Демон скучающий
Шрифт:
– Бывают ночи, когда мне начинает сниться сон. Только это не сон. Мне начинает сниться то, что было. Было так давно, что прошла целая жизнь, но было на самом деле. И осталось со мной навсегда. Я стараюсь не вспоминать о том, что было, и у меня получается, но я не могу контролировать сны, и оно – то, что было – приходит в них. Когда я начинаю видеть сон, который не сон, у меня появляется непреодолимое желание, которому совершенно невозможно противиться. А когда я избавляюсь… от желания, возвращаются спокойные дни, недели, месяцы и даже годы. Я словно приношу жертву. Или прохожу курс терапии. Я нормально себя чувствую, живу полной жизнью, запрещая себе вспоминать о том, что было. И то, как я избавился от желания. Я словно машина, которой поменяли летнюю резину на зимнюю. Избавление от желания
– Тогда тебе хватило одного? – почему-то спросила она.
– В тот раз их было четверо. Одним и тем же обрезком трубы.
Она всхлипнула.
– Я никогда не знаю, сколько потребуется… раз. Это так же непредсказуемо, как время, через которое начинает приходить сон, а мною – овладевать скука. Однако сон не означает, что я должен сразу броситься… избавляться от желания. Вовсе нет. Сначала я должен понять, каким образом разогнать скуку. Не просто скуку, а именно эту, что овладела мною сейчас. Я обдумываю разные способы… избавления, разных… действующих лиц, до тех пор, пока не нахожу нужное, затем составляю план, начинаю претворять его в жизнь, шаг за шагом, раз за разом… И в какой-то момент понимаю, что удовлетворён, скука ушла и можно спокойно жить дальше. – Он помолчал. – И это… это никогда не связано с сексуальным желанием. Отнимая жизнь, я не кончаю. Не вдыхаю чужую силу. Я избавляюсь от чего-то внутри, от того, что постепенно нарастает, становится сильнее, начинает захватывать меня, а потом… разлетается вдребезги. До следующего раза.
– И тогда ты снова берёшься за нож?
– Нет.
– Нет?
– Я неспроста выбрал это слово – скука. – Он посмотрел на нож, который стал его спутником в этот раз. – Мне каждый раз приходится искать новое, и я никогда не возвращаюсь к тому, что уже было. Я не знаю, чего захочу в следующий раз.
– Но всегда смерть?
– Только смерть, – подтвердил он. – И я… – Он чуть ослабил объятия и посмотрел ей в глаза: – Давай ты всё-таки воспользуешься шансом?
– Ты боишься, что однажды скука потребует убить меня, – догадалась она.
Он промолчал.
Она погладила его по щеке, мягко, очень мягко, и тихо произнесла:
– Я хочу, чтобы ты мне всё рассказал. Ты – мне.
– Абсолютно всё? – прошептал он.
– Абсолютно всё, – уверенно ответила она. – И начни с того сна, который на самом деле не сон.
Он вздохнул, а затем очень-очень грустно спросил:
– Не боишься сойти с ума?
И услышал то, что могла сказать только она, только ему:
– С тобой я не боюсь ничего.
26 апреля, среда
Теперь
всё зависело от них и только от них. Город, да и вся страна, гудели. Заявление Абедалониума обсуждали все причастные к миру искусства люди, любители живописи и те, кто просто заинтересовался громким скандалом. От полиции и СК требовали немедленных ответов, СК и полиция их формулировали, пытаясь объяснить, что слова известного, но одновременно – абсолютно неизвестного художника не являются истиной в последней инстанции, нуждаются в проверке, а на проверку требуется время. Общество слушало СК и полицию, но окончательные ответы хотело получить прямо сейчас. А лучше – ещё вчера. В результате Голубева рвали на части: и начальство, и журналисты; Васильев сказал, что все вопросы к полиции возьмёт на себя, то есть будет отбиваться, а Вербин и Гордеев могут заниматься расследованием.«Но чтобы без результатов не возвращались!»
Пришлось пообещать не возвращаться.
Радовало во всей этой катавасии одно: расследование перешло из «важных» в разряд «озвереть, насколько важное!». Что ускоряло любые необходимые процедуры до световых скоростей: запросы из группы Гордеева отрабатывались в первую очередь, исследования проводились в первую очередь, а требования выполнялись молниеносно.
– Итак, если Полина не ошиблась, и художников действительно два, то это живущий под чужим именем Борис, сын Константина Зиновьева, и его… сестра? – Никита посмотрел на сидящего за рулём Вербина.
– Или брат, – невозмутимо ответил тот.
– В тысяча девятьсот девяностом Лидию Добродееву подкинули в детский дом, и очень быстро, чуть ли не через пару недель, удочерили. Клён, если верить документам, вырос в семье.
– Мы не успеем это проверить.
– Сам знаю.
– Арсен и Лидия были знакомы?
– Как думаешь, сколько в Новгороде дворов? – язвительно поинтересовался Никита. – Поверь, не так мало, как кажется из столицы.
– Тем не менее вопрос интересный, – протянул Феликс.
– Как и тот, почему Арсен избил Лидию?
– Это мы поймём, когда узнаем, кто из них приходится родственником Борису Зиновьеву.
– А Чуваев не может оказаться Борисом? – неожиданно спросил Гордеев. – Возраст подходящий, и с Арсеном он приятельствовал.
– Я думал об этом, но нет, – покачал головой Вербин. – Полагаю, Чуваев оказался в команде, потому что знает Бориса Зиновьева со времён Душанбе, и знает, что тот живёт под чужим именем. Борис взял его в дело и хорошо платил за службу, но постепенно Чуваев подсел на наркотики, стал слабым звеном, и от него избавились. К тому же смерть «Абедалониума» идеально вписывалась в план.
– Допустим. Но почему Арсен хотел убить Лидию? – спросил Никита. И сам себе ответил: – Если предположить, что Арсен – младший брат Бориса, то он, возможно, решил замести следы. В этом случае в живых остаются только Зиновьевы, которые друг друга не сдадут. – Гордеев просмотрел пришедшее сообщение. – Так, есть подтверждение, что Кукк бегло говорит по-эстонски и периодически там бывает. Ходили даже слухи, что он переводил деньги в фонд поддержки эстонских фашистов, но тестю удалось замять дело.
– То есть Кукк периодически появляется на родине?
– Да. И у него второе гражданство – эстонское.
Вербин остановил машину и улыбнулся:
– Значит, не он.
Закончив совещание с Васильевым и наметив план действий, Феликс и Никита вернулись в больницу. Журналисты разбрелись, у них появилась новая сенсация – заявление Абедалониума, и никто не помешал полицейским пройти через главный вход. А в главном холле их встретил адвокат Лидии – Григорий Леонидович Камин. Который взял с места в карьер:
– Вы разве не понимаете, что моя клиентка подверглась жестокому нападению и ей необходим отдых?
– Мы проконсультировались с врачами. – Никита тоже не стал тратить время на приветствие. – Они сказали, что ваша клиентка в состоянии ответить на несколько вопросов.
– Которые необходимо задать прямо сегодня?
– Завтра утром руководители ГУВД и СК будут комментировать известное вам расследование. К этому времени они должны обладать максимально полной информацией.
– Разве заявление Абедалониума не расставило все точки над «i»?