Дело о сумочке авантюристки

— До этого вы были с ней знакомы?

— Нет. Я был знаком с адвокатом, которого наняла в то время Дженевив. Я — бизнесмен, мистер Мейсон. Консультант по бизнесу и инвестициям, если хотите. Вы так и не сказали мне о цели вашего визита.

— Прежде всего, я хотел бы узнать как можно больше о Харрингтоне Фолкнере.

— Я так и понял. Но мне не понятна причина вашего интереса. Несомненно, многим людям хотелось бы узнать как можно больше о делах мистера Фолкнера. Существует разница, мистер Мейсон, между простым любопытством и законным интересом.

— Смею вас уверить, мой интерес законен.

— Я просто хочу узнать, на чем он основан, мистер Мейсон.

— Вероятно, я буду представлять истца в дело о наследстве Фолкнера, — улыбнулся Мейсон.

— Вероятно? — переспросил Диксон.

— Я пока еще не дал окончательного согласия.

— Значит правомерность заинтересованности несколько… туманна?

— Я так не думаю.

— Конечно, я не собираюсь оспаривать правильность точки зрения с адвокатом, завоевавшим столь широкую популярность. Давайте поступим следующим образом: вы будете придерживаться собственной точки зрения, а я не буду относиться к вашим словам предвзято. Мне хочется, чтобы вы убедили меня в своей правоте.

— Я полагаю, что Фолкнер управлял корпорацией железной рукой, когда ему принадлежали две трети акций?

— Предположения не запрещены законом, мистер Мейсон. Иногда я сам прибегаю к их помощи, и нахожу это достаточно увлекательным занятием. Хотя никому бы не посоветовал принимать важное решение на основе простых догадок. Для подтверждения точки зрения всегда необходимы факты.

— Несомненно, — согласился Мейсон. — Поэтому люди и задают вопросы.

— И получают ответы, — вежливо продолжил Диксон.

— Но не всегда определенные.

— Вы правы, мистер Мейсон. Я сам неоднократно сталкивался с подобным явлением на деловых переговорах. Кстати, если помните, я спросил вас, чем вызван ваш интерес к безвременной кончине Харрингтона Фолкнера. Если мне не изменяет память, вы ответили, что собираетесь представлять интересы человека, намеревающегося представить иск на наследство. Могу я узнать у вас суть этого иска?

— Он основан на претензии, связанной с использованием препарата, созданного для лечения жаберной болезни золотых рыбок.

— А, препарата Тома Гридли! — воскликнул Диксон.

— Вы неплохо осведомлены, мистер Диксон.

— Мне, как человеку, представляющему интересы другого лица, владеющего долей в бизнесе, надлежит знать все детали этого бизнеса.

— Вернемся к теме нашего разговора, — прервал его Мейсон. — Фолкнер долгое время находился у руля компании, пока, как я предполагаю, совершенно неожиданно для него, Дженевив Фолкнер не подала на развод. Очевидно, у нее были достаточно веские причины?

— Вещественные доказательства по тому делу были представлены Суду и решение было принято уже давно, мистер Мейсон.

— Не сомневаюсь, сам Фолкнер воспринял такое решение с ненавистью. Из человека, контролировавшего деятельность компании, он превратился в обычного акционера.

— Позвольте напомнить вам, — несколько самодовольно заметил Диксон, — что по законам этого штата супруги считаются партнерами, и при расторжении брака должно быть достигнуто финансовое соглашение.

— Я полагаю, что постоянная угроза того, что вы можете повторно обратиться в Суд и открыть дело об уплате алиментов, если Фолкнер будет действовать наперекор вашим желаниям, не могла не вызвать враждебности с его стороны.

Брови Диксона вновь поползли вверх.

— Я просто слежу за соблюдением финансовых интересов Дженевив, и стараюсь делать это наилучшим образом.

— Вы часто беседовали с Фолкнером?

— О, да.

— Он посвящал вас в детали бизнеса?

— Естественно.

— Он добровольно рассказывал вам все, или его приходилось расспрашивать?

— Не думаете же вы, мистер Мейсон, что человек в положении мистера Фолкнера стал бы прибегать ко мне, чтобы рассказать о мельчайших деталях бизнеса.

— Но вы сами проявляли к ним интерес?

— Естественно.

— И расспрашивали его, насколько я понимаю?

— Только о том, что меня интересовало.

— А интересовало вас практически все?

— Не могу ответить точно, мистер Мейсон, потому что не знаю насколько многое я знаю. Я только знаю то, что знаю.

Диксон всем своим видом старался показать, что пытается из всех сил помочь Мейсону и представить всю известную ему информацию.

— Могу я спросить вас, когда состоялся ваш последний разговор?

Лицо Диксона превратилось в деревянную маску.

— Этот вопрос, рано или поздно, задаст вам полиция.

Диксон некоторое время внимательно изучал свои ногти.

— Насколько мне известно, — продолжал Мейсон, — вы разговаривали с ним вчера вечером.

Диксон оторвал взгляд от пальцев.

— На каком основании вы делаете такое предположение, мистер Мейсон?

— На основании того, что вы медлите с ответом.

— Я обдумывал ваш вопрос.

— Причина достаточно веская, — парировал Мейсон, — но медлительность остается медлительностью.

— Неплохо подмечено, мистер Мейсон, совсем неплохо. Должен признаться, я обдумывал ваш вопрос и потому медлил с ответом. Мне так и не удалось принять решение — стоит ли ответить на этот вопрос сейчас, или подождать, пока мне его задаст полиция.

— Существует ли особая причина, по которой вы не желаете отвечать?

— Себе я задал такой же вопрос.

— Вам есть что скрывать?

— Конечно, нет.

— Так в чем же причина?

— Вы не справедливы ко мне, мистер Мейсон. Мне нечего скрывать. На все ваши вопросы я отвечал подробно и честно.

— Когда состоялся ваш последний разговор с Фолкнером.

— Вашей проницательности можно позавидовать, мистер Мейсон. Он состоялся вчера.

— В какое время?

— Вас интересует время нашего разговора при личной встрече?

— Меня интересует время вашего разговора при личной встрече и время вашего разговора по телефону.

— Что заставило вас подумать, что был разговор по телефону?

— То, что вы установили различие между разговором при личной встрече и каким-то еще разговором.