Демон скучающий

– Я понимаю.

– Мы договорились?

– Да. – Или он подтверждает свою версию в крайне сжатые сроки, или принимает версию Абедалониума. – Мы договорились.

Прокомментировать его слова следователь не успел: поднёс к уху подавший голос телефон, несколько мгновений слушал сообщение, потом ответил:

– Ясно. – Положил трубку и угрюмо сообщил: – Сегодня ночью в своей мастерской была убита Лидия Дабре.

* * *

– Почему тебя не вызвали?

Селиверстов отставил бокал с белым вином, который успел взять, и удивлённо посмотрел на Кукка.

– Ты серьёзно?

– Разумеется, – жёстко ответил Урмас. И тут же добавил: – Предупреждаю: я только на себя ничего брать не собираюсь. Если что-то случится…

– Что именно ты не собираешься брать? – перебил Кукка Фёдор. – Если я правильно понял, тебе ничего не предъявили.

– Но как они со мной говорили! Как смотрели!

– Они на всех так смотрят.

– Тебя там не было! Ты всегда остаёшься в стороне!

На этот раз они расположились за самым дальним столиком полупустого зала, и никто не обратил внимание на эмоциональное восклицание Урмаса. Впрочем, оно не получилось громким, поскольку Кукк, в целом, держал себя в руках.

– Не хочешь объясниться?

– Могу предположить, – размеренно произнёс Селиверстов, поднимая бокал.

– Ну?

– Я не был у Ферапонтова лет пять, если не больше, вот мой телефон и не засветился.

– Ты знал, что так будет?

Кукк не спрашивал, а Селиверстов не счёл нужным отвечать, поскольку не разглядел в глупой фразе ничего вопросительного.

– Ты знал, что так будет? – с нажимом повторил Урмас.

– Откуда?

– Я не знаю откуда, но ты… – Кукк коротко выругался. – Ты никогда не попадаешься.

– Не волнуйся, я уже понял, что в случае чего ты меня с удовольствием сдашь, – спокойно произнёс Селиверстов.

– Тебя это не беспокоит?

– Я по-прежнему уверен, что им нечего нам предъявить. И если ты…

– Я помню, – перебил Фёдора Урмас. – Нужно быть стойкими.

– Именно.

– Я буду.

– Спасибо.

Кукк нервным жестом разгладил на коленях салфетку и поинтересовался:

– Кстати, ты уже слышал, что случилось с Лидией Дабре?

– А что с ней случилось? – удивился Селиверстов.

* * *

Информация о смерти Лидии Дабре оказалась преувеличенной. Возможно, специально преувеличенной, ради пиара: у больницы собрались репортёры и полицейским пришлось проникать в здание через приёмный покой.

– Входная дверь в мастерскую осталась приоткрытой, и соседи это заметили, – на ходу пересказывал Никита пришедший отчёт. – Не сразу, конечно, но внимание обратили, заглянули, позвали Лидию, не услышав ответа, прошли внутрь и обнаружили её в спальне.

– В мастерской есть спальня? – удивился Феликс.

– Там несколько комнат, – ответил Никита. И продолжил: – Подойти к женщине соседи побоялись, а поскольку Лидия не шевелилась, решили, что она мертва. Но всё равно вызвали «Скорую»… и полицию, конечно, которые и обнаружили признаки жизни.

Какие именно «которые», Гордеев не уточнил, но это особого значения не имело.

– Судя по всему, нормальные признаки, раз Лидия готова принимать посетителей, – обронил Феликс.

– Ей досталось крепко, но не смертельно, – подал голос сопровождающий полицейских врач. – Сотрясение мозга, два сломанных ребра, а в остальном синяки и ссадины.

– Половой акт?

– Да. И, судя по повреждениям, это было изнасилование. Под ногтями обнаружены частички кожи и крови предполагаемого насильника, их уже исследуют. – Они остановились у двери в палату. – Прошу вас не затягивать встречу.

– Мы постараемся, – пообещал Гордеев.

Выглядела Лидия ужасно. То, что врач назвал «синяками и ссадинами», превратило лицо молодой женщины в страшную маску боли: припухлости, кровоподтёки, ужасный цвет кожи – узнать в несчастной жертве элегантную красавицу не было никакой возможности.

– Добрый день, Лидия Сергеевна.

– Полицейский Феликс, – прошептала девушка, попытавшись улыбнуться. Попытка не удалась.

– Как вы себя чувствуете?

– На болеутоляющих.

Об этом она могла не говорить.

– Кто на вас напал? – перешёл к делу Никита.

– Я не знаю.

– Почему вы открыли ему дверь?

– Он назвался курьером из «Манежа».

– Вы ждали курьера?

– Нет. Но он… Он был убедителен. – Судорожный вздох. Или всхлип. – И вежлив.

– Чего он хотел?

– Ничего.

– Ничего?

– После того как я открыла дверь, он больше ничего не говорил. Только бил меня и иногда ругался. И… затащил в спальню. Я к тому моменту почти… почти не сопротивлялась. Но чувствовала это унижение. – На этот раз отчётливо прозвучал всхлип. А пульс стал резко расти. – Этот кошмар.

– Похоже, нас сейчас выведут, – пробормотал Феликс.

Врач выразительным взглядом подтвердил, что Вербин не ошибся, но у Гордеева оставался ещё один вопрос:

– Лидия Сергеевна, посмотрите, пожалуйста, вы узнаёте кого-нибудь из этих людей?

Увидев третью фотографию, молодая женщина вновь судорожно выдохнула, а на её глазах выступили слёзы.

– Он?

– Да… – Она отвернулась и шёпотом повторила: – Да.

///

– Так просто? – Вербин покрутил головой. – Настолько просто?

Феликс никого не обвинял, понимал, что за пару дней невозможно было выяснить, что Арсен снимает соседнюю квартиру, балкон которой вплотную примыкал к балкону его жилища.

– Здесь главное высоты не бояться, – произнёс Гордеев, оценивая расстояние. – А перелезть – раз плюнуть. – Помолчал. – Ушёл поздно вечером, чтобы никто не видел. А тот балкон легко открывается снаружи.

Это уже проверили.

А во время проверки выяснили, что квартира находится в соседнем парадном, за которым, разумеется, не следили. А ещё в том парадном был чёрный ход, поэтому Арсену не пришлось проходить мимо полицейских. В десять вечера курьер доставил две пиццы, в начале двенадцатого Арсен напал на Лидию. Телефон остался в квартире, как и две пиццы… точнее, одна – вторую Клён съел.

– Вряд ли он вернётся.

– Это было бы весьма… опрометчиво с его стороны, – согласился Гордеев.