Демон скучающий

– Член клуба педофилов и спонсор Абедалониума.

– Как прошла встреча?

– В начале Кукк был абсолютно спокоен, потом начал нервничать, потом сказал, что в следующий раз мы увидимся только в присутствии адвоката.

– То есть стандартно, – хмыкнул Васильев.

– Если Кукк – гомосексуалист, он мог испугаться возможной огласки, – заметил Голубев. – Я не знаком с его тестем, но по слухам, он человек старых правил и подобного не потерпит.

– Если Кукк так сильно боится тестя, вряд ли он тот, кого мы ищем, – протянул полковник.

Феликс внимательно посмотрел на Васильева, едва заметно кивнул, словно подтверждая, что услышал нечто интересное, и вернулся к разговору:

– Я вчера переговорил с Кляйном, помощником Барби, и узнал, что несколько месяцев назад Кукк избил Валентину Мульченко. Но потом щедро заплатил за… несдержанность.

– За что избил?

– Не получилось.

– Агрессия, – прищурился следователь. – Подходит.

– К сожалению, не подходит, – не согласился Вербин. – Мы ищем человека умного, хладнокровного и решительного. Даже если бы ему пришлось жениться ради карьеры, он бы использовал связь в своих интересах, а потом развёлся, не стал бы пресмыкаться перед тестем до конца жизни.

– Или он играет роль, – выдвинул свой аргумент Голубев. – Таким преступникам важно не оказаться под подозрением, а трудно придумать личину лучше, чем затюканный, полностью зависящий от тестя подкаблучник. Кто подумает, что в этой кучке дерьма бушуют такие страсти?

– Такие кучки дерьма мы обычно проверяем в первую очередь.

– Ты только что отказался от проверки, – напомнил следователь.

– Кукк избил Мульченко, – напомнил Феликс. – После такого она бы ни за что не села к нему в машину, что разрушает мою версию.

– Ей могло понравиться, – заметил Никита. – Или сам процесс, или то, сколько Кукк ей заплатил. Люди разные.

– Ну… – Вербин поморщился. – Я ничего не знаю о Мульченко, поэтому не стану спорить. Но замечание принимаю.

– Давайте подытожим, – произнёс Голубев. – Просто для того, чтобы понять, как далеко нас унесло от реальности. – И выдержал короткую паузу. – Итак, в настоящий момент мы предполагаем, что известный бизнесмен Урмас Маанович Кукк является спонсором Абедалониума. Так?

– Совершенно верно. – Вербин был автором альтернативной версии, и ему выпало отвечать.

– Какое отношение Кукк имеет к преступлениям?

– Связь с Ферапонтовым и Орликом подтверждена, но принимал ли Кукк участие в изнасиловании и убийстве Кости Кочергина и других мальчиков, мы не знаем, и с теми материалами, которые у нас есть, доказать это невозможно. С преступлением Иманова всё ещё сложнее, поскольку нет прямой связи. Предположительно, Кукк мог заинтересоваться причиной самоубийства Сары Имановой, взломать компьютер Ильяса – это сделал Клён, и найти обличающее видео. Аналогично с Барби: они общались, Кукк мог заподозрить Барби в убийствах и каким-то образом добраться до её «трофеев». А мог подставить Барби…

– Кто убил Мульченко? – резко спросил следователь.

– Это такой же интересный вопрос, как был ли Гойда Подлым Охотником? Все заметили, что моя версия становится всё более сомнительной?

– Разумеется.

Но несмотря на заданный вопрос, а главное, на полученный ответ, уверенности Феликс не потерял.

– Если исключить Иманова, которого, как я думаю, добавили в историю только для того, чтобы нас запутать, мы имеем дело с тремя абсолютно разными серийными убийствами: изнасилование и убийства мальчиков; истязания и убийства молодых женщин; хладнокровные убийства мужчин. И нам дают трёх разных преступников, что логично, потому что ни один психиатр не согласится с тем, что столь разные преступления совершил один человек. И я бы не согласился, но есть нюанс: мы не нашли преступников, нам их выдали. Мы получили улики и их мёртвые тела. И пока нет внятного объяснения, для чего всё это сделано, каков мотив Абедалониума, пожертвовавшего собой ради раскрытия четырёх преступлений, я не смогу отделаться от подозрения в том, что эти три преступления совершил один человек.

– Пойдёшь против науки?

– Улик нет, чтобы идти против науки, – признал Вербин. – Но от мысли я не избавлюсь.

– Не зря о твоём упрямстве легенды слагают, – проворчал следователь. Но проворчал очень тихо, и было непонятно, ругается он или говорит с уважением.

– Перед совещанием я получил ещё кое-какую информацию, – произнёс после короткой паузы Феликс. В действительности, раньше, но сообщить о ней решил сейчас. – В частном разговоре моя знакомая, весьма талантливый искусствовед, высказала предположение, что четыре полотна из частной коллекции написаны не Абедалониумом.

– Это как? – растерялся Голубев.

– Это может понять только человек, окончивший Академию художеств, – развёл руками Феликс. – Полина сказала, что работы практически неотличимы по стилю, но уверена, что эти четыре картины написал другой человек.

– Наконец-то ты начал правильно изъясняться, – машинально заметил Никита.

– Это ваш болотный воздух, – машинально ответил Вербин.

Начальство оставило художественную пикировку без внимания.

– Что за Полина?

– Искусствовед.

– А-а. – Следователь почесал кончик носа. – Кого она подозревает?

– Она никого не подозревает, она высказала предположение.

– А почему она его высказала?

– Потому что она, по моей просьбе, изучила работы Абедалониума.

– Ты полон сюрпризов.

– Не я, а она.

– Тогда уж он – Абедалониум.

– Это так. – Феликс помолчал. – Полина сказала, что, учитывая невероятное сходство работ, речь идёт или об учителе, или об ученике.

– То есть у нас два художника?

– Получается.

– И как это согласуется с твоей версией?

– Никак не согласовывалось до тех пор, пока не пришло ещё одно сообщение о Константине Зиновьеве: по неподтверждённым данным, в тысяча девятьсот девяностом году у него родился второй ребёнок. И теперь всё встало на свои места.

– Что «всё»?

– Зиновьева убили погромщики в Душанбе, но его дети выжили. Борис наверняка многое перенял у отца, а потом передал брату или сестре. Поэтому у нас два художника.

– То есть дети Зиновьева и есть Абедалониум? – уточнил Голубев.

– Да, – подтвердил Феликс. – А Чуваев – подставная фигура. Его убили, чтобы мы не искали Абедалониума, заявление которого мы скоро услышим.

Долго, почти минуту, следователь молчал, вычерчивая в блокноте абстрактное сплетение прямых линий, после чего подвёл итог:

– После выступления Абедалониума я заявлю, что нужно всё проверить. И у нас будут сутки для подтверждения твоей фантастической версии – дольше я тянуть не смогу. – Голубев не сказал, что принял версию, но сказал, что не против, чтобы оперативники ею занимались. – Успеешь – хорошо, не успеешь – мы все пойдём по той дороге, вдоль которой лежат железобетонные улики. Мы все, Вербин, включая тебя, потому что больше нам ничего не останется.