Дело о самоубийцах

Инспектор стоял под окном дома Нортона. Частный сектор, улица пустынна и темна, словно вымерла: фонари почему-то не работали на этом участке дороги - ближайший из них горел только через три дома отсюда, и это добавляло неприятный штрих в зловещую атмосферу вечера.

"Ладно, позвоню в дверь, скажу, что есть подвижки по делу... Какую тактику выбрать? Спросить в лоб про вуду, или повести доверительную беседу? Сымпровизировать что-нибудь... Мол, док, кто-то следит за вами, и все такое...
– Ковальский машинально померил на шее пульс.
– Вуду! Бред какой. На его месте, я бы послал меня к черту. В наше время только идиот может поверить в колдовство. Да и зачем ему это нужно? Судя по досье, он преуспевающий практик, от клиентов отбоя нет... Разумеется, есть вероятность того, что он псих. Но ведь одно дело быть психом и верить во что-то запредельное и идиотское, а другое - заставить этот идиотизм работать по-настоящему, да так, чтобы гибли люди. Может ли такое быть на самом деле? Да, тут к месту вспомнить пресловутый "принцип Оккама". Что вероятнее: то, что три пациента доктора Нортона по случайному совпадению наложили на себя руки (кстати, случай на кондитерской фабрике - далеко не факт, ибо человек мог запросто поскользнуться и упасть в чан, а свидетель от страха понес бред, в который потом сам и поверил!), или то, что их психоаналитик - колдун, который заставлял их совершать самоубийственные действия с помощью африканской магии? Ответ очевиден! Так чего же я сюда приперся?... Господи, надо мной же будет смеяться все полицейское управление!

– Он в сердцах сплюнул.
– Однако если я оставлю это дело, то всю жизнь потом буду мучиться. Я ведь себя, дурака, знаю!".

Ковальский вздохнул и пошел к крыльцу.

***

– Вуду??? Вы с ума сошли, инспектор?!

Они стояли в прихожей, рядом с таинственным рисунком в рамке. Ковальский уже адаптировался и чувствовал себя более уверенно, чем в тот момент, когда стучался в дверь доктора.

– При всем уважении, доктор, в свете последних обстоятельств, это я должен задать вам этот вопрос.
– Инспектор засмеялся.
– Только не говорите, что в этих делах вы несравненно больший специалист, чем я.

– Не вижу причин для смеха, господин полицейский!
– строго заметил доктор.

– Можете звать меня Гарри. И мне, на самом деле, тоже не смешно.

Нортон потер лоб, и секунд пять молчал.

– Хорошо, инспектор, давайте пройдем в мой кабинет и поговорим в более спокойной атмосфере. Вы что пьете: виски или коньяк?

– Шато Марго 1787-го года подойдет. Если можно.

– Издеваетесь?!

– Нет, шучу!
– добродушно улыбнувшись, ответил Ковальский. Его настроение улучшалось.

***

Они сидели в кожаных креслах, напротив друг друга, и потягивали виски из широких бокалов. Между ними стоял небольшой стеклянный столик, на ней - открытая бутылка.

– Ничего у вас тут, уютно. Честно говоря, я думал, вы предложите мене кушетку, - пошутил Ковальский, поудобнее устраиваясь в кресле.

– Непременно. Когда запишитесь ко мне на прием, - улыбнулся в ответ доктор.

– И все-таки... Вуду! Странное у вас хобби.

– А с чего вы взяли, что вуду - мое хобби?

– Но рисунок!

– А что, рисунок? Его мне когда-то подарил один мой пациент. Мне понравилось, я взял его в рамочку и...

– Он еще жив?

– Кто?
– не понял доктор.

– Ну, этот ваш пациент.

– Полгода назад был жив, во всяком случае.

– То есть?

– Я случайно встретил его в маркете. А сейчас - кто его знает! Я за своими бывшими пациентами не слежу.

– Он что, был вудуистом?

– Насколько мне известно, нет. Просто увлекался графикой. И вообще - это ведь не фашистская свастика, так почему же мне нельзя использовать ее в качестве украшения для стены?

– Доктор, вы как будто не понимает...

– А что я должен понимать?

– Я же вам уже говорил: двое из трех погибших перед смертью начертили этот символ, который запечатлен на картинке в вашей прихожей. Совпадение?

– Полагаю, да.

– В прошлую нашу встречу, вы сказали, что почти одновременная смерть троих ваших пациентов, это совпадение. И тут снова совпадение. Не много ли совпадений получается?

– Согласен, все это выглядит более чем странно. Но поверьте мне, как психологу: в жизни порой происходят еще более странные вещи. Например, однажды ко мне на прием, в один и тот же день, но с разницей в несколько часов, пришли три пациента. Так вот: двоих из них звали Джон, а третий был с фамилией Джонсон; мало того - все трое были рыжими; к тому же, и симптомы расстройств у них были примерно одинаковые. Я сперва подумал, что это какой-то розыгрыш, а когда понял, что это не так, то попытался найти в этом закономерность. Но, в конце концов, мне пришлось принять, что это простое совпадение.

– Да уж!
– улыбнулся Ковальский.

– Или вот еще. Вы никогда не обращали внимания, что когда в мире происходят какие-либо события, - катастрофы, преступления, странные происшествия - то через какое-то короткое время они дублируются в другом месте планеты, причем, без какой-либо связи или системы? Я называю этот эффект "двойственность событий", и объяснения ему я пока не нашел. Хотя, вероятнее всего, какая-то закономерность все же существует.

– Очень интересно.
– Ковальский сделал небольшой глоток из бокала.
– Кстати, у меня для вас есть еще одно совпадение. Так сказать, довесок в вашу коллекцию.

– Любопытно. Оно тоже по этому вашему делу?

– По нашему делу!
– ехидно ввернул инспектор.
– Так вот: двое из погибших были левшами. А может, и третий тоже, но этого мы теперь не узнаем, ибо на крыше рядом с ним никого не было... А вы что же, не обратили на это внимание, доктор?

– Инспектор, у вас же есть медицинские карты всех троих, - ответил Нортон с едва заметным раздражением.
– Вы нашли там что-либо об их, извиняюсь за выражение, левосторонней ориентации?

– Нет, но...

– А раз нет, значит, либо вы ошибаетесь, либо я ничего об этом не знал.

"Врет, как дышит!
– с удовольствием резюмировал Ковальский про себя.
– Ни за что не поверю, чтобы личный психоаналитик пациента не знал о таких вещах!".

– Но, возможно, - продолжал Нортон, будто отвечая на мысленные претензии инспектора, - они просто не придавали этому большого значения, а потому и мне не сказали. И вообще, левшей в наше время развелось поразительно много.

– С чего бы это?

– Сами как думаете?

"Отвечает вопросом на вопрос! Кажется, у них это называется уклонением. Клиент дозревает!".

– Ну..., я не психолог, - вслух отвечал инспектор, - но, думаю, что это говорит об интеллектуальном росте населения. Ведь все левши, как я слышал, люди весьма одаренные.
– Ковальский с улыбкой посмотрел на Нортона.
– Вот и вы, доктор, я смотрю, тоже левша.
– И он кивнул на руку, в которой Нортон держал свой бокал.

– Я вообще-то разносторонний, - засмеялся тот, машинально забирая бокал другой рукой.

– И бутылочку в левой руке держите, когда наливаете виски!

– Хорошо. Допустим, я тоже левша. И что из этого следует?

– Ничего, кроме того, что все это дело - какая-то необыкновенная феерия совпадений! Я уже начал к этому привыкать. Вот и ваш рисунок, он тоже странным образом вплелся в это дело дважды.

– Что ж, это как раз таки можно легко объяснить. Эти люди ходили в мой дом довольно часто, картина висит у входа, поэтому рисунок мог просто врезаться им в память. Ну, а что побудило их воспроизвести его перед смертью... Человеческая психика, это паутина смыслов, сами понимаете.