Дело о золотой маске

Рожъэ выжил, хотя на подобное Итен не рассчитывал. Чувствовал он себя, правда, недостаточно хорошо, чтобы устраивать кулачные бои, а кроме того втемяшил себе в голову, что ото сна пробудил его именно Итен, а значит, несколько неверным было бы его бить. Так или иначе, а стена между ними образовалась и вероятно навсегда. Просьбу о переводе в Чардин Рожъэ озвучил Ирвине Блакарди сразу, как та переступила порог его палаты и, наверное, так было лучше для всех.

Эпилог

Итен не любил пышных церемоний, у него сводило зубы от пафосных речей. Он стоял и считал минуты до момента, когда уже можно будет уйти. Радовало, что не одному ему приходится паясничать. Дракаретт стоял рядом и имел вид несчастного, у которого одновременно заныли все имеющиеся у него зубы. Хорошо еще, им не пришлось ничего говорить.

Газетчики, которых нагнали на дворцовую площадь, внимательно слушали распинающегося во всю мощь луженой глотки императорского докладчика, Затем — министра, глав полиции и секретной службы, еще кого-то. Казалось, работники пера боялись упустить каждое слово или движение. Вот только не подлежало сомнению: переврут, понапишут отсебятины и с лихвой отсыплют надуманностей. Ведь газеты читают не для того, чтобы знать правду, а ради развлечения.

Когда с речами наконец-то было покончено, на балкон вышел император и ожидаемо сорвал овации. Тогда же на груди напротив сердец Итену и лорду навесили алмазные кругляши — высшие челийские награды. Магии в них не содержалось ни капли, но… в общем, наградой следовало гордиться. Та медалька, которой наградили Итена несколько лет назад, была пусть и существенной, но похлипше.

Наконец, газетчики начали медленно выходить восвояси.

— Думал, не дотерплю, — Дракаретт подошел к краю наспех возведенного возвышения, на котором они стояли два часа без перерыва, уселся и с наслаждением вытянул ноги.

— Пойдемте отсюда, Грейл?

Дракаретт отстегнул с пояса флягу, протянул. Итен стесняться не стал. Коньярри был хорош.

— И не дождемся более весомой награды, чем эти погремушки? — спросил лорд с усмешкой. — Ты такой бескорыстный или просто не в курсе?

— А нам полагается еще что-то? — заинтересовался Итен.

Дракаретт тяжело вздохнул.

— Ну… разумеется, инспектор. Таков придворный этикет, ему, знаешь ли, не первая сотня лет: вначале слава и наградки, затем, если герои никуда не уходят — нечто значительно более существенное.

«Так значит, и в тот раз я мог рассчитывать…» — Итен попробовал придумать на что именно, но не смог, глотнул из фляги и передал ее Дракаретту.

— Бред какой-то.

— Почему же? Бережет казну от разорения, нервы императора и прочее-прочее-прочее. Ведь неясно, чего способен запросить герой, а по традиции ведь просьбу удовлетворят в любом случае.

— Принцессу и полцарства в придачу?

Дракаретт рассмеялся.

— Врагу не пожелаю такой обузы. Да и прекрасной Валерии всего пять. Играть в куклы с собственной женой? Уволь! Я способен найти себе занятия поинтереснее.

— Да и взваливать на собственные плечи груз в половину Челии неохота, — в тон ему проговорил Итен.

— Вот-вот. Но могут ведь испросить и чего попроще: денег, должности, артефактов… вот этикет и не дремлет. Ушел герой после официальной части — бестолочь необученная… кхм, то есть, бескорыстный чистый человечек, которому славы с почестями достаточно для счастья, — Дракаретт отсалютовал ему флягой и отпил.

— Вот же… — Итен удержал сквернословия при себе.

— Высокая политика, друг мой, дело грязное, а на тех, кто ею марается, и вовсе давно клейм ставить негде. Уж я знаю, о чем говорю.

— Не сомневаюсь.

— Сейчас мы немного отдохнем, затем к нам подойдут и поведут во дворец, — принялся разъяснять Дракаретт. — Затем по одному пригласят на аудиенцию. Ничего не бойся и проси все, чего хочешь. Ясно?

Итен кивнул.

— Более во дворце мы не увидимся: каждый выйдет своим путем. Но… мой дом по-прежнему открыт для тебя, инспектор.

— Спасибо, что объяснили, Грейл.

— Пустое.

Итен некоторое время смотрел на протянутую руку, затем с удовольствием пожал.

Неприметный слуга возник будто из воздуха. Их пригласили в основное здание.

Вероятно, для большинства граждан Челийской империи проход по дворцу стал бы одним из самых значимых и ярких событий в жизни. Однако то ли Итен порядком устал к тому моменту, как переступил порог, то ли попросту не умел впечатляться чужой роскошью.

Здание было древним, монументальным, давящим высотой потолочных сводов и древностью на любого, в него входящего. При этом оно было красивым, воздушным, сказочным… Как одно сочеталось с другим, вероятно, было ясно лишь древнему архитектору. А еще оно было настолько напитано магией, что казалось живым существом.

Итен ожидал, что придется блуждать долго, а еще дольше ждать своей очереди, однако ошибся. В обязанности провожающего не входило устраивать экскурсии для посетителей. Он просто сопроводил их до широкой лестницы и дальше — на второй этаж, свернул в узкий неприметный коридор, полукругом огибающий внутренний сад.

Там — на скамейке у фонтана — слуга оставил его, а Дракаретту указал на неприметную дверь, больше подходящую для каморки садовника, чем кабинета для аудиенций. Лорд, не заставив себя жать, прошел внутрь. Однако не успел Итен как следует осмотреться, в ту же дверь позвали и его.

Дракаретта внутри уже не было. Сама комнатка оказалась небольшой, многоугольной, в каждой стене располагалось по двери, а то и двум. Справа от каждой прямо из потолка срывался водяной столб и падал в чашу, уходя в стену. В углах росли в кадках разнообразные растения с листьями не только зеленых, но и желтых, бардовых, оранжевых, даже фиолетовых оттенков.

По мнению Итена, здесь не хватало птиц или любой мелкой живности. Тогда защита выглядела бы идеальной. В двери, как он понимал, выходили посетители, и проследить их дальнейший путь не представлялось возможным. Вода идеально скрывала следы. Захоти же они вернуться обратно, у них не выйдет ничего, опять же из-за водяных столбов. Растения же, особенно необычной окраски листьев, впитывали любое проявление негативных эмоций, благоприятно влияя и на хозяина кабинета, и на гостей.

— И как?

Император вблизи и в почти неформальной обстановке, выглядел самым обыкновенным жителем Гранвиля. Таких Итен привык встречать на улицах. Император не стремился выглядеть импозантным или как-то подчеркивать свою инаковость. С одной стороны, ему и ни к чему: некому что-либо доказывать и пускать в глаза пыль, как и не перед кем красоваться. Этот человек выше всех в Челии, и ему было бы зазорно опускаться до уровня мерявшихся знатностью или богатством подданных. Но с другой стороны, Итен не мог отделаться от подозрения, что и подобный вид, и обращение, и вся эта комната придуманы специально для него — видимость не больше.