Дело трех императоров
Шрифт:
– Посмотрите, как он действовал, Руджери. Кровать поднята, книги раскрыты, рамы от картин разломаны… Что можно искать в таких местах, кроме листка бумаги?
– Засушенный цветок, - зевая, предположил Руджери.
– Отпечатки?
– На данный момент - никаких. Мы только начали. Возможно, этот тип надел перчатки, когда рылся здесь. Не стоит чересчур доверять описанию соседа: нет ничего проще, чем скрыть свой возраст. Если вдуматься, нельзя даже с уверенностью сказать, что это был мужчина. В общем, мы не знаем о нем ничего. По-вашему, этот человек и есть убийца?
– Вряд ли. Если
– Конечно, это вполне возможно. Мы все здесь тщательно проверим. У нас нет подтверждения, что незваный гость успел найти то, за чем пришел. Наверняка его спугнули шаги соседа, спускавшегося по лестнице. Если бы Мария захотела что-то спрятать, куда бы, по-вашему, она могла это положить?
Валанс в окно наблюдал за Тиберием. Все еще сидя на радиаторе машины, Тиберий внимательно разглядывал прохожих: он словно играл в какую-то игру. Издали казалось, что к этой игре имеют отношение ноги проходивших мимо женщин.
– Не знаю, Руджери, - ответил Валанс.
– Сейчас я спрошу об этом одного человека, который хорошо ее знает. А вы держите меня в курсе.
– На что ты смотрел, Тиберий?
– спросил Валанс.
– На щиколотки женщин, которые проходили мимо.
– Тебя это интересует?
– Очень.
– Иди за мной до отеля. По дороге я расскажу тебе, что происходит там, наверху.
Валанс всегда перемещал свое массивное тело без каких-либо лишних движений, Тиберий это уже понял. И эта мощная механика, вначале казавшаяся ему грозной и враждебной, теперь стала его завораживать. А значит, ему надо быть бдительнее прежнего.
XXVII
К тому времени, когда Тиберий вернулся домой, Клавдий и Нерон уже успели поужинать, хотя было только семь часов. В гостиной звучала музыка, и Нерон танцевал, медленно, с плавными, манерными жестами, описывая круги возле Клавдия, который пытался писать.
– Ты работаешь?
– спросил Тиберий.
– Создаю оперное либретто по заказу Нерона, который решил стать королем балерин.
– И когда это у него началось?
– Перед ужином. От своих танцев он проголодался.
– А какой сюжет у твоей оперы?
– поинтересовался Тиберий.
– Думаю, она тебе понравится, - сказал Нерон, томным движением останавливаясь возле него.
– Это история о том, как некий ленивый и недалекий уж влюбился в звезду и постепенно превратился в ужа-гомосексуалиста.
– Ну, если это устраивает вас обоих… - произнес Тиберий:
– Не то чтобы устраивает, - уточнил Нерон.
– Просто занимает. Ты исчез без всяких объяснений, библиотеку закрыли на весь день по случаю кончины Святой Совести С Перерезанной Глоткой. Что же остается делать, кроме как танцевать?
– И правда, - согласился Тиберий.
– От тебя сегодня была польза?
– спросил Клавдий.
– Я ни на минуту не отставал
от Ришара Валанса.– Как это гадко, - нараспев произнес Нерон.
– Валанс все еще подозревает Лауру, я знаю это, - сказал Тиберий.
– Думаю, он попытается навесить на нее еще и убийство Святой Совести. Но пока я рядом с ним, я заставляю его зря терять время, я морочу ему голову.
– Так только говорится, - сказал Нерон.
– На самом деле это лишь предлог, чтобы нежиться в голубом сиянии его глаз, ведь их искрящиеся бездны чаруют твою чувствительную душу.
– Нерон, не доставай меня. Теперь они говорят, - продолжал Тиберий, - что оба убийства могут быть связаны с рисунком Микеланджело. Но я уверен, что они ошибаются. Кража из архивов - это одно, а убийство двух человек - совсем другое. Это разные профессии, вам так не кажется?
– Не знаю, - отозвался Клавдий.
– Он в этом не знаток, - сказал Нерон.
– Император Клавдий самым жалким образом дал себя укокошить.
– Сейчас я опишу вам одного человека, а вы мне скажете, кого он вам напоминает, - сказал Тиберий.
– Это человек, который сегодня во второй половине дня проник в квартиру убиенной Святой Совести и что-то искал там. Описание сделано соседом, я привожу его со слов Ришара Валанса.
– Перестань крутиться, Нерон, - сказал Клавдий.
– Послушай Тиберия.
Тиберий постарался в точности повторить то, что Валанс рассказал ему о незнакомце в очках.
– И ты хочешь, чтобы это описание, которое и описанием-то не назовешь, кого-то нам напомнило?
– сказал Клавдий.
– Под него подходят тысячи людей.
– А это могла быть женщина?
– спросил Тиберий.
– Это мог быть кто угодно, какого угодно пола. Очки, старый костюм - разве это приметы?
Нерон растирал себе плечи каким-то неприятно пахнущим маслом.
– Нерон!
– позвал его Тиберий.
– Тебе нечего сказать?
– Это лежит на поверхности, - презрительно проворчал Нерон.
– Задачка для школьников. От ее решения даже не получаешь удовольствия. А где не получаешь удовольствия…
– Ты о ком-то подумал?
– спросил Клавдий.
– Клавдий, ты же прекрасно знаешь, что я вообще никогда не думаю, - ответил Нерон.
– Сколько раз тебе повторять? Думать - это вульгарно. Я не думаю, я вижу.
– Хорошо, так ты видишь кого-нибудь?
Нерон вздохнул, вылил себе на живот струйку масла и принялся меланхолично размазывать.
– Я вижу, что я сам, на мое несчастье, левша, - сказал он, - и тем не менее в знак приветствия подаю людям правую руку. Быть левшой не значит быть одноруким. Все левши, когда здороваются, подают правую руку. Это облегчает контакты с окружающими. Вот ты, когда куришь, держишь ведь сигарету в левой руке. Из сказанного выше следуют два очевидных вывода: во-первых, инспектор Руджери - кретин, это подтверждается тем, что он пытается думать, а во-вторых, твой незнакомец - правша, который просто не пожелал подать правую руку. Значит, что-то мешало ему действовать этой рукой. А поскольку злоумышленник хотел остаться неизвестным, возникает мысль, что правая рука могла каким-то образом его выдать. Об остальном и говорить не стоит. Это так просто, что даже противно.