Дело о мастере добрых дел

Ничего не сказал докторам. И тыквы, и бутылка были пустые, что уже говорить. Поздно. Взял Актара за рукав халата и повел в перевязочную. Молча. Гагал еще был там, собирал инструмент, чтобы идти по палатам, где его ждали лежачие. У Актара хватило ума не оправдываться. Но помолчать вместе с Иланом он не догадался.

– Знаете, доктор Ифар вас так хвалит, - поделился Актар, сидя с поднятыми руками на столе в перевязочной и заглядывая себе под локоть на шов.
– Говорит, у вас лучшие руки в городе, даже лучше, чем у доктора Наджеда. Сегодня к нему приходили ученики, он рассказывал им про вас. Я полностью с ним согласен...

Я тоже ценю корпоративную солидарность, подумал Илан, но вслух попросил:

– Не нужно его выгораживать. Он напился не из страха перед операцией, и не от неуверенности во мне. Он прекрасно понимает, что люди узнают про место, где оперировался он сам, и это окончательно переметнет во Дворец-На-Холме многих его пациентов.

Гагал усмехнулся над биксом с бинтами.

– Господа, не принимайте всерьез, - сказал он.
– Доктор Ифар любит изображать из себя нищего. Доктора делятся на богатых и безруких. Он не безрукий. Говорить про него станут: доктор Ифар пошел лечиться бесплатно, чтобы сэкономить деньги. Мы-то понимаем, не в деньгах дело. А остальные - пусть говорят...

– Где лучше в Арденне купить хороший дом?
– неожиданно спросил доктор Актар.

– Где лучше или где дешевле?
– уточнил Гагал.

– Где лучше.

Илан это понял, как намек, что тот тоже не безрукий, и, видимо, помирился с женой. Хотя госпожу Джуму на горизонте по-прежнему не видно. Гагал стал рассказывать про особенности городских кварталов. Илан быстро закончил обработку, затянул узлы на повязке и выставил задумавшегося над выбором места для жительства Актара из перевязочной. В приоткрытую дверь никто больше не входил.

– Где его жена, не знаешь?
– спросил Илан у Гагала.

– На втором этаже, возится с книжками. Их после пожара неправильно высушили, она пытается привести учебники в порядок. Зачем она тебе?

– Дурные они какие-то. Оба. Не понимаю.

– Был бы ты на их месте, ты тоже бы был дурной. Ты разве не видишь причину?

– Что я должен видеть?

– Она беременна.

– Приходила к тебе, что ли?

– Зачем? И так понятно. Декад шесть-семь. Муж ее, как я понимаю, был сильно болен на время зачатия, так что не от него. Не лезь между ними, пусть сами разгребают. Начнешь мирить, еще виноватым останешься.

Илан поднял руку потереть лоб, донес до плеча и опустил. Слабый жест, нужно отвыкать, если решил становиться царем. Люди удивляют своими дурацкими выходками и не перестанут этого делать никогда. Нужно привыкать. Побарабанил пальцами по столику для инструментов. Пожал плечами. Сказал:

– Папеньку забери куда-нибудь отдельно, пусть проспится. Как с ним так вышло-то?

– Не уследили, - развел руками Гагал и подхватил завернутые в чистое полотенце биксы.
– Пришли проведать доктора из города, приличные, как я думал, люди. Не стану же я проверять, что у каждого под плащом. Просто велел им в верхней одежде в отделение не входить... Поможешь мне по палатам или фельдшера звать? Поступлений у нас нет, всех знаешь, все стабильные. Лежат, лечатся... Всё просто, кроме папеньки.

– Пойдем, - сказал Илан.

– Я думал, ты будешь ругаться, - слегка расслабил напряженные плечи Гагал.

– Я же не Наджед. По шее могу дать, а ругаться... не умею. Эшта хоть трезвый?

Гагал вздохнул:

– Давай зайдем, посмотрим.

Доктор Эшта сидел на своей кровати и перебирал пальцами левой руки пустой рукав халата. Он был трезв и ясен, как ишулланское стеклышко, хотя вынесенное из столовой сокровище стояло тут же, на полу. Бутылка парфенорского красного, полная на две трети. При виде входящих Эшта еще и подвинул ее от себя ногой.

– Я бросил пить, - сообщил он.
– Не хочу больше. Мерзко мне, чувствую, что сам дурак. Все, что со мной случилось - из-за вина. Мне нельзя, а то стану, как мать. И сдохну так же, под чужим забором, потеряв человеческий облик. Кто-то должен был меня остановить.

Илан даже поискал по палате глазами - нет ли где следов от желтого флакона? Не увидел, и в назначениях ничего душеспасительного не обозначено.

– А память?
– спросил Илан, раскрывая полотенце. Помог Эште спустить с плеч халат и рубашку.
– Вино в разумном количестве могло бы помочь восстановить события.

Гагал просто сел рядом со сводным братом и положил ему ладонь на плечо.

– На кой мне такая память?
– поднял голову Эшта.
– Не хочу и знать.

– Ко мне приходил человек, - проговорил Илан, осторожно распуская вязки и стараясь безболезненно снять с культи бинты, - который утверждал, будто это сделал он. Но я ему не верю.

– Значит, это был не он, - мгновенно согласился Эшта, причем без малейшего признака вранья или лицемерия.

В следующее мгновение все же дернулся. Совсем без боли, к сожалению, невозможно. Илан аккуратно нанес на кожу энленский розовый, присыпал салфетку сульфидином. Рана выглядела неплохо, хотя до заживления ей было далеко.

– Совсем не хочешь знать, кто это сделал?
– удивился Гагал.
– Неужели?

– Не хочу. Я понял, что так мне будет спокойнее. У меня теперь другая жизнь... Я... не знаю, что я буду в ней делать, но в прошлом для меня больше нет нужды. Оно было плохое, мое прошлое... Большинство путей ведет в никуда. Не хочу снова попасть на бесплодный путь.

– Мне все равно, по какому пути иду я или кто-то, - сказал Илан.
– Пути извилисты и вывернуть могут неожиданно. Мне не все равно, когда мне врут. Зачем? Кого и что хотят прикрыть своим враньем, доктор Эшта? На что ты согласился или от чего отказался, что с тобой поступили так?

– Тебе бы быть следователем, а не врачом, - Эшта хмыкнул.
– Сходи, постучись в префектуру.

– Стучался, прогнали, - Илан улыбнулся в ответ.
– Сказали, им арданский царь не нужен.