто подошла и обняла его, бережно и очень осторожно, что с ее немалой силищей было непросто. Да и нехо рядом с ней смотрелся… ребенком. Тоненьким хрупким подростком, не достающим макушкой даже до плеча этой гигантской женщине. А уж выражение лица его, когда разом перестало болеть в груди, было просто бесценно. Особенно когда над ним заворковали, словно над тапи с помятым крылом:

— Дитятко, не торопись, надо же, какой ветерочек теплый.

Нехо онемел повторно: на его памяти так с ним… Да только родная мать и обращалась, в далеком-далеком, полузабытом детстве.

— Дайомэ, — выдохнул растерянно.

Было так странно принимать заботу от удэши, и не просто заботу — мягкую, материнскую ласку, какую-то щемящую нежность. Нерастраченную, неотданную собственным детям и изливаемую сейчас на слабого человека. Эпитет «безумная» к Акмал подходил тоже — было бы странно, если бы она осталась полностью в своем уме за тысячи лет затворничества. Но это безумие было… мирным? Как у одинокой старухи, к которой пришли чужие дети, и она принимает их за своих, то ли бывших, то ли выдуманных. Но в этих мыслях Аилис не признался бы никому и ни за что. Он слишком рано потерял родителей, чтобы не желать сейчас этой заботы и ласки. И ведь Айлэно, его Лэн, любимый младший братик, тоже обласканный Акмал, жадно впитывал ее прикосновения, ее нежность, ее силу. Как же ему, наверное, было тяжело после смерти родителей… Понимание этого всей полнотой обрушилось на нехо Эфара только сейчас. И он был искренне благодарен за то, что Акмал была рядом.

Потому что, видят Стихии, именно сейчас эта поддержка, это ощущение ласковой мощи было как никогда важно им обоим. Слишком страшные вести приносил ветер — те, которые не доверяли и телеграфу. Вести о смертях. Вести о стычках и засадах. После вести о найденном доме, в котором «воспитывали» подростков-нэх, Аилис чуть не сорвался, искренне намереваясь хоть на один вечер забыться, наглотавшись вина и уснув. В итоге же обнаружил, что затискал всех троих сыновей до полусонного состояния, словно выплескивая всю накопившуюся любовь и страх на них, а после подхватил жену на руки и унес в свою спальню. Акмал, незримо приглядывавшая за ними, благословила, улыбаясь: такому теплому ветерочку, а иначе она Аилиса не называла, нужны еще дети. Много детей. И с ее помощью его мудрая жена их выносит. Девчонок, мальчишек ему, пожалуй, пока хватит. В Эфаре они вырастут спокойно, здесь и люди, и нэх не изменили древним заветам. Вне же него…