Дело о мастере добрых дел

– Нет, сынок, со мной поговорить. Я вижу, у тебя горит свет - ведь ты не спишь?

– Не сплю, доктор. Заходите. Что вы хотели?

Доктор Ифар, придерживая полы халата возле подвязанной руки, с готовностью прошел внутрь и уселся на кушетку.

– Пришел поблагодарить тебя, - сказал он.

Илан сложил листки в черную папочку, завязал шнурки, убрал в стол и откинулся на спинку стула.

– Через восемь-девять декад я выну вам проволоку из локтя, тогда поблагодарите, сейчас преждевременно. Руку разрабатывать вам уже пора. Занимайтесь, двигайте ею. И старайтесь не нарушать режим, раз вы остались в госпитале. Пациентам ночью нужно спать.

– Я не за себя, доктор Илан. За сыновей.

– Ну... доктора Гагала я не лечил...

– Ты меня лечил. Дурную голову мою. Я многое узнал, благодаря тебе. За это и спасибо.

Илана все это слегка смутило и насторожило. Условные благодарности за то, что кто-то что-то будто бы понял, он принимать не любил. Всё то не его заслуга, и неизвестно еще, правильно ли понимание. Завтра поссорятся, сегодняшняя благодарность сразу превратится в вину.

– Вы помирились?
– вежливо поинтересовался он, глядя в сторону.

– Надеюсь, да. И просьба к тебе... Ты посмотреть меня не мог бы?

– До завтра не ждет?

– Э-э... Я сейчас готов.

– Хорошо, - пожал плечами Илан.
– Что болит?

Доктор Ифар стал очень подробно рассказывать симптомы, случаи из собственной практики, результаты консультаций с коллегами и поставленный самому себе диагноз - опухоль в мочевом пузыре. А смотреть толком, чтобы по правилам и знающими руками, никто не смотрел. Страшно было правду знать. Так что только теории.

Илан слушал. В уборной клиники на Ходжере, где он работал сначала санитаром, потом медбратом, потом ночным дежурантом, потом детским хирургом, под потолком была вечная надпись, которую не трогали ни при какой уборке, покраске и даже перед приездом высоких покровителей и благотворителей. А если нечаянно трогали, она тут же появлялась вновь. Она гласила: "Никогда не лечите родных, блатных, горбатых, рыжих и врачей". С рыжими на Ходжере было, конечно, не увернуться, половина населения рыжей масти. Но в Арденне-то... Из этой заповеди Илан за последнюю декаду не нарушил лишь правило не лечить горбатых, как-то не сложилось у него, а по количеству врачей со счета сбился, учитывая, что кто-то из них еще и родственник, а кто-то имеет преимущество во внимании по работе или по знакомству... Остановил на середине предложения, велел поднимать рубаху и ложиться. Диагноза не подтвердил. Не опухоль. Камень изнутри врос в стенку. Если сильно беспокоит, нужно удалять. Нет, как обещал помочь доктору Актару - литотриптором без разреза - здесь сделать не получится, нужна операция.

Пока огорченный доктор Ифар лежа приходил в себя и обдумывал сказанное, Илан все же поддался на нервные шорохи за дверью, выглянул и пригласил Гагала внутрь. Сказал:

– Войдите, родственник.

– Ну, что?
– спросил тот.

– Камень. Могу прооперировать, - отвечал Илан.
– Решайте. Если да, поставлю в плановые дней через шесть.

– Дней через шесть папенька решит иначе и сбежит, - покосился на доктора Ифара Гагал.
– Завтра можешь?

– Завтра нет, послезавтра могу. Я живот намял сильно, болит. Сейчас капель в ложке намешаю, подействуют, и спускайтесь в палату. Тогда завтра готовимся, послезавтра делаем.

– В приемнике бойня, - сообщил вдруг Гагал.
– В порту была драка на тридцать человек, из них половина у нас. Наджед едва держится, чтобы тебя не звать.

– А ты чего тогда здесь?

– Я завтра дежурю, мне приказано выспаться. Раур помогает. И там еще какой-то... Ты сам его, вроде, привел.

– Зарен. Ну, пусть помогает. Отведи папеньку и ко мне вернись... чаю попьем.

Держа под руку доктора Ифара, Гагал встревоженно оглянулся от дверей, но через десять сотых все же пришел.

– Выкладывай, - велел ему Илан, разливая горячий чай на три чашки - одну отнес трудяге Неподарку и плотно закрыл к нему в лабораторию дверь.

– Что выкладывать?
– спросил Гагал, осторожно беря чашку за верхний ободок.

– То, что не помнит и не рассказывает мне Эшта. Ты обещал мне отдавать долги - я согласен брать их информацией, за язык тебя не я тянул, ты предложил мне сам. Давай, говори.

– Зачем такое любопытство? Я что-то сделал не так? Есть причины во мне сомневаться?

– При чем здесь ты? Я обещал префектурным помочь с расследованием. Твоего брата оставили без руки, ты чудом его спас, тебя не интересует, кто и почему? Ты сам-то как думаешь, что с ним случилось?

Гагал молчал, уставившись в чашку. Что в нем хорошо - если говорит не с пациентами, то, считай, врать он не умеет. Все сразу видно на лице. И сам знает про это, поэтому своим почти не врет.

– Это паршивые интриги в гильдии, которые слишком далеко зашли, - наконец, сказал Гагал.
– Я только хотел помочь... Эшта учился у хирурга в хофрском посольстве тому же, чему я здесь у Наджеда. Там был серьезный доктор, книги свои ему дарил... очень ценные книги. Прийти сюда Эште не позволяла гордость... и папенька не позволял, ему хватало, что я для семьи и преемственности потерян, еще одну потерю он бы не перенес. Эшта уже сам делал и полостные, и тяжелую травму, у него не умирали через одного и два из трех, как у других... А я носил ему госпитальный ниторас и показывал, как пользоваться, потому что два года назад в городских аптеках торговали только дичкой, а с ней наркоз небезопасен, сам знаешь, большая побочка. Эшта стал известен в городе, только известность его подпортила, начал много о себе воображать и громко высказываться, особенно как выпьет... Кто отрубил ему руку?.. Кто угодно. Завистников и обиженных на него две трети гильдии. Еще треть рвалась к нему в ученики, а он не брал, некоторым отказывал грубо, высмеивал их за неумение. Не хотел плодить конкурентов. Выпереть из гильдии его не могли, он был хорош, даже ошибался умело, и еще с папенькой за спиной. А сейчас у него ни сил, ни, считай, папеньки... Не добили, так дожрут. Вот и думайте со своими префектурными. В городе почти триста врачей и человек пятьсот всяких недоучек и подмастерий без лицензии, мечтающих овладеть искусством удачно менять боль на деньги. Да любой мог если не сам, то заплатить, чтоб сделали, и дать для легкого выполнения флакон с грибом. С оглушенным ребенок бы справился... Какая же это отдача долга, послушай? Если ты найдешь, кто это сделал, ты меня вгонишь в долги еще глубже...

– Забудь про долг. Здесь госпиталь, всё бесплатно. Или не бросайся тогда словами "друг", "брат"... А то ведь я тебе поверил.

– Страшно мне, - вдруг сказал Гагал.
– Темно, и выхода нет. Словно черная туча висит над Арденной, просвета не вижу. Если бы пить помогало, я бы пил. Мне не помогает, только хуже. Что делать, скажи?

– Принять снотворного и спать, - сказал Илан.

– Не могу, у меня там две со схватками. Через полстражи родят, та и другая.

Илан оглянулся на темное окно кабинета. За стеклом стеной валил снег. Густой и липкий, огромными хлопьями. Черная туча над Арденной прохудилась. Но когда-то и в этом городе будет весна.

– Не знаю, - сказал Гагалу.
– Пойдем на крышу лепить снеговиков.

– Ты дурак что ли?
– засмеялся Гагал.
– Куда? Зачем? Каких еще снеговиков?

– Пойдем на крышу, покажу.

* * *

<